Продолжу свой рассказ об истории психиатрии. Примечательно, что дети медиков довольно часто идут по стопам родителей. Наверное, это вполне закономерно, поскольку медицина — это особый мир, местами похожий на сказку — пускай порою и страшненькую. Вот и Карл Оттович, родившись в Берлине 23 марта 1833 года, с самого рождения оказался причастным к этому особому миру и медицинскому кругу общения родителей: отец врач, дядя — вообще психиатр в берлинской Шарите, в гости приходят такие же бородатые мужчины, все в очочках на цепочках, по-народному — в пенсне ©, и разговоры ведут, щедро пересыпая речь латынью.
Ничего удивительного, что в 1851 году юный Карл поступил в Берлинский университет на медицинский факультет. Правда, в Берлине он учится всего один семестр, после чего продолжает учёбу в Гейдельбергском университете — тоже чуть более семестра — а затем едет в университет Цюриха, где его берёт под своё крыло знаменитый и опытнейший по тем временам физиолог Карл Людвиг. Увидев в юноше неслабый потенциал учёного, тёзка начинает учить его медицине настоящим образом: лекции, опыты и эксперименты — причём главным образом опыты и эксперименты. Ибо, как писал великий Гёте — суха теория, мой друг, а древо жизни пышно зеленеет! Под его руководством Вестфаль пишет работу «О выделении воды почками» - естественно, основанную на экспериментальных данных. А закончив учёбу в Цюрихе, Карл отправляется сначала в Париж, а потом в Вену, где оттачивает навыки физиолога и патологоанатома.
Получив в итоге докторскую степень, в 1857 году Вестфаль возвращается в Берлин, на родину... и попадает в Шаритэ. Нет, не пациентом — доктором. В оспенное отделение сумасшедшего дома. А через год, после того, как от Иделера ушёл Людвиг Мейер — ассистентом герра Иделера. Поскольку родина сказала — надо, Карл!
Вы помните впечатления Людвига Мейера о манере директора клиники, Иделера, вести душеспасительные занятия с душевнобольным контингентом Шаритэ? Ну так будьте уверены — у Вестфаля они оказались... столь же яркими. К тому же Иделер, счастливо увернувшись от попыток оппонентов на этих проповедях доказать ему его неправоту путём набития лица, усовершенствовал подход: теперь пациенты дожидались его в зале, будучи привязанными ремнями к столбам. Что давало Иделеру, в отличие от оппонентов, свободу не только слова, но и перемещений по залу. Ага, этаким напыщенным индюком, который читает мораль неразумным сим.
Вестфаль уже собрался увольняться куда подальше, но друзья сумели уговорить его остаться: мол, скоро грядут перемены — вон и Гризингера мы почти уговорили тут поработать и на кафедре психиатрии лекции почитать! А в 1860 году Иделер умирает, и директором Шаритэ становится доктор Горн. Тот самый, немного увлечённый всякими механическими приспособами, зато хоть проповеди и мораль привязанным к столбам пациентам не читающий. А через год и Гризингер в клинику подтягивается, и Карл вздыхает свободнее: ему не только разрешают преподавать на кафедре, но и поручают самостоятельно вести душевнобольных пациентов. Для человека, привыкшего практиковать естественно-научный подход, это был глоток свежего воздуха.
Так вот, на очередном съезде психиатров в Гамбурге, что состоялся в 1876 году, Вестфаль доложил, что, помимо хронической паранойи, которую тут до него описывали коллеги, он лично наблюдал целый ряд случаев острой паранойи, которая ничем, кроме своего стремительного течения, от хронической не отличается: сначала вспышкой, взрывом возникают идеи преследования, за ними следует наплыв галлюцинаций, преимущественно слуховых, а потом уже появляются идеи величия. Причём течёт такая острая паранойя по-разному: иногда стремительно, и так же стремительно заканчивается полным выздоровлением; иногда — приступами, между которыми есть чёткие светлые промежутки, интермиссии, а в других случаях быстро заканчивается слабоумием. Иными словами, шизофрению, которую потом будут выделять в особую группу, Вестфаль тоже бухнул в der grosse Topf «первичного помешательства». И только через три года начнётся второй этап, когда из этого супа начнут вылавливать его отдельные ингредиенты и присваивать им другие диагностические наименования. Саму же паранойю в том виде, как я показал вам выше, окончательно и в классическом виде выделит и опишет через треть века Эмиль Крепелин — к тому времени шизофрению из этого большого горшка уже извлекут, и останется отделить паранойю от парафрении и кверулянства.
