Шестнадцатого апреля началось всеобщее полномасштабное наступление на Берлин. 1 Белорусский фронт должен был атаковать столицу фашистской Германии с северо-запада. Начались ожесточенные уличные бои. Ожесточенные, это, наверное, не совсем точное слово - обе стороны, как говорим мы, русские, дрались "не на живот, а на смерть".
Обречённые гитлеровцы ни за что не сдавались, а нашим солдатам любой ценой нужно было сломать их сопротивление. Илья участвовал уже не в одном бою, и судьба пока хранила его. Отдельный 212 стрелковый полк снова поднят в очередную атаку. Фашисты открыли по наступающим шквальный миномётный огонь. Полк вынужден был залечь, но прозвучал приказ командира: "Вперёд!" и солдаты поднялись в атаку. Наш герой бежал впереди и, как все, закричал: "За Родину, за Сталина!", только вот "за Родину" он успел ещё выкрикнуть, а вот слова "за Сталина" захлебнулись у него в горле. Прямо перед Ильей разорвалась мина. Взрывная волна подняла паренька и со всей силы шлёпнула его головой о бордюр тротуара. Тут к нему подскочил Рубин и прохрипел: "Земляк, неужели убили?" и, перевернув окровавленное тело, сунул руку под гимнастёрку Ильи. Там, под сложенным в несколько раз платком матери, ладонь его ощутила слабое биение сердца солдата. "Жив", - с облегчением выдохнул Пётр. Подоспели санитары, погрузили раненого на носилки и отправили в санбат. Здесь поставили диагноз: осколочное ранение в грудь и тяжёлая контузия. Видавший виды хирург осмотрел Илью и страшно изумился, осколок мины прошёл рядом с сердцем, но нисколько не задел его, неужели этому помешала странная голубая материя, лежавшая на груди раненого? Короткая бахрома кашемирового платка даже слегка обгорела от раскалён-ного металла, а вот сердце юноши осталось невредимым.
Случилось это двадцать третьего апреля. Раненый очнулся лишь через несколько дней. Доктор, который всю войну прослужил на фронте, тихо сказал ему: "Молодой человек, произошло какое-то чудо. Вышло так, что мягкая нежная ткань, находящаяся у вас на груди, оказалась крепче брони, и я считаю, что именно благодаря ей вы остались живы". Военврач с мягкой улыбкой спросил: "Позвольте поинтересоваться, что это за вещь у вас?" Илья ещё в полузабытьи, прикрыв глаза, с трогательной улыбкой прошептал: "Это платок мамы моей". "Тогда вопросов нет, - произнёс хирург и задумчиво добавил, -хотя есть, но на них никто не сможет ответить".
Наш Илья поправлялся медленно, последствия контузии и ранения очень неохотно покидали его ослабевшее тело. У паренька кружилась голова, звенело в ушах, и он много спал. А в весеннем воздухе уже витало желанное, выстраданное нечеловеческими муками, великое слово "победа". Интересно, что это дорогое слово было у всех на устах, но вслух его никто не произносил. Ни солдаты, ни офицеры, ни даже генералы. Все словно опасались: вот скажешь "Победа", а она вдруг возьмёт и улетит куда-то и никогда больше не вернётся. По всеобщему единому правилу, которое никто не устанавливал, фронтовики только говорили: "Вот, когда кончится война" и замолкали, каждый думая о своём сокровенном. Своё личное было всё равно единым: все жаждали вернуться домой и встретиться со своими семьями. Наш герой крепко спал и ему снился диковинный сон. Он бредёт по заснеженной степи, а навстречу ему идёт мама Матрёна Петровна, на голове у неё платок, лежащий сейчас у него под рубашкой. В руках она держит большой букет ярко-синих цветов, научного названия их Илья не знал, но в детстве все их называли "сокирками". Нежные соцветия, действительно походили на крошечные топорики и расцветали они в июле в самую жару, когда вся трава уже выгорела. "Мама, где ты взяла эти цветы зимой?" "А под снегом сохранились, - улыбнулась Матрёна Петровна, -выдержали лютые морозы и распустились". "Но ведь это не подснежники, а "сокирки" и расцветают они только летом". Мама загадочно ответила: "В том-то и чудо, что распустились они именно сейчас, пора, наверное, такая настала, и я несу их тебе, сынок". Илья почувствовал, что кто-то стал сильно трясти его за плечо. Паренёк открыл ошалелые глаза и увидел, что рядом с койкой стоит его сосед по палате сибиряк Вася Сомкин.
