Сардинский посланник в Петербурге маркиз де Парело, говоря о графе Безбородке, замечает:
Для завершения беспристрастной характеристики описываемого министра, следовало бы, может быть, прибавить кое-что о женщинах. Но так как они не отвлекают его от важных дел, и власть их над ним ограничивается протекцией некоторых личностей, незначительных для хода политической машины, то зачем указывать на слабости.
Кончина императрицы Екатерины II
Неудачные переговоры о браке великой княгини Александры Павловны со шведским королем Густавом IV сильно огорчили Екатерину: она давно лелеяла мысль об этом браке, ожидая от него много добра и пользы для России и Швеции. Чем тверже были надежды Екатерины, тем сильнее обнаружился ее гнев, когда они не осуществились. Раздражение подействовало на ее здоровье, которое и без того уже было в расстроенном состоянии. Головные боли у нее с этих именно дней стали учащаться, и "закрылись раны" на ногах, которыми она давно страдала.
"Платон Зубов, - писал А. М. Тургенев, - рекомендовал Екатерине грека Ламбро-Качони, который взялся вылечить ноги Екатерины от ран. Он предложил ей ставить ноги в морскую воду утром и вечером. Лечению этому лейб-медик Роджерсон противился и говорил о могущих быть для здоровья и самой жизни бедственных следствиях. Екатерина не послушалась Роджерсона. Раны на ногах в июле закрылись, а в ноябре Екатерина умерла от апоплексии. А воду морскую привозили от Красной горки за Петергофом".
Следует заметить, что с этих именно пор Екатерина не могла скрывать все более и более усиливавшихся припадков болезни и часто жаловалась на них. В грустном и болезненном настроении прожила государыня до ноября. В 7 часов утра, 5 ноября (1796 г.) Екатерина сообщила Марье Савишне Перекусихиной, пришедшей по обыкновению будить императрицу, что она давно такой приятной ночи не проводила, оделась, кушала кофе, ушла в гардероб, в котором оставалась обыкновенно не более десяти минут.
На этот раз прошло с полчаса, а императрица не посылала за докладчиками по делам. Камердинер Тюльник (sic), осмотрев шубы и муфты императрицы, которые она сама всегда вынимала и надевала для прогулки, и найдя все на месте, обождал несколько минут, а затем пошел в гардероб.
- Отворив дверь, - пишет граф Ростопчин в своих "Записках", - камердинер нашел императрицу, лежавшей на полу, но не всем телом, потому что место было узко и дверь затворена, она не могла опуститься на пол. Приподняв ее голову, увидел глаза закрытыми, цвет лица багровый, и услышал хрипоту в горле.
Призвав к себе на помощь камердинеров, долго не могли они поднять тела по причине тягости и от того, что одна нога подвернулась, наконец, употребив еще комнатных служителей, с великим трудом перенесли ее в опочивальню, но не будучи в состоянии поднять тела на кровать (?), положили на полу, на сафьянном матросе.
В то время как на пораженную ударом императрицу обращены были все усилия медицинской науки, к наследнику престола, великому князю Павлу Петровичу, утром из дворца, а потом, когда болезнь императрицы стала делаться кой-кому известной в городе, из Петербурга полетели в Гатчину гонцы с уведомлением о постигшем императрицу несчастье.
В 8-30 часов вечера, того же 5-го ноября, великий князь Павел Петрович с супругой прибыл в Зимний дворец, где собрались встретить его чины Синода и Сената и высшие государственные сановники.
Граф Безбородко, как первый секретарь Екатерины, ожидал наследника в кабинете императрицы, прочие чины двора в других комнатах. Выказав искреннее соболезнование о постигшем августейшую родительницу несчастье и узнав от медиков, что все пособия будут напрасны, великий князь отправился в кабинет государыни и там с графом Безбородкой деятельно занимался сожжением бумаг и документов, что возбуждало в придворных страх, и все говорили о том, что новый государь занят с графом Безбородкой разбором и уничтожением бумаг.
Великий князь Павел Петрович, как наследник престола, играл первую роль в последние минуты своей умиравшей родительницы-императрицы. На нем же, поэтому, лежала и обязанность осмотреть ее кабинет и взять из него те бумаги, которые должны были оставаться в тайне. При этом разборе понятно было присутствие бывшего первого секретаря Екатерины, который нес эту должность с 1776 года, и на которого все привыкли смотреть, как на первого министра кончавшейся императрицы.
Князь Зубов, последний фаворит императрицы, находился при сожжении в качестве как бы случайного лица и был настолько поражен неожиданностью происшествия, что потерялся окончательно.
По словам графа Растопчина, он был первый извещен о постигшем Екатерину ударе, первый и потерял рассудок и не дал дежурному лекарю пустить императрице кровь, хотя об этом убедительно просили его Марья Савишна Перекусихипа и камердинер Зотов (sic).
Кровь была пущена, но уже спустя час, именно когда приехал доктор Роджерсон, и она хорошо пошла. По другому поводу, именно рассказывая о событиях следующего уже дня, Растопчин пишет, что "отчаяние сего временщика ни с чем сравниться не может".
Само собой разумеется, что при таком положении обстоятельств граф Безбородко считал своей непременной обязанностью посвятить Павла Петровича в дела его матери, которыми он так долго и с таким успехом заведовал. Известно, что великий князь во взгляде на государственные дела и на управление Россией совершенно расходился со своей родительницей и крайне резко порицал ее политику и жизнь.
