Я хотела поскорее увидеть эту злосчастную куклу, и я её увидела. Она лежала у камина в доме на первом этаже. Но иглы из неё странным образом валялись рядом слева, а справа лежал уже окоченевший кот Олега, редкой красоты и редкой породы по тем временам. Он, вероятно, нашёл куклу, оставшись дома один, и решил, что это его очередная игрушка. Но нечисть не играет ни с людьми, ни с животными – у неё иная цель. Мы обратили внимание, что подушечки лап у бедолаги были обожжены, будто он долго ходил по раскалённой крыше. И это обстоятельство мы долго не могли объяснить, так как сама кукла была цела и невредима, кроме выпавших из неё иголок. Но вскоре мы могли с точностью представить себе, что произошло в доме Олега, пока он ездил к ведуну.
Николай Петрович, словно вселившийся в меня, руководил моими действиями, и Олегу оставалось только удивляться тому, что я делаю и каким голосом говорю. Я говорила голосом ведуна, старческим, скрипучим и вкрадчиво-таинственным, и передвигалась по дому, ссутулившись, с трудом переставляя ноги, словно по тонкому льду, боясь провалиться.
Я потянулась рукой к кукле, и Олег интуитивно вскрикнул:
- Не тронь!
Я от неожиданности отдёрнула руку, но быстро сообразив, что должна слушаться Николая Петровича, а не Олега, схватилась за куклу.
Тут произошло то, чего никто из нас не ожидал – она запылала в моих руках ярким огнём, обожгла мне ладони. И я машинально выпустила её из обгоревших рук.
Кукла упала на пол и, к нашему удивлению, продолжала на нём лежать в своём, так сказать, первозданном виде: она не выглядела обгоревшей. Кроме того сразу же исчез тот дым от огня и запах гари. Единственное, что напоминало об этом неожиданном пламени, были мои обожжённые ладони.
Я снова услышала голос ведуна в моей голове: «Найди в своей сумке холщовый мешочек, я положил тебе его перед дорогой. Достань там четыре красные свечи, поставь их крестом вокруг куклы и зажги. Но сначала подожги кусочек ладана, он там в жестяной баночке лежит. Теперь твори молитву, которую вчера учила. Помнишь? Ну, вот эту».
В моей голове зазвучала вчерашняя молитва. Потом я стала громко произносить её вслух. Свечи трещали, как сумасшедшие. Воск, расплавляясь и стекая с макушки свечи, грязными хлопьями прилипал к её основанию, образуя какой-то неприятный нарост, словно застарелая мозоль. Свеча из красной постепенно превратилась в чёрную. В воздухе чувствовался смрад и зловоние, исходившее от куклы. И только запах ладана словно спасал нас от этой зловещей черноты.
Голос ведуна продолжал мной руководить: «Теперь найди в мешочке ножичек и воткни его кукле туда, где у человека сердце. А потом гляди, что будет. Только смотри, не зевай – нападки колдуна отражай».
Я послушно выполнила указание знахаря.
Нож был настолько острым, что как в масло вошёл в тряпичную куклу. Я ударила её прямо в сердце с таким остервенением, что остриё ножа прочно вошло в паркетный пол. Нож остался торчать из куклы, накрепко засев в дорогостоящем полу. Я, вспомнив слова Николая Петровича про нападки колдуна, не могла сообразить, откуда мне их ждать?
И тут я поняла, о чём предупреждал меня старый знахарь. Олег до этого момента, напуганный и растерянный всем увиденным, тихо сидел в углу комнаты, боясь даже смотреть на мои колдовские обряды. А тут вдруг встал с места и стал «расти», реально, как шар, как снежный ком, как джин из бутылки, поднимаясь надо мной выше и выше. Зрачки его были абсолютно белыми, словно он закатил глаза, да так и остался сверкать глазными яблоками с заведёнными под веки зрачками. Я поняла, что колдун, который навёл порчу на Олега, по иронии судьбы вселился сейчас в него. И вот ведь парадокс: нам с Николаем Петровичем предстояло биться за Олега с ним же самим.
«Круг! Свят-круг вокруг себя! Быстрее!»- слышала я в голове взволнованный голос Николая Петровича.
Я знала, что делать – этому знахарь научил меня первым делом: защищаться от черноты, рисуя вокруг себя ограничительный круг, где нечисть тебя не достанет. И это не всегда может быть реально нарисованный мелом или ещё чем свят-круг, какой чертил Хома Брут в Гоголевском «Вие».
Сильной молитвы, которой научил меня старый знахарь, было достаточно. Читая эту молитву и призывая на помощь «небесных воинов», надо было три раза повернуться вокруг своей оси по часовой стрелке. Таким образом, я возвела вокруг себя «стену», через которую нечистый супостат не пройдёт.