Не будем, однако, корить Вестфаля за внесённую диагностическую путаницу с «первичным помешательством». Главная его заслуга в том, что он умел замечать общие, схожие признаки в течении ряда болезней, причём не только душевных: Вестфаль был ещё и прекрасным по тем временам невропатологом. Это он описал в 1867 году спинномозговые расстройства при ряде форм прогрессивного паралича (да-да, тот самый нейросифилис, до истинной природы которого тогда ещё не добрались, но это вскоре произойдёт), и это он в 1871 году практически в одно время с другим немецким невропатологом, Вильгельмом Эрбом, обнаружил, что при табесе (спинная сухотка, или tabes dorsalis) отсутствуют коленные рефлексы, причём именно этот симптом — можно сказать, визитная карточка табеса. Чуть позже и Вестфаль, и Эрб покажут, что спинная сухотка и прогрессивный паралич — это две стороны одного и того же болезненного процесса. Им же будет впервые описана болезнь Вестфаля-Вильсона-Коновалова, он же опишет паралич Вестфаля, или гипокалиемический периодический паралич, он же с Малкоффом и Вассерманом (тем самым, чья реакция) обнаружит взаимосвязь между малой хореей при ревматизме и бактериальной инфекцией... но вернёмся к нашим душевнобольным.
В те годы французские психиатры, у которых из-за перенаселённости сумасшедших домов тоже копится фактический материал наблюдений и описаний, замечают группу довольно интересных явлений, которые ощутимо выбиваются из всего того, что Эскироль называл мономаниями (то есть частичным или однопредметным помешательством, помешательством на каком-то одном пунктике). В 1866 году Жюль Фальре (или Фальре-сын, про отца, Жан-Пьера, вы уже читали) пишет работу «Рассуждающее помешательство», или «Folie raisonnante», в которой описывает примеры фобий и обсессий. В Германии эта работа вызывает неподдельный интерес: мол да, да, и у нас такое тоже встречается! Буквально пару лет спустя Гризингер в одной из своих статей рассказывает про «болезненное мудрствование в виде неотвязных вопросов». Французы, видя такой резонанс, присматриваются к своим пациентам пристальнее — и в 1875 году Анри Легран-дю-Соль, один из основателей Общества судебной медицины в Париже, пишет свою работу «La folie du doute (avec delire du toucher)», посвящённую, как следует из названия, болезненному сомнению и страху прикасаться к предметам.
И снова всплеск интереса, и снова набор фактического материала — и через два года, в 1877 году, Карл Вестфаль оформляет свои собственные наблюдения в труде «Ueber Zwangsvorste llungen» даёт чёткую, можно сказать, классическую характеристику навязчивых представлений:
«под именем навязчивых следует подразумевать такие представления, которые появляются в сознании человека против и вопреки его желанию, при незатронутом в других отношениях интеллекте и не будучи обусловленными каким-либо предшествующим аффективным состоянием; их не удается устранить, они выступают на первый план, препятствуют нормальному течению представлений и нарушают его; больные всегда признают их болезненными, чуждыми им мыслями и пытаются оказывать им сопротивление; содержание таких представлений может быть очень сложным, оно большею частью бессмысленно, не находится ни в каком очевидном соотношении с прежними содержаниями сознания, и даже самому больному кажется непонятным, как бы прилетевшим из воздуха»
***
P.S. Мой проект «Найди своего психиатра» работает в штатном режиме. Если так случилось, что нужен грамотный, опытный, а главное — внимательный и корректный психиатр — обращайтесь. Что ценно в сложившейся ситуации — большинство коллег ведут онлайн-приём.
P.P.S. На площадке Sponsr (Тыц) — мои статьи, которых не было (во всяком случае, столь прицельно и подробно) и не будет здесь. И здесь же есть возможность получить автограф на мои книги.