(книга «Больше, чем тире»)
История третья. «Последний полёт».
Это уже было в конце 80-х того же – минувшего тысячелетия. (Черт возьми, когда так говоришь - о минувшем тысячелетии – то невольно чувствуешь свою дремучую эпохальность и вселенскую сопричастность ко всему пережитому и прожитому). Так вот. Как я рассказывал ранее о быте пятаковской общаги нашего училища (в рассказах "Крушение", "Муравьиные бега пятаков", "Показушная УФЗ" и "Бес попутал, товарищ командир"), пятаки всегда старались как-то одомашнить свои комнаты, которые назывались ими на итальянский манер «камерами». И люстры домашние вешали, и неуставные шторы нацепляли на окна, чтобы радовали глаз своим домашним уютом. Но самое главное достижение в камерах было – это электрочайники и электросамовары вместо тривиальных и пошлых кипятильников, да магнитофоны с радиоприемниками. Но главным фетишем пятаковской жизни был старый ламповый телевизор, желательно цветной, со своей персональной антенной и очень длинным сетевым проводом – в пару десятков метров. А зачем и почему? Так в это и состояла суть той древней традиции. В те времена развития бытовой радиоэлектроники комиссионные магазины города быстро заполнялись тяжеленными ламповыми телеприемниками, враз устаревших с приходом в обиход полупроводниковой техники. Это устаревшее телебарахло хотя стоило и не копейки, но и не так уж и дорого. Так что скинуться всей камерой на вечно умирающий древний «телек» четверым пятакам не составляло никакого труда. Зато какой кайф и комфорт – иметь в своей комнате свой личный телевизор, который правда показывает серо-буро-малиновыми красками, да и не всегда удерживает кадр, изредка моргая экраном, и который ремонтируется резким апперкотом или простым пинком в мебельный лакированный бок. Конечно же телевизоры были далеко не во всех камерах. Иногда и несколько комнат скидывались, но уже на вполне серьёзный аппарат – подобающих размеров и надлежащего качества. Боже, а какие только антенны не изобретались будущими дипломированными инженерами радиосвязи. Об этом если попытаться написать научно-популярный трактат, то надо будет потратить не один год. Начальство же к этим изыскам гражданского уюта относилось довольно-таки лояльно. И вот представьте себе, подходит последняя ночь перед выпуском. Все сидят по своим камерам. Столы сервированы с максимально допустимым изобилием. Все радостно и неистово отмечают грядущее событие сначала по камерам, ячейкам, секторам, звеньям и звездочкам. Затем распахивают двери своих комнат-камер и дружно выходят на крестный ход в продольный коридор!
И вот уже под громкие звуки орущих теле-еле-визоров, магнитофонов и радиоприемников начинается великое брожение по этажу. В который раз все опять принимаются брататься и клясться в вечной дружбе! И тут в один из перерывов-перекуров возникает вполне естественный вопрос: «А с телеком-то что делать?»
В комиссионку нести? Так завтра же выпуск, а потом - ресторан. А послезавтра – уже в систему не пустят. Да и вообще – это лавочничество – возиться с ненужной ламповой рухлядью. А не проще ли его?... Ну да! Прям сейчас! И в темноте! И провод длинный именно для этого и припасен! И чтобы он летел с четвертого этажа, и непременно громко горланил и одновременно что-то там показывал!
И подносили они несчастного лампового старичка к окну. И ставили его на подоконник и, грохнув залпом очередной стакан зелья, легким пинком отправляли его в последний полёт. Да, в каждом падении присутствует некоторый элемент взлёта!..
А потом кааак!... Ба-Ба-Бах!
И только искрящиеся брызги во все стороны под предупреждающие окрики снующих внизу мичманов-техников с различных кафедр радиофакультетов: «Полундра!» «Берегись!» «Ещё летит!».
