На краю маленького сквера перед нашим домом находилась отдельная стоящая летняя кухня, почти спрятанная кустами и деревьями. Она принадлежала семье Юрченко, в которой я помню только женщин. Чуть старше моей мамы была Надежда Михайловна, заведующая столовой на паромной переправе, в главе о соседях я расскажу о ней подробнее.
Рядом с этим домиком, окруженным неизменными палисадничками, высилась железная рама от качелей. Там, по рассказам старшего брата, сама я этого почти не помню, дети нашего дома устраивали «концерты», с пением, декламациями и переодеваниями. Восьмилетняя чернявая и черноглазая Наташка всегда танцевала украинский танец – у неё был полный костюм: рубашка-вышиванка, правильная юбка, венок с цветами и лентами, а так же – красные сапожки.
Скверик и кухня Юрченко или как говорили – Юрченок - граничили с детской площадкой, огороженной низким, в полметра, штакетником. Мне площадка казалась бескрайней, хотя сейчас я понимаю, там не хватало места для того, чтобы поиграть в футбол, например. Зато там были качели из длинной доски, шершавой и серой, и усаживаясь на её концы, мы ёрзали, выравнивая вес, а то если на одном конце одна я, мелкая и худющая, а на другом кто-то поувесистей, то приходилось мне болтаться в воздухе на задранном конце доски. Кто тяжелее, придвигался ближе к центру.
Я, кстати, в раннем детстве была, по маминому выражению «дохленькая, чистый лягушонок». «В роддоме тебя принесли кормить и пеленать, я развернула пелёнки и разревелась, такие ручки-ножки тощие, а на лице большущий рот, глаза, а нос такой пуговкой, что не разглядеть»…
Ну, в начальной школе я уже была вполне пышечкой, и в семье любили пересказывать случай, как классная руководительница моего брата, который меня на шесть лет старше, встретила нас и оглядев парочку – тощий Андрей и за его руку цепляется маленькая белобрысая пышка Лена – хмыкнула:
- Она за твой счёт, что ли, питается?
Итак, площадка. К центру вытоптанная до почти белой сухой глины, у штакетника поросшая короткой травкой. Кроме качелей в углу обретался навес, под ним теннисный стол, который никогда для тенниса не использовался, зато на нём и вокруг него можно было заниматься своими всякими делами вместе. А в другом, дальнем углу – деревянный стол на вкопанных в землю ногах и две вдоль него лавочки. Классическая конструкция для посиделок и доминошников.
На площадке очень часто гуляли гуси, наверное, пощипывая подзаборную травку.
Мощёная мостовая шла рядом, блестя вылощенными спинками камней, и уводила вниз, через плотно понастроенные такие же двухэтажные жёлтые дома, так же окружённые сараюшками, тенистыми дворами и палисадниками – к городскому шоссе и дальше – к морю.
Остановка – важнейшая деталь отдалённого района. Из центра, с автовокзала, сюда шёл автобус номер 1, он и сейчас ходит именно по этому маршруту «Автовокзал – паромная переправа», только часть его, проходящая через наш район, на моей памяти изменилась, когда «поверху», через степь построили новую дорогу – старая вела вдоль моря мимо крепости Еникале.
Но в автобус пока садиться не будем.
На том куске брусчатки, который принадлежал нашему двору, летом катались на великах, зимой – на санках. Однажды папа меня, упакованную в полный зимний младенческий прикид, потерял, таща санки по укатанной скользкой дороге. Спохватившись, побежал обратно, а я нормально так лежала, даже и не проснулась, не заметив падения.
Кстати, я не знаю, точно ли поменялся климат или память просто оставляет самые яркие моменты, но я помню и суровые зимы, с настоящим снегом и морозами, а ещё эти наши ветрищи… И летний невыносимый зной, когда всё выгорало до белёсого цвета разных оттенков – линялое почти белое небо, светло-рыжая глинисто-пыльная почва, блёкло-соломенная трава без единого зелёного пятнышка.
