Небыль. Чуть мистический рассказ.
— Алло? Дима?
— Сашка! Как ты? — Дима едва не подпрыгнул от радости, услышав голосок брата.
— Я-то отлично. Но, тут беда случилась.
Лицо Димы настороженно и тревожно вытянулось.
— Говори.
— Олька звонила несколько дней назад твоей невесте и сказала ей, что ты в аварии погиб. Будто твой самолет разбился, что ли… В общем, у нее начались роды. Дима, ваш сын…
Дима сдавил телефонную трубку, чувствуя, как земля уходит из-под ног.
— Что с Аней и ребенком?
— Они умерли. Похороны послезавтра. И дед Гриша вчера в больницу попал. Врач сказал, что инфаркт…
Ему пришлось бросить все дела и срочно вылетать домой. Глаза застилала кровавая пелена всю дорогу. Хотелось убить водителя автобуса, который еле двигался, убивать ленивых теток, что продают билеты на вокзале, задушить пилотов, которые не могли мгновенно перенести его домой… Убивать всех, беспощадно, без зазрения совести, а прежде всего, сестру! Она не заслуживает жизни! Таких тварей нужно топить при рождении!
Мама кинулась с порога ему на шею со слезами и театральными рыданиями и стенаниями:
— Прости, сынок! Кто ж знал, что дитя в ней больное?! Прости, сыночек, не уберегла твою зазнобушку!
Дима неподвижно стоял, с ненавистью втягивая через побелевшие ноздри воздух, пропитанный самогоном и потом. Ее неискренние слезы только еще больше причиняли неимоверную боль. В проеме виднелся край стола с вытянутым телом, укрытым белой простыней. Старухи-соседки оплакивали покойную, завывая и качаясь из стороны в сторону.
Еще через неделю он похоронил деда Гришу, не реагируя на обращения внезапно явившихся его многочисленных родственников, которые, стоя у гроба цинично делили между собой наследство.
После смерти Ани мама внезапно изменилась — начала убирать в доме, следить за собой, готовить. Еще через месяц она привела в дом крепкую, приятную женщину.
— Знакомься, Дима. Это Ирочка.
“Мама, что ты делаешь? Зачем здесь эта женщина? Что ты делаешь?!”.
Дима раздраженно откинул в сторону подушку и, подняв на раскрытой ладони пачку сигарет, повернулся к брату.
— Твое?
— Да.
— Куришь, значит?
Брат ловко выхватил пачку.
— Маме не говори.
Дима присел на край кровати и растерянно потер шею, чувствуя себя виноватым в том, что брат в одиннадцать лет уподобился Олькиной компании.
— Зачем ты это творишь, Сашка? Я же всегда верил тебе. Знал, что ты умный и сильный пацан. А ты…
Сашка отвернулся, нервно теребя пачку сигарет в загорелых руках с грязными ногтями.
— Мама бесит. Трясется надо мной, будто я ваза. Меня любит, балует, а тебя ненавидит. Так пусть нас обоих ненавидит. Тошно мне, брат. И Ольку не выношу. Тварь она лживая и все.
Он сел рядом и уставился в стену напротив.
— Знаешь, Дим, я месяцами делал гадости — воровал, курил, пил самогон с Олькиными уродами. Делал все так, чтобы мама все это видела. Так, она меня только по волосам трепала и улыбалась. Говорила, что все это пройдет, когда подрасту. А ты работал, кормил семью, все чинил, но она никогда…
Дима, похлопал брата по плечу.
— Я привык уже, дружище. Ты, лучше ответь, собираешься так всю свою жизнь в погань превратить лишь ради того, чтобы доказать, что я не хуже? Я другой. Много думал над всем этим. И вот, что получается — мама не любила моего отца, а любила твоего. Потому и разнится ее отношение к нам обоим. Так, подумай на досуге. Стоит ли портить свою жизнь?
— Понял тебя, брат, — Сашка заулыбался, сморщив на носу конопушки в сплошное рыжее пятно. — Обещаю, что все исправлю. И школу тоже.
— ? И Школу?!
Сашка сдержал обещание. За три месяца полностью исправил оценки, бросил курить и встречаться с друзьями сестры. Он снова стал тем веселым и румяным парнем с озорными серыми глазами, каким Дима помнил его перед отъездом в Иркутск.
— Вот, смотри, восемь пятерок!
— Круто! Ну, ты даешь! — Дима с восторгом пролистал дневник и вернул брату. — Что дальше планируешь делать?
— А, что? — Сашка плюхнулся рядом на стул. — На каратэ записался. Хочу стать охранником в банке.
Дима закатился гомерическим хохотом и повалился на кровать, держась за живот.
— Что смешного? — Сашка навис над ним, угрожающе поднимая над головой подушку.