В эту душную летнюю Варфоломеевскую пору у них самый радиотехнический чёс! В прямом смысле слова - на их головы с небес летит радиоэлектронная благодать. Стрёмно? А как же. Опасно? Не то слово. Но зато в сухом остатке кафедра только за одну ночь пополнится десятками килограммов халявных радиодеталей. И как там было бы сказано у какого-нибудь романтика:
«Стояла душная июньская ночь. Звёзды тревожно перемигивались в бездонной черной вышине, а телевизоры всё падали и падали»… Хорошее тогда было время для всех. Уже в наши дни мы так не баловались. У каждого в камере были либо плейеры с наушниками, либо кассетные магнитофоны, либо маленькие телевизоры, которые и выбрасывать было уже очень жаль. А пустеющие радиоэлектронные закрома радиофакультетов тщетно ожидали своего пополнения. Наступала другая эпоха – эпоха капиталистического практицизма и гуманитарного утилитаризма...
История четвертая. «Ну не сдается назло наш гордый «Варяг»!
Предыдущая история про телевизор была рассказана в стиле, так сказать ретроспективного анализа. Тогда мы были даже не курсантами, а молодыми бойцами и наша присяга проводилась ровно неделю спустя после выпуска лейтенантов. И по тому раннему утру воскресного выпуска 1987 года нас подорвали из прохладных палаток с указанием быстренько привести в порядок территорию, прилегающую к пятаковской общаге. Вот там-то в процессе уборки мы и увидели разбросанные в радиусе десятков метров остатки, останки и обломки с осколками от телевизоров в виде разбитых кинескопов да деревянных корпусов. Все радиовнутренности конечно же уже были тщательно изъяты специалистами электро-инженерного дела. А вот на втором курсе – летом 1989 года нам повезло стать свидетелями некоторых более изысканных «поцелуев на прощанье» от выпускников.
Конечно же всю ночь перед выпуском училище напоминает собой опрокинутый улей: мало, кто спит в эти волнительные часы, всё гудит и волнуется. Волнуются дежурные, волнуются офицеры, сопереживают простые курсанты мысленно дающих себе клятву: «А вот на нашем выпуске мы тоже покажем себя»… ну а гудят - пятаки. И ох как гудят. Выпуск лета 1989 года ознаменовался весьма необычным событием.
Когда наступило выпускное утро, то на высоком башенном кране, который стоял у самого КПП, где планировалось построить новый училищный клуб, на самом краю стрелы развивался огромный андреевский флаг. Ну и что тут такого, скажете вы? Сейчас уже ничего такого в этом нет. Сейчас андреевский флаг является официальным флагом ВМФ России, а в те ещё социалистические времена это считалось своеобразным вызовом тогдашней власти и всей КПСС.
Андреевский флаг тогда было легко сделать самому кустарным способом. Берётся обыкновенная простыня, в магазине закупается несколько метров широкой синей ленты для бантиков, и с двух сторон простыни эта лента прошивается крест-накрест. Так делалось каждый выпуск вплоть до 1992 года, когда на нашем выпуске мы тоже вывесили на флагштоке андреевский флаг, но его не сразу и заметили. Но про это я расскажу позднее. А вот этот андреевский флаг был огромен и висел на длинном шкерте с тяжёлым отвесом внизу в виде пятикилограммового блина от обыкновенной штанги. В тот день была довольно-таки свежая погода, а посему огромный флотский стяг, сшитый из двух простыней с косым синим крестом громко трещал на ветру, заставляя дугой выгибаться шкерт, на конце которого испуганно покачивался блин от штанги. Так что эта гордость российского императорского флота была не только всем видна, но всем слышна. Чем доставляло всему курсантскому братству неистовую радость.