Я была уверена в силе и нерушимости этой «стены», но что делать дальше не знала.
Я словно окаменела, когда колдун в теле Олега начал приближаться к моей «стене». Но он не стал в неё долбиться, чего я очень опасалась, а подойдя к ней вплотную, сел на пол, поджал ноги и начал что-то шептать. Потом замолчал, опустил голову и словно заснул. Он сидел так минут пять, хотя мне это время показалось вечностью. Когда он поднял на меня глаза, я уже не видела тех страшных белёсых глаз. Он медленно, вяло поднялся с пола и побрел в свой угол, словно пытаясь спрятаться в привычном месте от всего происходящего. И тут я поняла, что это уже не колдун, это наш Олег - колдун вышел из его тела. Но в чём подвох, я тогда не додумалась.
Я совершила неосторожность - выскочила из своего «святого убежища» и бросилась к Олегу. Мне казалось, без моей помощи ему будет трудно оправиться от происходящего.
Раздался удар грома, оглушительный раскатистый, от которого и я, и Олег машинально присели, схватившись за голову.
А дальше, насколько я могла понять, случилось следующее: колдун вселился в меня. Моя воля и моё тело были полностью парализованы.
Зато я теперь точно знала, что битва светлых сил с тёмными происходила тогда в моей голове, в моих мозгах. Я только потом поняла, что добру и злу для сражения не нужно реальное оружие: дубинки, топоры, пистолеты. Они дерутся между собой на каком-то особом, ментальном уровне.
Я не могу вспомнить всего и воспроизвести дословно то, что происходило в моей голове. Я себя не осознавала тогда и не отождествляла с собой. Но вот последние минуту своего «транса» я помню, хоть и смутно.
Это был суд. Я не видела, кто был в роли судьи. Когда я поднимала не него глаза, мне приходилось прикрывать их ладонью: такой яркий свет шёл от него.
Я только слышала обвинения, сыпавшиеся в мой адрес, то есть в адрес того, кто проник в моё тело. Я сидела на скамье подсудимых, то есть он – колдун. Его обвинял Николай Петрович. Я ясно видела своего учителя, слышала его голос. Только это был не старый сутуловатый седой человек, а гордый, смелый, мощный воин светлых сил. Да и одет он был, как рыцарь: в доспехах и латах. Он обвинял колдуна в чём-то, я точно не поняла, говорил о каком-то паритете тёмных и светлых, о нарушении какой-то там их колдовской конвенции. А колдун не сдавался: он и свидетеля представил. Я только потом поняла, что это тот самый повешенный, пьяница, ну, головастый компаньон Олега, который все схемы придумал и бизнес их раскрутил.
В голове гудело так, будто в ней играл в трубы и барабаны сводный оркестр. Дышать становилось всё труднее и труднее, я хватала ртом воздух, задыхаясь от ладана.
Всю картину довершил удар судьи его молоточком по столу.
От этого звука я очнулась. Я лежала на полу, рядом с коробочкой с ладаном, который продолжал источать приятный аромат.
Я встала и увидела седого Олега. Он глядел на меня безумным взглядом и показывал пальцем на зеркало позади меня. Я обернулась. В зеркале отразился тот несчастный – свидетель, Олегов компаньон. Он стоял молча, улыбаясь блаженной улыбкой, и был немым укором своему бывшему другу. Олег не мог на него смотреть: стыд съедал его, это было видно. Но вдруг схватил со стола графин и, размахнувшись, хотел запустить им в зеркало в надежде поставить точку во всей этой истории.
- Не надо, - успела остановить его я. – Пусть идёт!
После моих слов Олег опустил поднятую руку, а повешенный повернулся к нам спиной и стал медленно удаляться.
***
Когда я вернулась в Хрулёво (а возвращалась я туда победительницей – Олег вернул меня ведуну со всеми почестями), Николай Петрович посалил меня на «мой» диван, сам сел на свой мягкий стул напротив и начал «разбор полётов», как учитель с учеником. Он объяснял мне каждое моё действие, вернее своё, ведь именно его слова, мысли и деяния говорили и творились через меня. Я поняла, почему надо было, чтоб колдун вселялся в моё тело – именно через меня Николай Петрович мог прочитать его замыслы и понять силу противника.
- Ты уж прости, девонька, что напугал тебя, нельзя было по-другому. Если бы я мог, то сам бы туда поехал.
- Николай Петрович, а что это был за суд?
- А ты и это помнишь? - с лукавой улыбкой произнёс он.
- Помню, - уверенно отвечала я.
- А не надо бы тебе это помнить! Да и рано тебе ещё на тот суд-то! – загадочно сказал он, подливая мне в кружку ароматный чай из разнотравья…