— Дурак, ты, Сашка! Учись, чтобы стать директором банка. Тогда охранники тебе будут подчиняться. Думай, смотри дальше, копай глубже… А то, охранник… Ха-ха!
— Ах, ты! — Сашка запрыгнул на него и начал отчаянно лупить брата по голове подушкой.
Спустя время оба лежали неподвижно, глядя на потолок с засохшими трупиками комаров вокруг лампы.
— А у тебя, как дела с этой, Иркой?
Дима тяжело вздохнул и отвернулся, закусив нижнюю губу. Перед его глазами возникло нежное лицо Ани.
— Ира хорошая женщина, только…
Сашка понимающе кивнул.
— Тебе плохо с нами, Дима. Я же вижу. Уезжай. Ты ведь планировал работать в Иркутске. Если тебя еще там ждут, то езжай. Обо мне не беспокойся, не пропаду теперь. Как вырасту, приеду к тебе жить, учиться и работать.
— Я буду ждать тебя, Сашка, — Дима прижал буйную голову брата к плечу и закрыл глаза. — Ты, главное, не сорись. Помни, что у тебя есть я.
— Хорошо. А письма от Ольки даже не открывай. Выбрасывай, не задумываясь. Понял?
Дима повернулся к брату и усмехнулся.
— Это еще почему?
— Подлая она, Дим. Кстати, это она заперла деда в сарае. Я слышал потом, когда вырос, как она хвасталась своим дружкам. Ей нравится подставлять тебя. И она солгала Ане. Дальше ты все знаешь.
Внутри все похолодело, но Дима быстро взял себя в руки и легонько щелкнул брата по носу.
— Не ябедничай, Сашка. Никогда не говори плохое о родных. Понял?
— Нет, — Сашка поднялся на локте и серьезно смотрел ему в глаза. — Они же обе тебя ненавидят. Тебе надо уехать. Мать сказала, что только лежа в могиле, ты порадуешь ее.
Дима поднялся и, пригладив волосы, двинулся к выходу, пытаясь понять причины столь неуемной ненависти самого родного человека — матери.
— Пошли ужинать, Санек.
— Ты скоро сам все поймешь.
Они вошли в кухню. Олька бегала взад и вперед, размахивая над головой пачкой сигарет и орала матери:
— Димка научил Сашку курить! Я своими глазами видела, как он его заставлял!
Сашка потянул его за руку и прошептал:
— Я же говорил тебе — ей нельзя верить! Подлая она!
— Он его бил!
Дима сжал челюсти и, оттолкнув сестру в сторону, прошел к столу, молча налил себе и брату супа. Также, молча сел за стол.
— Ах ты, паскуда! Ты сел вот так спокойно жрать?! — мама выхватила из-под его руки тарелку и выплеснула горячий суп ему в лицо. — Убирайся из моего дома, ублюдок! Смотри мне в глаза, тварь бесстыжая! Приехал мне младшего сына в могилу загнать?! Я тебе покажу, кто тут хозяин!
Она бросилась на Диму с кулаками, но не смогла нанести ни одного удара — Дима поймал ее за руки и легко оттолкнул.
— Не прикасайся ко мне, — угрожающе прошипел он, вытирая полотенцем лицо и смахивая с одежды вареные овощи и макароны. — Лучше скажи, как угораздило такой красавице родить урода?
Он вышел из кухни и в коридоре столкнулся с участковым.
— А вам-то, что здесь надо? Вызвал кто?
Дядя Миша смущенно вытер лоб, сдвинув фуражку на затылок, и нервно попытался спрятать за спину изломанные ветви пышных роз. Дима остановился и опустил удивленный взгляд на букет. Розы деда Гриши? Только в его дворе росли столь прекрасные цветы.
— Я к твоей матери.
— Угу. С ворованными розами? — Дима бросил испепеляющий взгляд в лицо гостя и сделал попытку пройти мимо. Но служивый схватил его за локоть.
— Постой-ка, дружок. Разговор есть.
— Нет у нас разговора. Мать на кухне. Ждет утешения…
— Сашка.
Дима остановился и вопросительно вскинул бровь.
— Не понял.
— На него уголовное дело завели в отделе. Могу посодействовать. Баш на баш.
— В чем дело? — в сердце что-то екнуло от беспокойства.
— Он же воровал. Соседи написали несколько заявлений. Ему грозит срок по малолетке до трех лет. Его дело пока лежит у меня в столе.
— Чего ты хочешь? Разрешения жениться на моей матери? Оно тебе не нужно, дядя Миша.
— Ну, нет, — участковый потащил его подальше от кухни. — Ира — моя дочь. Женись на ней. Будете жить у меня в доме…
— И моя мать там же?
— А как же? У меня дом добротный. Живу один. Всем места хватит. И пацана твоего выручим. Ты мне свадьбу с Ирой, я — дело твоего брата тебе отдам. Не могу же я жениться на женщине, у которой сын в тюрьме…
— Значит, не женись.