Глазища сибиряка широко растопырены от восторга, по заросшим щекам текут слёзы, толстые губы расплылись в невероятно счастливой улыбке. Васёк безо всякой уже боязни имело и прямо заорал неистово: "Победа, Илюха, ты слышишь, победа!" Паренёк слетел с койки, они с Сомкиным обнялись и, как сумасшедшие, стали трясти друг друга и хохотать, затем выбежали на улицу. Здесь была настоящая канонада, палили вверх из всего, что могло стрелять. Ночное берлинское небо горело от световых ракет, а фронтовики до хрипоты, до самозабвения орали: "Ура, победа!" Акт "О капитуляции фашистской Германии" был подписан в ночь с 8 на 9 мая. В Союзе об этом великом известии узнали лишь 9 мая, а в Германии советские войска знали и ликовали уже 8 мая. Неужели скоро домой!
Здоровье нашего героя становилось всё лучше. Он окреп и даже немного поправился. Всем выздоравливающим поручали различного вида работы. Илье досталась не совсем приятное и, откровенно скажем, зловонное задание: ему необходимо было прибирать в госпитальном туалете. Однажды, когда паренёк, помывшись, пришёл в палату в ожидании обеда, по радио прозвучало обращение начальника госпиталя.
Главврач просил всех, кто владеет немецким языком, срочно зайти к нему в кабинет. О том, что он говорит по-немецки, Илья никому не признавался, но сейчас решил, что чем чистить нужник, лучше всё-таки открыть свои знания, а может они кому-нибудь и пригодятся. В кабинете главврача сидел незнакомый военный в полковничьих погонах.
После короткой беседы на русском, полковник стал задавать вопросы на немецком языке, паренёк без всякого труда отвечал ему тоже по-немецки. Приезжий был видимо очень доволен и, улыбаясь, объявил, что забирает паренька с собой для дальнейшего прохождения службы при ставке советского командования в Берлине. 16 июня 1945 года И. Ампилов был выписан из госпиталя. Неугомонная судьба сделала неожиданный головокружительный виток, подняв на большую для рядового солдата, высоту. После короткой дополнительной подготовки Илья стал переводчиком при высшей советской ставке в Германии. Он принимал участие в переговорах советского и англо-американского командования с делегациями немецких городов. В перерывах между такими встречами служил при комендатурах берлинских пригородов Белцига и Троинбрицена, тоже переводчиком. Илью часто вызывали в Берлин для приёма очередных делегаций. Такие приёмы всегда заканчивались пышными банкетами, на которых наш герой также обязан быть. Столы ломились от изысканных блюд, здесь были такие заморские яства, о каких Илья даже никогда даже не слышал. Казалось бы, живи да радуйся, где ещё увидишь такое, но любое экзотическое кушание из каких-нибудь мидий паренёк с превеликой радостью променял бы на тёплый ломоть душистого маминого хлеба. Нашему солдату невыносимо хотелось домой. Любимая родина манила Илью каждую ночь, лишь только он смыкал веки. Снились и бескрайние поля золотистого подсолнечника, и улыбка милой мамы, учителя немецкого языка и даже собака Кнопка снилась вместе со своими пушистыми щенками, которая жила когда-то у них во дворе. В Союз, на родину отправлялись очередные группы фронтовиков, но в их списках имя рядового Ампилова пока не значилось.
Была у нашего героя и так называемая "простая" работа. Ему периодически приходилось дежурить на посту у дороги, пересекающей демаркационную линию, которая по договору между союзниками разделяла Берлин на западную и восточную часть. В обязанность часового входило: проверять все машины, въезжающие в восточную часть города и выезжающие из неё. Как-то Илья стоял на посту, работы хватало, машины почти непрерывно сновали в одну и другую стороны. Вот по дороге из восточного Берлина тарахтит небольшой двухтонный грузовик. Часовой опускает шлагбаум и начинает обычный осмотр машины. Из кабины выскакивает водитель и с подобострастной улыбкой объясняет, что грузовик его вёз гуманитарный груз на восток, и теперь возвращается назад порожняком. Часовой легонько постукивает пальцем по кузову и, вместо характерного для пустой машины звонкого звука послышался глухой. Дежурный попросил открыть кузов. И вправду, пусто, чисто, даже вымыто, ну порядок не удивителен для аккуратных немцев. Илья обошёл машину вокруг и заметил, что она слегка просела на рессорах, чего опять-таки не должно быть у пустого грузовика. Водитель перехватил взгляд часового и затараторил, что резина на шинах старая и мягкая, поэтому даже лёгкий автомобиль проседает на них. В глазах его появилось явное беспокойство и страх. Дежурный почувствовал, что здесь что-то не так. Работа в анти-фашистском подполье не прошла для нашего героя даром; несмотря на молодость, он прекрасно научился разбираться в людях и сейчас видел, что шофёр явно лжёт и боится чего-то. Часовой велел отогнать машину в сторону и вызвал дополнительный наряд.
Галина Пономарева.
Продолжение следует.