В 2017 с весны по осень в галерее искусства стран Европы и Америки XIX–XX веков Пушкинского музея проходила выставка «Джорджо Моранди. 1890-1964».
После его первой московской выставки 1973 г., здесь было представлено около 80 работ, в том числе гравюры, «Цветы», автопортрет и несколько пейзажей, а также пять предметов из его мастерской, с которых он писал натюрморты.
Среди художников и настоящих ценителей искусства Джорджо Моранди считается одним из самых выдающихся мастеров. Я посетил выставку трижды, но большого скопления зрителей не было. Более того, пытаясь выяснить их мнения (не для протокола), обнаружил удивительное единодушие: «скучно»; «невзрачные картины»; «часто повторяющиеся одни и те же предметы»; «неясно, что он хотел этим сказать»; «все пейзажи схематичны и безлюдны»; «вазы с неживыми цветами скорее напоминают урны с прахом»; «ощущение, что творил человек с болезненной психикой».
Спрашивается, откуда такой огромный разрыв в представлении об искусстве? Почему перед одними и теми же картинами некоторые испытывают волнение и трепет, другие – недопонимание и разочарование? Время? Но эстетика человеческого восприятия меняется очень слабо. И на что важно обратить внимание искусствоведов, чтобы с высоты их неординарного понимания живописи было услышано мнение простых неискушенных зрителей?
Я просмотрел на «youtube» практически все выступления главного научного сотрудника Пушкинского музея, доктора искусствоведения, профессора Виктории Эммануиловны Марковой, подготовившей эту выставку в Москве. Из них мы можем услышать, что рисовал художник на своих полотнах: «…он не всегда изображает вазочку целиком, а очень часто обрезает её по самое горлышко» - (В.Э.М.),- хотя это и так понятно, даже при поверхностном взгляде. Можем узнать о тех немногочисленных художниках, к кому он проявлял живой интерес: («Руссо, Ренуар, Сезанн, Коро, Сёра, Джотто»), - но ведь это свойственно и любому рядовому любителю искусств. Проникнуться идеей, что «…в натюрмортах с предметами он пытался вычленить их из бытового контекста», «достичь не внешней формы, а сути вещей», но кто подскажет, что это такое «достичь сути» коробочек, ваз, бутылочек. Нет, не в этом значимость творчества Д.Моранди. И полагаться на то, что «за всю жизнь он не погрешил ничем» (В.Э.М.), - тоже совершенно недостаточное достоинство для звания великого художника.
При этом понять, почему человек всю жизнь рисовавший практически одни и те же вещи, причем без строго соблюдения их форм, симметрии, даже специально стараясь их изменить, покрывая то гипсом, то темперой, является, по её мнению, «одним из великих художников Италии ХХ века», так и не ясно.
Пристальное рассмотрение работ этого необычного итальянского художника, ни на кого не похожего и никем ни по технике, ни по замыслу, ни по философии не повторенного, очень важно с точки зрения отражения природы творческого бытия в окружающей его современности, а быть может и нравственной атмосферы целой страны, даже эпохи того времени.
Представьте себе юношу, который родился в Болонье, старшим из пятерых детей в довольно бедной семье. По картинкам из книг знакомится с работами французских импрессионистов, в семнадцатилетнем возрасте поступает там же в Академию художеств. В 23 оставляет её, поскольку «мало научился из того, что теперь нужно для творчества», а через год, после череды незаметных выставок, начинается его семилетний период преподавания уроков рисования в разных начальных школах.
В 25 - призыв в армию в гранатометный полк, но, через два месяца, ввиду тяжелого заболевания, скорая демобилизация, и он посвящает себя только искусству. Чистому искусству, «искусству ради искусства», как он сам выражался. Снова проболел почти весь 1917, и практически ни одной законченной картины. Возможно, в этот болезненный период он их просто уничтожил.
Мне достоверно не известна природа этого тяжелого заболевания. Но то, что художник не принадлежал ни к каким творческим коллективам, ни к каким партийным течениям, был пацифистом, домоседом и затворником, - неоспоримый факт. Собственной семьи, детей у него никогда не было. И ещё очень странно, никаких названий или указаний, кроме года написания, к своим картинам: «Натюрморт», «Пейзаж», «Цветы». Такое ощущение, что он всю жизнь писал одно и то же.
Теперь представьте себе взрослого высокого худощавого мастера, живущего с тремя сестрами, тоже одинокими, никогда не выходившими замуж, учительницами начальных классов. Он ведёт аскетичную жизнь в своей комнатке – спальне – гостиной – столовой - мастерской, вход в которую лежит через проходную сестёр, и поэтому каждый раз, чтобы войти или выйти желательно сначала к ним постучаться и выдержать паузу. Деликатная сдержанность!