Участковый на мгновение застыл, как вкопанный, изумленно вытаращив глаза.
— Ты не понял, сукин сын?! И не женюсь на твоей матери! И брата твоего посажу! Мать твоя и так глаза всей деревне намусолила, народив толпу ублюдков!
Рука Дмитрия непроизвольно вскинулась для удара. Пальцы сжались в дрожащий от бешенства кулак. Сделав глубокий, свистящий вдох и выдох, он медленно опустил руку, не отрывая залившихся кровью глаз от побелевшего лица толстяка.
— Добро. Будет тебе свадьба. Две свадьбы. Только не даю гарантии, что Ира твоя будет со мной счастлива.
— А ты уж постарайся, Дмитрий Матвеич. Одно дело на пацана мы как-нибудь ликвидируем, а вот второе…
Зрачки Дмитрия сузились до едва заметных точек. Он надвинулся на участкового, прижимая его тренированной грудью к побелке, втирая его синий пиджак в сероватое рыхлое крошево старых стен с плесенью. Рука сдавила воротник формы, борясь с соблазном размазать кадык жирдяя.
— Машина тебе будет, собственный дом начнем вам с Иркой строить. В администрацию на работу устрою. Все будет. Главное, ты это, об Ирке позаботься. Нет в нашей деревне ни одного толкового мужика, кроме тебя, Дима. Дочь мне жаль. Неказистая она у меня вышла. Тощая, маленькая. Никому не нужна.
Брови собеседника снова вскинулись. Неказиста?! Ира очень привлекательна: воспитана, благородна, сдержанна, спокойна, доброжелательна, не завистлива. И с фигурой у нее все в порядке. Только серые глаза печальны, да волосы мышиного цвета, реденькие, тонкие, тусклые.
— Добро.
— Значит, по рукам, зятек?
— Зятек… — Дмитрий усмехнулся. — По рукам. И чтоб я больше не слышал про заявления на моего брата. Делай, что хочешь, но Сашку не трогай. Понял?
Спустя полтора года Дмитрий стоял у входа в родильный дом и нервно обрывал листья на букете. Ира родила дочку. Решили назвать Катенькой. Он так и не сумел полюбить жену, но относился к ней с уважением. Она чувствовала это и часто плакала по ночам, думая, что он спит и не слышит. Терпеть ее слезы уже не было сил, и он предложил завести ребенка. Может, родив, она переключит свое внимание на малыша и успокоится? А дальше?
Дмитрий принял решение уехать работать на вахту. На Север. Ему необходимо привести мысли в порядок. Побыть наедине с собой. Более того, причин ехать на вахту появилось много — администрацию поселка, где он работал, упразднили и перевели в другое село. Многих работников уволили. Теперь и работа Дмитрия висела на волоске. А дом еще не достроен. Вахта — выгодный и удобный выбор в данной ситуации.
Маленький, красный, сморщенный комок в белых кружевах неожиданно растопил лед в сердце. Дмитрий уронил букет и осторожно принял сверток, с нежностью вглядываясь в крошечные черты дочери.
— Какая она красивая, — вырвалось у него.
Увидев дочь, он внезапно осознал, что ехать на вахту теперь необходимо. Ребенка надо обеспечить. Возможно, купить квартиру в городе, чтобы облегчить жизнь Ире. Она заслужила заботу и любовь.
Но жена восприняла его решение с ужасом.
— Ты бросаешь нас? Димочка, не оставляй нас! — она плакала и выбрасывала из чемодана вещи, которые он терпеливо складывал снова и снова.
— Ты не услышала меня, Ира, — терпение лопнуло, и Дмитрий со злостью хлопнул крышкой чемодана, едва не ударив ею по пальцам жены. — У меня только одна цель — обеспечить тебя и дочь! Я вернусь через месяц! Хватит закатывать сцены! Лучше пригляди за моим братом!
— Скажи, что любишь меня! — Ира повисла на нем, размазывая слезы по пиджаку.
— Люблю.
Он понимал, что прозвучало это холодно и равнодушно, но ничего не мог поделать. Отодвинув женщину, молча собрал чемодан и ушел. Он даже не обнял ее перед уходом. Не успокоил, не утер слезы. Не поцеловал дочку.
И осознавал — если Ира в его отсутствие встретит другого мужчину, он отпустит ее. С радостью и облегчением. Для этого ему нужна квартира в городе. Там больше шансов, что она встретит достойного человека. Катя… Доченька… Нет, не отпустит он жену. Никогда. Ради Кати.
Всего месяц. Потом месяц дома. И снова на работу. Так прошло два года. Дмитрий все же купил квартиру в городе, но, пока там идет ремонт, он продолжал работать. Еще одна смена…
Дмитрий вошел в дом, и устало опустил на пол чемодан. Сашка с разбегу прыгнул ему на шею с восторженным воплем. Следом вышла Ира с дочерью на руках.
