Однажды Илью за чем-то срочно вызвал капитан Орлов. Солдат направился в
комендатуру. Навстречу ему выбежал Макс. Чёрные глазёнки его сияли озорным блеском.
"Смотри, кто у меня есть", - восторженно выпалил он и протянул вперёд руку. В кулачке
мальчика был зажат совсем ещё небольшой белый голубок. Солдат бережно одним
пальцем погладил нежную головку птицы и почувствовал, как от страха сильно бьётся
голубиное сердечко. Юноше стало очень жаль птицу и он предложил: "Макс, давай его
отпустим на волю". "Нет, - недовольно протянул мальчик, - я буду его кормить, привяжу
за лапку, и он будет жить у меня в доме". В глазах мальчонки появилась, прямо-таки,
степное упрямство и твёрдость. Необычное сочетание безукоризненного немецкого языка
и восточного обличия ребёнка всегда казались Илье милыми и очень забавными. Солдат
привлёк к себе Макса и зашептал ему на ухо: "Скажи честно, тебе хорошо было жить, не
выходя на улицу, когда была война?" "Плохо", - твёрдо и искренне произнёс мальчик. "А
кто не давал выходить на улицу, знаешь?" "Знаю, гестапо не давало". Зная натуру
мальчика, Илья продолжил: "Так, если ты не даёшь птице летать свободно, выходит, что и
ты - гестапо?" Обескураженный таким поворотом дела, мальчишка даже сделал шаг назад
и с возмущением крикнул: "Нет, я не фашист, я выпущу его", - и расжал ладошку. Голубь,
не веря своему счастью, ещё секунду посидел, а потом, взмахнув крыльями, легко и
свободно полетел ввысь. Юноша ласково потрепал мальчика за плечо и одобрительно
сказал: "Молодец, Макс, ты настоящий мужчина. Ну а я пошёл, мне пора". Комендатура
была совсем рядом. Наш герой радостно удивился, увидев, что на её крыше, прямо над
крыльцом сидит тот самый белый голубок. Птица озабоченно чистила пёрышки и умными
глазками-бусинками весело поглядывала на Илью.
Солдат зашёл в кабинет начальника. Капитан Орлов, всегда сдержанный и
спокойный, резко встал из-за стола и громко рявкнул: "Рядовой Ампилов, смирно". Илья
даже пошатнулся от неожиданности, и руки сами собой вытянулись по швам. Орлов
торжественно зачитал приказ о демобилизации рядового Ильи Ампилова. Не запрыгал и
даже не заплакал, услышав страстно желаемое известие. Просто стены кабинета,
зашторенные окна, портрет товарища Сталина да и сам капитан Орлов медленно, словно
на волшебной карусели, поплыли вокруг него, а в голове стучала одна- единственная
мысль: "Господи, неужели я скоро буду дома?" Орлов распорядился выдать Илье два
усиленных пайка, один солдат отнёс Максу, а другой сложил в вещмешок. Наш герой уже
знал, где живёт его семья. Сразу же после победы он отправил письмо в Горловку,
надеясь, что родители уже вернулись туда после эвакуации. Через два месяца получил
конверт, подписанный своим же почерком. На конверте стоял казённый штемпель
"Адресат выбыл". Очень расстроившись, паренёк стал размышлять о том, где они могут
находиться сейчас. Решил написать письмо на Кубань, в станицу, в которой вся семья
жила задолго до войны. Добросовестный начальник почты сообщил, что семьи
Ампиловых в данном населённом пункте нет, а проживает она в соседней станице
Дмитриевской. Через три дня наш Илья уже ехал в пассажирском поезде Берлин - Киев.
Вот и всё, прощай Германия. Страшный и очень трудный отрезок жизни паренька остался
позади, но странное дело, сердце при этом почему-то тихонечко ныло. Несмотря на все
испытания, эта страна не стала для Ильи ненавистным врагом, хотя и другом не стала. Она
просто превратилась в старую знакомую, воспоминания о которой будут тревожить и
будоражить его душу всю оставшуюся жизнь, а колёса поезда монотонно и сладко
стучали: "домой, домой, домой".
До Краснодара солдат добрался довольно легко, а вот до Дмитриевской пришлось
шагать пешком километров 20, да разве это расстояние теперь. Шёл Илья по пыльному
просёлку, а вокруг простирались великолепные кубанские степи. Июльский ветер гонял
колючие шары "перекати-поля", нежный серебристый ковыль ласково щекотал руки
паренька. Вспомнилась вдруг нашему герою та мерзкая ворона, пригрезившаяся ему в
начале войны. Илья даже рассердился: "Тьфу ты, и придёт же на память всякая гадость
посреди такой благодати". Неожиданно прямо из под ног парня вылетел молоденький
фазан. Перья его были настолько яркими и красивыми, что на фоне солнца он казался
настоящей "жар-птицей". Петушок опустился в траву, нежным кукареканьем стал звать
свою любезную курочку. Илья бодро шагал и, вдыхая родной воздух полной грудью,
улыбался; может это кому- нибудь и покажется смешным, но ему, исстрадавшемуся по
всему близкому, хотелось целовать и фазана, и листья подорожника, распластавшиеся у
просёлка, и даже колючки репяха, которые он так не любил, если они цеплялись за штаны,
или ещё за волосы. Наверное, чтобы по-настоящему оценить великую благодать всего
этого, нужно сначала потерять её, а потом снова найти.
Вот и она, милая сердцу, Дмитриевская. У древнего старика, сидевшего у крайней
хаты, Илья спросил: "Дедушка, а где Ампиловы здесь живут?" "А вот, по правую сторону
улицы восьмая хата будет, прямо у ихней калитки ива плакучая растёт". Ноги солдата, не
зная усталости, всю дорогу несшие его легко и быстро, сейчас вдруг стали какими-то
деревянными и непослушными. Юноша медленно дошёл до восьмого дома. У тына,
действительно, росла высокая верба, её длинные ветви низко опустились до самой земли.
Илья тихо открыл калитку и остановился, дыхание его замерло. Во дворе - никого.
Пареньку вдруг стало страшно от ледяной мысли: "А если и сейчас дом окажется пустым,
как тогда в Горловке в сорок первом?" Нет, дорогой герой, сейчас всё было по-другому.
Из-за сарая вышла мать, она ступала тяжело, неся в руке полный подойник молока.
Увидев у забора юношу, Матрёна Петровна остановилась, разглядывая его. Широко
раскрытыми глазами Илья смотрел на маму. Боже, как же она постарела и осунулась,
словно прошло не шесть, а целых шестнадцать лет. Матрёна Петровна вдруг вскрикнула
так громко, что её, наверное, услышала вся станица и, выронив подойник, помчалась к
сыну: "Илюшенька мой, живой!" Она уткнулась лицом в грудь сына и задрожала от
рыданий. Илья крепко обнял её худенькие плечи и, спрятав лицо в седеющие, пахнущие
солнцем, волосы матери, тоже облегчённо заплакал. Так они простояли долго, не в силах
выпустить друг друга. Затем мама, вытирая обезумевшие от счастья глаза, сказала: "Ну,
пойдём же в дом, сынок". Они зашли в хату, а обрадованная несказанной удаче кошка,
привела своих хорошеньких полосатых котят и они с удовольствием стали лакать
молочную речку, вытекающую из перевёрнутого подойника.
Галина Пономарева.
Продолжение следует.