А вот среди замполитного состава и прочих политрабочих, прибывших в систему по срочному вызову радости не наблюдалось. Наоборот - среди них началась паника и неконтролируемая нервозность. В систему уже прибыл Начальник училища и принялся методично уестествлять абсолютно всех, начиная от своих замов и заканчивая дежурными по факультетам. За воротами системы уже собралась большая толпа гостей и родственников, желающих присутствовать на церемонии вручения первых офицерских погон, а в училище стоял тихий ужас от того, что пока андреевский флаг висит – на территорию училища никого из чужих не пускать, будто из города не было видно – что там же висит на самом краю стрелы этого башенного крана. Абсурд? Да полнейший. Но приказ дан – «не пущать» никого пока флаг не будет снят. Уже и пятаки, озонируя окрестности своими стерилизующими выхлопами, стояли стройными рядами, готовые выйти на плац в прощальной курсантской парадной форме за кортиками и погонами. Уже и многочисленный гражданский люд, одетый во всё праздничное, обильно пахнущий разноцветным парфюмом с охапками всевозможных цветов не на шутку и громко гудя начал раздражённо напирать на ворота. А в училище творились смятение и страх, словно в Зимнем дворце в конце октября 1917 года по старому стилю.
А как снять флаг? Кто-то предложил перебить шкерт из пистолета, ну или из автомата на худой конец. За такое предложение офицер был подвергнут обстоятельному порицанию: несанкционированное применение огнестрельного оружия в черте города, да ещё в присутствии тысяч свидетелей!!! Оставался лишь один способ. Найти отчаянного авантюриста, который сможет, не боясь сильных порывов ветра, подняться по фермам крана на двадцатиметровую высоту, затем перебраться по стреле на самый её кончик и острым ножом срезать шкерт с запрещённым коммунистической партией андреевским стягом. На это в добровольно-принудительном порядке снарядили капитана 2 ранга Салтыкова. Высокого и плотного весельчака с рыжими волосами и такими же огненными усами с кафедры третьего факультета, посулив ему дополнительный отгул за смелость и решительность. Офицер переоделся в спортивный костюм, переобулся в кроссовки и с грустным видом полез наверх. Я сам был тому не только свидетелем, но и фоторепортёром, ибо смог проникнуть сквозь одну из многочисленных дырок в заборе на стройку и снимал своим «Зенитом» и гордый андреевский флаг, пугавших округу своим громким треском, и героически ползущего по раскачивающейся стреле нашего кавторанга Салтыкова. Вот он добрался до цели и стал перочинным ножичком принялся пилить неподатливую толстую веревку, на которой развевался стяг и испуганно раскачивался черный блин от штанги. А в этот момент изо всех окон спальных корпусов второго и третьего факультетов раздавались возмущённые крики и свист. В тот самый момент, когда шкерт разом оторвался от стрелы и стремительно полетел к земле, заворачивая гордость российского флота в безвольное веретено, вся курсантская братия разом замолчала. Печальный момент падения стяга вниз мне тоже удалось отснять. Пятикилограммовый блин с гулким шлепком бухнулся неподалеку, подняв маленькое облачко пыли, по шее обжигающе хлестнуло шкертом. И тут вновь послышались крики курсантов, свист вдогон возвращавшемуся обратно со стрелы офицеру. Возмущённые возгласы были слышны по всей округе:
- Позор!
- Обнажите головы! Преклоните колени!
- Российский флот пал!
- Ладно! И у нас будет выпуск!
- Попомните ещё!
За всей этой курсантской обструкцией из-за решётчатых ворот испуганно наблюдали притихшие гости из города, всё ещё настороженно попахивая разноцветной парфюмерией…
Я же, быстро зачехлив свой фотоаппарат, схватил в руки огромное поверженное полотнище и стал его быстро складывать. Уложил на матерчатый квадрат длинный шкерт и, придавив всё это священное добро тяжелым отвесом - блином от штанги, схватил под мышку и направился к дырке в заборе. Надо было успеть ещё до того, как Салтыков спустится с подъёмного крана. У дырки в заборе меня уже встречали несколько четверокурсников.
- Давай сюда! – с этими словами они забрали аккуратно уложенный трофей и побежали прочь. Вскоре у забора появились политрабочие и стали меня пристально оглядывать и ощупывать:
- Где флаг?