Пол, столики, полки, подоконник полностью заставлены предметными образцами, которые в той или иной последовательности служат прототипами его творческих замыслов, поисков и раздумий.
Серьёзные материальные затруднения так и не позволили ему осуществить давнюю мечту – побывать в Париже. Первый раз Венецию он посетил только в двадцатилетнем возрасте, где не в чёрно-белых иллюстрациях, как когда-то в книге «Французские импрессионисты», а воочию увидел и одним из первых в Италии высоко оценил значение работ Сезанна, выставленных в отдельном зале.
«Мёртвая натура» - предмет его пожизненного изучения. Сначала отдельно, тщательно осязая предмет, будто животрепещущее создание, с ведомым только ему смыслом, стараясь постигнуть его. Потом в соитии с другими образами, попеременно меняя их местами, желая не повториться, и только после найденной скрытой для всех гармонии, - на холст. Но безо всяких вычурностей, без прикрас, без привычного в классике убедительного фона - только свет излучающий (!). И выглядят теперь они не такими, какие они многим кажутся, а одушевлёнными самой своей сутью предметами.
Вот, пожалуйста, как наглядное подтверждение: три одинакового размера коробочки разного цвета, – неужели (!?), это его три младших сестры, с ним, высоким, (а он был под два метра высотой), в непритязательной, но изощрённой форме и сливающейся с фоном вазочки во главе.
Если он попал в это созвучие форм, - значит, всё получилось. Но как же трудно было это удачное сочетание найти! Чтобы зритель не старался домыслить за живописца, а увидел то, что представлено перед его глазами.
Не более пяти-шести картин в год.
Ведь сами предметные формы абстрактны по своей сути, каких только форм бутылок не существует в мире. Несмотря на их обилие, все они связаны с жизнедеятельностью конкретных людей, их создателей или потребителей. А он старается разорвать связь с предназначением предмета, лишь выделить его сущность. Поэтому покрывает бутыли, вазочки, коробочки гипсом, красит их в разные цвета. Борется с фактурой ради ощущения их бессюжетной глубины. Мог бы выдумать любую форму из головы, но тогда пропадёт чувство их осязаемости.
Собирая достаточно примитивные формы предметов в мало варьируемом антураже, в практически однообразной среде, он вольно или невольно, возможно интуитивно, как философ живописи, отражал панораму реальной действительности. Здесь и собственное грустное безденежное бытие со всеми многочисленными повседневными заботами о сестрах, тревоги первой войны, фашизация Италии, известия о военных действиях…
В течение многих лет он преподавал в Болонской академии художеств технику офорта, не стремясь учить ни в какой манере, ни в каком стиле это изображать. При тщательном осмотре гравировальных медных пластин, разумеется, выполненных в зеркальном исполнении, видно с какой титанической сложностью и скрупулёзностью они сделаны. Судя по представленным работам их можно сравнить с « папкой гравюр» трёх сотней лет давности из собрания Рембрандта. К счастью, Моранди не обладал коммерческой жилкой своего великого предшественника, которая привела того к полному разорению, в том числе и на продаже своих оттисков. Более того, многие покупатели так и уходили от него ни с чем, поскольку якобы не было законченных работ.
Весьма характерна одна работа мрачного 1942 года. При встрече со своим другом, Раггьянти, одним из наиболее близких художнику критиков, выразил сомнение по поводу верхней части композиции, что называется «не в духе настоящего времени». Возможно, к неудовольствию остро ранимого Джорджо, которому было несвойственно какое-либо превосходство силы и не терпима какая-либо агрессивность, тот при разговоре затронул и политическую тему. На глазах поражённого друга Моранди схватил портновские ножницы, взял и наспех почти ровно отрезал в своей работе, выполненной в чёрно-коричневых тонах, её верхнюю часть.
Получился ровный строй предметов, словно подчищенных под одну гребёнку, как солдаты на плацу, во главе с командованием (коробочками), не двусмысленно намекающий на мобилизационную обстановку в стране. На обрезанном холсте стоящие рядом предметы не спорят между собой, при их внутренней напряженности они готовы выполнить любую неблагодарную работу. Моранди приводит предметный мир к откровенно-чёрной, актуальной к тому времени, информационно-визуальной содержательности.
Он не был глухим, он не мог не слышать рёв бомбардировщиков, обрушивающих свой смертоносный груз на любимую Болонью. Мне представляется, как справляясь с нервным потрясением, заглушая внутреннюю боль, художник с тонким психическим восприятием, накладывает почти машинально свою особую, интуитивно найденную цветовую гамму. Мазок за мазком, где-то на холсте, в стороне от основных предметов, добиваясь не их сходства, а состояния отвлеченности от всех ужасов жизни. Слоёв этих у фона его картин так много, что можно сбиться со счёта, будто он старается тем самым заретушировать саму действительность, так она ему ненавистна.