Возле автобусной трассы находились все магазины: несколько продуктовых и один хозяйственный. Отдельно на углу улицы, на первом этаже жилого дома, с крыльцом и каменными ступенями был магазин «Молоко» с железной ярко-синей дверью, внутри очень маленький. Дверь эту помню ну очень хорошо, потому что я была невероятно стеснительная с самого раннего детства и общаться могла исключительно с теми, кого уже знаю. А в магазин посылали, выдавая мелочь на бутылку молока (20 с чем-то копеек). И вот, если кто-то, заходя, нечаянно прикрывал гостеприимно распахнутую дверь, то подняться по ступеням, чтоб взяться за ручку, потянуть и войти, я не могла. Стояла, переминаясь пыльными сандаликами в тени густой шелковицы, стискивала в кулаке влажную от пота мелочь и уныло ждала, чтобы кто-то ещё пришёл и потянул ручку, чтоб я поняла - не перерыв и не переучёт и вошла следом.
А так магазин мне нравился. Там были непременные скошенные витрины со стеклом, непременные синие весы с длинным, дугой, стеклянным окошком, и кроме молока, масла и всякой сметаны, продавались конфеты. В частности, закатанные в мутный полиэтилен мармеладные фигурки зайчика и белочки, довольно большие, почти в детскую ладошку. Одна фигурка зеленая, другая жёлтая. Стоили совсем мало и мы довольно часто покупали их самостоятельно. И, на минуточку, я понимаю, что в воспоминаниях вроде как и трава зеленее и сахар слаще, но это был реально очень вкусный мармелад, правильно вязкий, не переслащённый, прозрачный под слоем сахара, как цветное стекло. Сперва облизать сахар, потом любоваться, с сожалением и радостью отъедая от звериков выступающие части.
Подобного цвета, изумрудно-полупрозрачного, бывает морская вода в кильватере идущего катерка, смотришь и кажется, что там внизу одни сплошной зелёный мармелад из детства.
А почему я уверена, что мармелад был намного вкуснее нынешнего, расскажу. Его делали на натуральном агар-агаре, потому он не размазывался, пружинил на зубах, но совершенно не так, как резиновый жевательный. И уже в нынешней жизни я внезапно обнаружила мармеладные конфетки с абсолютно идентичным вкусом, постоянно ими закупалась и когда угощала, все нахваливали, всем нравилось))
Продуктовые магазины запомнились мало, а вот хозяйственный – это была настоящая пещера Аладдина! Не буду перечислять, все знают, сколько всего прекрасного может быть в хозмаге, особенно если он далеко от цивилизации и товары востребованы самые разные. Скажу лишь, что там было полутемно, гвозди и инструменты поблескивали, призывая подойти и рассмотреть, от размеров торгового зала голоса становились гулкими. И можно было потихоньку уйти от прилавка, где совершаются покупки, переходя от ящичков с гвоздиками к стене, заставленной рядами лопат, тяпок, граблей – непривычно новеньких. И – запах. Аромат, я бы сказала: металла, машинного масла, новой клеёнки (о эта блестящая цветная липкая клеёнка в рулонах, как же она дивно воняла своей клеёночной химией), керосина, бензина, и ещё тысяча неопределяемых мной, но таких заманчивых запахов.
(продолжение следует)
Примечание: я уже писала где-то в сети, что папа увлекался фотографией и поэтому в семье осталось довольно много любительских фотоснимков, даже ещё тех времён, когда они с мамой не поженились. Постараюсь показать как можно больше старых фотографий. А потом стал снимать старший брат, а потом и я... И кое-какие детали из написанного я могу проиллюстрировать даже современными фото, в местах моего детства что-то осталось почти неизменным, а что-то поменялось так, что опять же интересно показать, как было и как стало.
Буду отыскивать снимки, буду ездить и делать новые, с нужной точки зрения, и буду возвращаться к написанному, дополняя его.