Выставка "Метаморфозы" Александра Викторовича Насонова с моего первого поста в соцсетях вызвала резонанс. Тема задевает за живое многих участников художественного сообщества. На самом деле, в беспредметном творчестве современных художников заключены авторские предчувствия нового, много неосмысленного и не всегда работающие общепринятые трактовки. Зрителю не понятно как видеть и воспринимать современную абстракцию.
Взлеты беспредметной живописи уже состоялись. В России дважды - в период русского авангарда и в позднесоветский период. В западном искусстве тоже дважды: в европейском модернизме 1910-1920-х годов и послевоенном искусстве Европы и США. Конечно, уже сложились интерпретации всех версий нон-фигуративизма. Так что соблазн подверстать творчество современных абстракционистов под уже известные интерпретации велик.
Что делать художнику, если он осознал, что великий период истории искусства закончился? Бесконечно вспоминать о нем в своем творчестве? Продолжать осмысленный другими вектор формотворчества? Отдавать дань традиции или изобретать новое? Перед художником стоит выбор. Перед искусствоведом стоит задача интерпретировать. Причем найти в работах художника как традиционное, так и новаторское зерно.
Мне трудно сказать, в какой момент Александр Насонов начал трансформацию авторского метода в сторону отказа от уже увиденного, осмысленного, освоенного. Большую половину своей творческой жизни Александр Насонов отдал лирическому пейзажу. В своих работах он внимательно всматривался в среду, колористические изменения в природе, состояния. Придя в абстракцию он остался лириком.
Собственно на выставке Александр Насонов представит этапы овладения собственным диалектом языка абстракции. Этот путь достаточно мучительный для самого художника и сложный для зрительского понимания. На самых ранних этапах художник уходит от части выразительных средств и элементов формы. Так Александр Насонов приходит к работе над горизонтальным холстом и отказу от пространственных ориентиров. Затем художник углубляется в исследование выразительности цветового пятна, достигая результатов с помощью новых инструментов и приемов. Представленные в экспозиции произведения говорят о том, что важным для художника остается состояние. В этом кроется верность автора поискам лирического образа.
Как же читать и интерпретировать творчество современных абстракционистов, если подверстывание под известные исследовательские модели не дают возможность осмыслить явления в своей полноте.
В основе методов исследования абстракции лежат ценностные установки самого периода абстракционизма. Так, например, в русском авангарде ценность личности автора и его креативного акта стоит очень высоко. Формализм отделяет личную мотивацию и эмоционально-чувственную составляющую от творческого акта с помощью приема остранения. Предполагается, что художник идет по пути форматворческого эксперимента, осознавая каждый его этап, не допуская доминирования случайного. Вообще, в самой практике русских авангардистов было много интуитивного. Но художники старались все объяснить теоретическими текстами, что и привело к представлениям об осознанности творческого акта абстракционистов начала ХХ века. С 1930-х на беспредметное искусство стал влиять психоанализ. В отличие от формализма, психоанализ наоборот приветствует вскрытие резервуаров смыслов из бессознательного средствами беспредметной живописи. У авторов и интерпретаторов в ход идут семиотические системы и личный опыт.
В послевоенном искусстве кризис гуманизма привел к исследованию нехудожественных границ искусства. На первое место вышли отношения человека с собой и неструктурированной действительностью вокруг. Личность автора в противоположность русскому авангарду росла из осознания собственной немощи. Метод структурализм и феноменология позволяют прояснить взаимоотношения автора с собой и с миром. Примечательно, что структурализм впитал в себя психоанализ и принял право искусства на некомпозиционность. Феноменология наоборот пошла по пути очищения творческого акта от психоанализа. В позднесоветском искусстве наблюдалось освобождение от тематических стереотипов советского искусства и интерес к формотворческим экспериментам первой половины ХХ века, а также к некомпозиционному искусству второй половины ХХ века. Но это не значит, что доступность мирового абстракционизма изменила базовые установки личности художника позднесоветского периода. Траектории творческого акта российского абстракциониста могут быть самые разные. Но сильная авторская позиция в отношении собственного креативного акта в основном сохраняется.
Таким образом, в самом творческом акте используется все многообразие приемов и форм абстрагирования. При исследовании беспредметной живописи искусствовед оперирует тем инструментарием, который ему предоставила мировая исследовательская практика.
В отношении творчества Александра Викторовича Насонова следует отметить, что в своем овладении языком абстракции он остается внутренне цельным. Его эксперимент идет от формальной задачи, через высвобождение интуиции по пути исследования границ художественного. Изначально поставленная художественная задача задает автору формальную траекторию, которая "держит" картину в границах художественного дискурса. Интуитивный способ отбора выразительных средств позволяет оставаться верным собственным представлениям о гармонии.
При просмотре экспозиции выставки следует также помнить, что в языке абстракции на первом месте коммуникация между авторскими представлениями о себе, о мире и художественных критериях искусства. Только после установления этих взаимоотношений внутри творческого акта автор начинает выстраивать коммуникацию со зрителем.