Пережить эпоху с двумя бойнями, где люди-звери с нарушенной психикой, одурманенные надуманными идеями и теориями, с неимоверной жестокостью уничтожают миллионы непокорных «не-людей», знать об этом порядочному человеку и не сойти с ума очень не просто. Вот отчего у Моранди на картинах только «мертвые натуры» и неживые пейзажи, без людей.
Он выбрал отрешение, немую плоскость, чтоб выразить собственное состояние души. И что бы там не говорили отдельные учёные, успешно третирующие лженауку, а живописное полотно в состоянии передать чувства и переживания настоящего художника, пестующего свою картину. И если Моранди говорил: «Единственное о чём я мечтаю, - наслаждение миром и спокойствием, которые нужны мне, чтобы работать», - то такое ощущение, с вечно не переходящими ценностями жизни, не может не передаться зрителю.
Интересно отметить, как логично великий Федерико Феллини в 1960 году в фильме «Сладкая жизнь» выбрал картину Джорджо Моранди , чтобы подчеркнуть психологическую подавленность одного из главных героев картины, который ищет в ней успокоения, ясное чувство правды жизни «без риторики, без лжи, без лести». Герой не справляется со своим чувством неудовлетворенности и всё заканчивается трагически.
Но в этом нет вины ни Феллини, ни Моранди . Они просто попытались тем самым выразить простую истину: «Люди, не надо врать!», - но мир глух, не внемлет, он суров. Вместо того чтобы смотреть на вещи, а значит и на жизнь, прямо, без прикрас, не придумывать и не приписывать им то, что нам кажется, люди предпочитают вращаться в мире иллюзий, но в конечном итоге от этого остаётся только горький осадок.
Получается, что если художник погрузится в сферу простых, возможно даже известных, набивших оскомину истин, то он рискует стать непонятым. Быть приверженным своей идее, оставаться абсолютно честным, в смысле понимания духовных ценностей, очень тяжело.
К счастью, у скромного, в своих потребностях, не богемного Джорджо Моранди нашлись настоящие друзья, которые оценили простоту его замыслов, строгость и эмоциональную глубину работ. Несмотря на первый, непосвященный взгляд, невыразительных, однообразных картин, где, в отличие от ярких, так им любимых Сезанновских яблок, ни один фрукт на себя не похож, они поняли цельность мастера, приняли его стремление к простоте и спокойствию.
Благодаря им, их благородству и прозорливости удалось сохранить память об итальянском живописце, скромном чудаке, который не старался найти в «материи никакого другого смысла, кроме той правды, что они несут сами в себе», сегодня мы можем прикоснуться к творчеству совершенно неординарного художника.
Моранди так композиционно подбирал предметы, задавал тоновые решения, определял контурные и силуэтные доминанты, что кажется, будто созданные им образы стоят на грани неустойчивости и закрепощенности, фактурной осязаемости и закостенелости, бездумья и раздумья, некого безвременья, присущего эпохе безыдейного оскудения. Просто удивительно, как же это своевременно для переломного состояния современной России.
Но оказывается те скупые эмоции, которые художник выплёскивал на свои картины, так ёмки, так насыщены, что когда твой взгляд устремлён на них, нервы успокаиваются, камерная композиция и тишина предметов завораживает. Мы не знаем, что вкладывал в своих неутомимых поисках Джорджо Моранди, когда слой за слоем накладывал фон для своих натюрмортов, но у его работ такое позитивное свечение, что, кажется, даже в темноте лечебный эффект картин только усилится.
Именно это, на мой взгляд, самое ценное в творчестве итальянского отшельника. Он не старается потрясти, взбудоражить или удивить в своих картинах, а передает собственное состояние безмятежной, счастливой отрешенности от всякой нервозной суеты жизни, чтобы привести её в гармонию.
Наверное, если мы научимся рассматривать события и факты тщательно, со всех сторон, отбрасывая шелуху и наветы, сопоставляя и перебирая их в своей последовательности, выстраивая гармоничную композицию так, как это старался делать, облюбовывая своими нежными пальцами простые предметы, Джорджо Моранди, возможно что-то в этом мире и изменится к лучшему. И может быть его искусство – редкий пример для человечества, как уберечь себя и своих близких во время глобальной смуты в умах.
#художник#джорджо моранди#натюрморт
#эмоции#композиция#федерико феллини