Почти правдивый рассказ из жизни военного училища в 90-х годах. Всякое совпадение с реальными лицами являются случайными.
Оглавление
Подполковник Кузин, несмотря на раннее время, прочно обосновался в канцелярии, куда моментально отправились дежурный по курсу Андрей Линев и поднятые с постели командиры Морозова. Старшина Володя Добров, заместитель командира взвода Денис Градов и командир отделения Виктор Почкин. Разбуженные, они еще ничего толком не соображали, мучительно пытаясь переварить сообщенную им при пробуждении новость. Они прошествовали в канцелярию и дверь за ними закрылась.
Вадим остался в одиночестве. Не было речи о том, чтобы посидеть. По уставу это не положено, а уж в такое время и подавно нельзя было подумать о чем-то таком. Вадим вышел на лестницу и прислушался. Вроде тихо. А, впрочем, глупо было бы ожидать, что сейчас сюда примчится все руководство училища. Нет. Расследование начнется завтра, Кузин для этого и пришел сюда ни свет ни заря, чтобы заранее, до вызова на ковер к начальнику факультета, а затем и к начальнику училища, разобраться в деталях происшествия.
Вадим попытался представить, о чем сейчас разговаривают в канцелярии. Понятное дело, что шила в мешке сейчас не утаишь. То, что самоволку Мороза прикрывали все, ясно и без объяснений. И все-таки объяснения надо было давать. Конечно, формально, по уставу, все люди, собранные в канцелярии, были виноваты в том, что курсант Морозов оказался в самоволке.
Но любой офицер, который хоть что-то понимал в жизни подразделений, прекрасно понимал, что фактически оказать влияние на человека, задумавшего уйти в самоволку, практически невозможно. И ладно, если человек этот из, так сказать, «законопослушных» курсантов, которые побаиваются неприятностей, а потому в самоволки и сами идти не горят желанием. Если только очень надо. Другое дело, такие как Мороз.
Мороз ходил в самоволки всегда и принципиально. Он словно хотел доказать всем, что он по-прежнему свободный человек, что он плевал на армию и командование и что он вообще сам себе хозяин. Он был лихой, грубоватый, любил поспорить и подраться. Одним словом, этакий рубаха – парень.
И что для него были слова замкомвзвода, когда этому замкомвзводу он однажды в кухонном наряде дал по морде за то, что тот пытался заставить его таскать бачки по скользкой лестнице, вместо того, чтобы позволить ему спокойно спать на этаже. Точно так же ничего не значили для него и слова командира отделения.
Старшину он уважал и выполнял его просьбы, но только потому, что Добров был изрядно старше его и учился в училище уже не в первый раз. Да и то было понятно, что уважение уважением, но даже Добров не сможет сделать так, чтобы Мороз вернулся из увольнения вовремя, если сам он желает обратного. О дежурном по курсу и говорить нечего, он вообще ничего не мог сделать, да он ничего не знал, потому что когда Мороз позвонил из города, Линев вообще ужинал, а значит в холле не присутствовал…
Вадим прислушался. Вроде бы шаги внизу…
Но тишина стала еще звонче. Только этажом ниже кто-то закашлял. Вадим вернулся к размышлениям.
Дураку понятно, что никто, кроме самого Мороза, в трагическом происшествии не виноват. Но даже дурак, знакомый, однако, с принципами военной службы, понимал, что начальство обязательно будет искать козлов отпущения, которые и ответят за плохое состояние воинской дисциплины на 43 курсе. А может быть, козлов отпущения назначать и не будут, но в том что весь курс будет подвергаться теперь бесконечным проверкам и смотрам сомнений не было. Ведь как в армии принято бороться с нарушениями воинской дисциплины?
Для начала, конечно, устроят крупный строевой смотр, на плацу, по полной программе. А это значит, что проводить его будут офицеры кафедры общевоинских дисциплин и будут они придираться к любой мелочи. Например, к неправильному расстоянию в размещение знаков на форме, а неправильным было расположение, отличающееся на миллиметр.
Замечания могли быть получены из-за неправильно пришитых пуговиц, бахромы на шинели, пятнышка на пряжке ремня и прочей несущественной, с точки зрения нормального человека, ерунды. Серьезный строевой смотр означал, что таких замечаний на весь курс должно быть не более семи. А значит почти сто сорок человек должны быть в идеальном порядке.
С первого раза это не удается никогда, 43 курс это уже знал по собственному печальному опыту. Обычно строевые смотры повторяются раз пять-шесть, с постоянным устранением недостатков. Но это крупные смотры. А еще будут подготовительные осмотры на курсе, осмотры взводов, отделений…
Будут долгие воспитательные беседы и, возможно, даже запрет увольнений. Хотя в общаге-то вряд ли, но вот в том, что рано не уйдешь, а поздно не придешь – это точно. Да и проверять теперь всех будут целый месяц, обяжут офицеров на вечерней поверке присутствовать. В общем, резюмировал Вадим, геморрой!
Ничего приятного в этом не было и лично для него. Увольнения теперь ограничат, в этом он не сомневался. А значит, встречаться с Ларисой станет сложнее и это не могло радовать Вадима. С Ларисой он встречался уже полгода и был по-настоящему влюблен в нее. Каждый вечер он с трудом дожидался увольнения, чтобы получить пропуск и выскочить за КПП. А там, проклиная неторопливо движущиеся автобусы, добирался до ее дома, где ждали его чудные мгновения встреч…
Теперь все будет значительно сложнее. Дело в том, что Вадим тоже был не без греха. В книге увольняемых он периодически отмечал стирающейся ручкой себе увольнение не до 22 часов, а до 23, исправляя цифру после прихода, специальным корректором. А это позволяло ему задерживаться у любимой на целый лишний час. Теперь же все эти ухищрения грозили серьезным залетом и лишением вообще всяких выходов в город.
Вадим тяжело вздохнул и прислушался. Пока тихо…
Здесь я выкладываю отрывки из моей повести "Несчастный случай". Опубликована на портале Литрес. Самиздат. https://www.litres.ru/sergey-urevich-prokudin/neschastnyy-sluchay/ Сергей Прокудин
Дочитавшим спасибо! Подписывайтесь на канал, комментируйте, выражайте свое мнение.