Столько же известно, что и Екатерина не была особенно расположена к Павлу и что некоторые из приближенных к ней лиц были посвящены в тайну предположенного ею устранения его от престола и предоставления его любимому внуку Александру Павловичу. Когда же на престол вступил Павел, а не Александр, при дворе составилось секретное убеждение, что виновником этого обстоятельства был граф Безбородко.
В своих "Записках" Энгельгардт писал: "Говорят, что императрица сделала духовную, чтобы наследник был отчужден от престола, а по ней бы принял скипетр внук ее Александр, и что она хранилась у графа Безбородки. По приезде государя Павла в С.-Петербург, он отдал ему оную лично".
Г. Р. Державин в "Записках" передает следующий факт из времени своей службы при Екатерине: "Граф Безбородко, выпросясь в отпуск в Москву и откланявшись с императрицей, выйдя из кабинета, зазвал меня (Державина) в темную перегородку, бывшую в секретарской комнате и на ухо сказал, что императрица приказала ему отдать некоторые секретные бумаги касательно великого князя, и как пришлет он к нему после обеда, чтоб пожаловал и принял у него (здесь: эти бумаги); но никого не прислал и с тех пор (Державин) ни от кого ничего не слыхал о тех секретных бумагах".
Существуют и живые, устные преданья о том, как Безбородко поступил с завещанием Екатерины о престолонаследии. Одно из этих известий гласит, что когда Павел и Безбородко разбирали бумаги в кабинете Екатерины, то граф указал Павлу на пакет, перевязанный черною лентою с надписью: "Вскрыть после смерти моей в Совете".
Павел, предчувствуя, что в пакете заключается акт об устранении его от престола, акт, который был будто бы писан рукой Безбородки и о котором, кроме его и императрицы, никто не знал, вопросительно взглянул на Безбородку, который, в свою очередь, молча указал на топившийся камин. Эта находчивость Безбородки, который одним движением руки отстранил от Павла тайну, сблизила их окончательно.
Другое известие утверждает, что Безбородко, узнав о безнадежном положении Екатерины, в ту же минуту поехал в Гатчину, где и подал запечатанный пакет Павлу, которого встретил на площадке лестницы.
Наконец, есть предания, идущие от Безбородки, о том, что бумаги по этому предмету (Манифест о Престолонаследии) были подписаны важнейшими государственными людьми, в том числе Суворовым и Румянцевым-Задунайским. Немилость к первому и внезапная кончина второго тотчас, как он узнал о восшествии на престол Павла, произошли будто бы именно вследствие этого.
Придворный архив канцелярии церемониальных дел хранит записку о кончине Екатерины: "6-го ноября, основываясь на донесении докторов, что уже не было надежды, государь великий князь наследник отдал приказ обер-гофмейстеру графу Безбородке и государственному генерал-прокурору графу Самойлову взять императорскую печать, разобрать в присутствии их высочеств, великих князей Александра и Константина, все бумаги, которые находились в кабинете императрицы, потом, запечатав, сложить их в особое место".
В роковой день 6-го ноября "Граф Безбородко, - по словам Ростопчина, - более 30 часов не выезжал из дворца и был в отчаянии: неизвестность судьбы, страх, что он под гневом нового государя, и живое воспоминание благодеяний умирающей императрицы наполняли глаза его слезами, а сердце горестью и ужасом.
Раза два он говорил мне умилительным голосом, что он надеется на мою дружбу, что он стар, болен, имеет 250000 руб. дохода и единой просит милости, - быть отставленным от службы без посрамления".
Прося за себя, Безбородко настойчиво ходатайствовал и о том, чтобы Ростопчин просил великого князя, в знак его заслуг отечеству, об отправлении в Сенат указа, подписанного государыней восемь дней тому назад, о пожаловании его усердному помощнику Д. П. Трощинскому чина действительного статского советника.
Тут я, - пишет Ростопчин, - получил повеление уверить графа Безбородку, что наследник, не имея никакого особенного против него неудовольствия, просит его забыть все прошлое и что рассчитывает на его усердие, зная дарования его и способность к делам; указ же о пожаловании Трощинского приказал мне взять и отослать в Сенат, что и было мною исполнено.
Грибовский, в виде человека, желающего исчезнуть, принес и отдал мне указ (о Трощинском), сказав, "что не он виноват, князь Зубов приказал не отсылать указа в Сенат". Подозвав затем графа Безбородку, наследник престола приказал ему заготовить указ о восшествии на престол, а в 5 часов по полудни наследник велел мне спросить у графа Безбородки, нет ли каких дел, времени не терпящих, и хотя обыкновенные донесения по почте приходящие и не требовали поспешного доклада, но граф Безбородко рассудил войти с ними в кабинет, где мне приказал наследник остаться.
Павел был чрезвычайно удивлен памятью графа Безбородки, который не только по надписям узнавал, откуда пакеты, но и писавших называл по именам. При выходе графа Безбородки с бумагами, наследник сказал ему, показывая на меня: - Вот человек, от которого у меня ничего нет скрытного. Когда же граф Безбородко, окончив, вышел из кабинета, то наследник был еще в удивлении и объяснялся весьма лестно на его счет, примолвив:
- Этот человек для меня - дар Божий! Спасибо тебе, что ты меня с ним примирил.
Манифест 6 ноября 1796 года русскому народу объявил, что "к крайнему прискорбию всего императорского дома, по 34-х-летнем царствовании, преселилась в вечность императрица Екатерина II ", и что на престол взошел ее сын и наследник император Павел I.
Из "Канцлер князь А. А. Безбородко в связи с событиями его времени" Н. Григоровича
#librapress