Укрытая серым армейским одеялом, она казалась сильно похудевшей и уменьшившейся в росте. И Кирилл вдруг подумал, что почти забыл, как Ксанка выглядела раньше, в "Ледовом раю", когда они все трое толькотолько познакомились.
— Да, я один, — сказал он. И не стал ничего добавлять.
— Как служба? Сколько гостей перестрелял?… Ты садись. Вон там, у стены, табуретка. Табуретка оказалась обычной — казначейство Галактического Корпуса экономило на Ф-мебели не только в боевых частях, но и в госпиталях. Кирилл переставил табуретку поближе к кровати и уселся.
— Гостей я больше не стреляю. Прошло уже больше недели, как меня перевели в штаб. Ночным дежурным. Но… — он понизил голос, — это секретные сведения, как ты понимаешь.
— Что ты говоришь! Трудная служба?
— Мне нравится.
— А остальные наши как там? Никто не убит?
— Пару Вин и Юрашу Кривоходова перевели на другое место службы. Где они — я не в теме. Остальные все в расположении базы. Кроме Спири.
— А он куда делся? Кириллу показалось, что она затаила дыхание от волнения. Но нет, какое там волнение? Серые глаза, занимавшие едва ли не большую часть исхудавшего, обрамленного рыжим ежиком лица, смотрели в упор, а руки вовсе не теребили край одеяла, как вроде бы должно быть.
— Ты не думай… Я просто спрашиваю…
— Да я и не думаю ничего. Он ведь любит тебя.
— Не надо. — Ксанка отвернулась к окну.
— Не надо, Кира!
— Надо! — рявкнул Кирилл.
— Он сейчас под следствием. И ему нужно, чтобы кто-то о нем вспоминал.
— Под следствием?
— Она повернула голову в нему и широко распахнула глаза.
— За что?
— Нарушение устава.
— А что он такое совершил? Она напряженно ждала ответа, но Кирилл решил ничего не объяснять. Зачем?
— Болтали всякое, Ксана. Точно я не в теме, поэтому травить вакуум не стану.
— Что ж, — она легкомысленно улыбнулась, — я помолюсь за него. Но все эти дни я молилась за тебя. Неужели ты не чувствовал?
— Конечно, чувствовал, — соврал Кирилл. Разговор надо было заканчивать. Все равно он не мог сказать ей те слова, которые она от него ждала. Потому что сказать их значило унизить — и ее, и себя, и Свету.
— Мне пора. Лицо Ксанки омрачилось, а глаза, казалось, стали еще больше.
— Как? Уже?
— Да, у меня в Семецком служебные дела.
— Он встал.
— Поправляйся!
— Ты даже не спрашиваешь, сколько мне тут лежать.
— А я знаю, — соврал Кирилл.
— Я в справочном узнавал. Сказали, еще недели три.
— Пять. Я еще даже ходить не начала. — Она грустно улыбнулась.