— Приехал! А гостинцы привез? — Сашка крутился, не давая ступить.
— Подожди, дай Иру обнять, — Дмитрий протянул руку жене, но та не двинулась, придирчиво вглядываясь в его лицо.
— Что-то не так?
— От тебя пахнет чужими духами, — Ира развернулась и ушла.
Дмитрий растерянно понюхал рубашку. Это его туалетная вода. Никаких женских духов. Что нашло на Иру?
— Она ревнует и скучает, — Сашка потащил его чемодан по коридору.
Вечер ожидался тяжелым и скандальным. Дмитрий тяжело вздохнул и, прислонившись к стене, устало закрыл глаза.
— О, урод приехал, — Олька весело хлопнула его по плечу, проходя мимо.
Она так и не вышла замуж, невзирая на все старания дяди Миши. Она уже и ему поперек горла, что кость рыбная стояла. Встречалась с неким долговязым мужиком, похоже, женатым, который не спешил связывать себя узами брака со вздорной и кичливой бабенкой.
— Поедем на речку отдыхать всей семьей. Надо отметить твое возвращение, — дядя Миша улыбался во весь рот. — Порыбачим, поедим шашлычка у костра. Олька на гитаре поиграет…
Дима сморщился. На гитаре? Да, бросьте, она не умеет играть. Только бренчит и горланит, как кот, которому наступили на яйца.
Мать его порадовала. Выйдя замуж за участкового, она присмирела, стала следить за домом и даже мыться и причесываться, что немало удивляло двух сыновей.
На пикнике Ира держалась с дочерью обособленно, мало говорила и ни разу не подняла глаза на мужа. Дмитрий не выдержал и пошел плавать в реке с Сашкой. Тот с разбега хватался за “тарзанку” и с веселыми воплями разбивал спокойную гладь прозрачной воды, распугивая к неудовольствию дяди Миши всю рыбу.
Дмитрий нырнул и открыл глаза, позволяя течению нести его между толстыми стволами кувшинок и кружева водорослей. Впереди что-то привлекло его внимание. Подплыв ближе, он опустился ниже и осторожно коснулся ржавого штыка винтовки, торчащего из илистого дна. Надо предупредить Сашку. Дмитрий несколько раз попытался вытянуть винтовку, но кислорода не хватало и, ему пришлось вынырнуть.
— Нет!!!
Сашка летел прямо на него, головой вперед. Тело подростка скользнуло по его руке и ушло под воду, ударив пятками старшего брата в лицо. На несколько мгновений Дмитрий от боли потерял ориентацию, но тут же набрав полные легкие, нырнул следом…
— Это ты виноват!!! Ты, чудовище!!! — мать охрипла от крика, царапая окровавленными пальцами только что установленный памятник на могиле. — Сашенька!!!!!! Ты убил его, сволочь!!!!!
Ира отвернулась и, взяв дочь на руки, тихо ушла.
Мимо пронеслась еще одна машина, обрызгав его с ног до головы. Хватит. Один шаг и все закончится. Не будет урода и ублюдка, который испортил жизнь многим. Еще шаг… Удар показался замедленным и, даже несколько забавным. Мир переворачивался и крутился, шлепая кривыми каплями…
— Ну, кто же лупит себя обухом топора по спине, мотылек?
Дед Гриша ухмылялся.
— Давай-ка, поднимайся. Тебя дома ждут те, кто тебя любит.
— Да, ну? — Дима саркастически усмехнулся.
— А ты оглянись, мотылек.
Дима повернулся. Сашка стоял рядом.
— Сашка…
— Помнишь, как ты любил маму? Как ждал ее одобрения и ласки?
— Да.
— Наши родители — боги для нас. Все родители — боги для своих детей. Только не все эти боги знают, что они боги. И ты теперь бог для Кати. Неужели, ты поступишь с ней так, как некогда наша мама поступила с тобой. Ты ведь ее бог. Катин бог. И Ирин. Она всегда боготворила тебя. Открой глаза. Они ждут…
Дмитрий застонал и открыл глаза. Белый потолок, пищит аппаратура. Тихие голоса.
Чуть повернув голову, уставился на макушку мышиного цвета. Ира спала лицом на его ладони. Ее нежные щеки втянулись, под глазами пролегли тяжелые черные тени бессонных ночей и слез. Она медленно подняла голову и их глаза встретились.
— Димочка, ты очнулся, любимый, — Ира заплакала и дрожащими руками оглаживала его небритые щеки. — Катенька соскучилась по тебе. Все спрашивает, что с тобой, где ты, когда вернешься… Я люблю тебя, солнышко!
— И я тебя, Ира. Очень. Просто, боги, бывает, ошибаются.