- Не знаю.
- А это что? Фотоаппарат? Давай сюда.
Ловким движением руки, крышка аппарата была откинута и весь мой фоторепортаж был предусмотрительно засвечен:
- А ну брысь отсюда, - услышал я дружественное напутствие замполитов. Уже у самого входа в спальный корпус, меня кто-то несильно хлопнул по плечу. От неожиданности я вздрогнул и обернулся. Рядом стоял Салтыков и широко улыбался в свои огненные усы:
- Радуйся, что так всё обошлось. А могли бы и отчислить!
- За что?
- А вот за весь этот демарш – в качестве стрелочника. Так что, поигрались, ребятки, в революцию, и будет с вас…
А я в тот момент радовался, что в фотоаппарат сообразил зарядить свежую кассету. Так что на прежней пленке остался всего один кадр, но тоже весьма ценный - с висящим на самом конце стрелы подъемного крана андреевский флаг.
Но на этом злоключения того дня не кончились. На одном из малопосещаемых КПП нашего училища – на самом его заднем дворе – между зданием банно-прачечного комбината и консервным заводом у нас стоял самый настоящий памятник вождю всех народов товарищу Сталину.
Был он размером не намного выше человеческого роста. Это изваяние было сделано из гипса и картона и окрашено серебрином. Этот статуй был специально изготовлен и привезён на территорию нашего училища по причине съёмок какого-то фильма про военные училища той далёкой сталинской эпохи. И чтобы это наглядное пособие не было никем попорчено или вовсе не украдено к кому-нибудь на дачу, ежедневно рядом с товарищем Сталиным выставлялся круглосуточный наряд в составе двух курсантов. По древней и негласной традиции во все наряды и на все дежурства по внешним и стратегическим объектам училища в ночь перед выпуском заступали курсанты исключительно третьего курса. У них уже есть не только хоть какой-то авторитет по сравнению с младшими курсами, и поэтому могут иногда даже и прикрикнуть на распоясавшихся выпускников без особо тяжелых последствий, но и к тому же у третьекурсников уже имеется какой-никакой, но опыт потребления спиртного. Это очень важно, ибо редкому дежурному удавалось достоять-додневалить до утра по внешнему объекту без вреда здоровью и насухую. Так получилось и на этот раз. Едва живого дневального по товарищу Сталина мы обнаружили в соседних кустах. Дневальный тяжело дышал перегаром и улыбался во сне. Товарищ Сталин всё также непоколебимо и гордо стоял у КПП, грозно нахмурив свои густые брови, и сокрушенно оглядывая окрестности. И было ему отчего сокрушаться. Его серебристая шинель была заботливо обернута, словно индийской сари жёлтым куском матерчатой рекламы, на котором огромными черными буквами красовалось его имя. Дело в том, что в те дни с гастролями в городе Калининграде находился народный артист СССР Иосиф Кобзон. Выпускники же, прогуливаясь по ночному городу, заметили эту афишу, ну и позаимствовали её часть, чтобы обновить гардероб тезке народного артиста…
Ну а следующим летом уже и ваш покорный слуга стал жертвой выпускников, будучи дежурным по лебединому озеру – самому важному и страшному объекту в эпохальную Варфоломеевскую ночь. Но об этом я вам расскажу как-нибудь уже в следующий раз.
Обещаю. Честное моряцкое!
© Алексей Сафронкин 2021
Другие истории из книги «БОЛЬШЕ, ЧЕМ ТИРЕ» Вы найдёте здесь.
Если Вам понравилась история, то не забывайте ставить лайки и делиться ссылкой с друзьями. Подписывайтесь на мой канал, чтобы узнать ещё много интересного.
Описание всех книг канала находится здесь.
Текст в публикации является интеллектуальной собственностью автора (ст.1229 ГК РФ). Любое копирование, перепечатка или размещение в различных соцсетях этого текста разрешены только с личного согласия автора.