"Раба любви..."
Начало здесь
Мона взялась за велосипед, уже закинула ногу, как вдруг за спиной раздался пронзительный, резки крик тетки Софи:
-Ты куда это опять намылилась ехать? Каждый день таскаешься к этому развратнику!
-К какому еще развратнику, тетя?
-А то не знаешь! К этому никчемному ветеринару, Роберто. Как начала в пятнадцать лет по мальчикам бегать, так все не остановишься, перешла на взрослых мужчин.
-Успокойся, тетя, у меня с ним ничего нет.
-Ну да, конечно. Постыдилась бы, он в отцы тебе годится и ни за что не женится на такой как ты. Смотри, когда живот на нос поползет, на нас не рассчитывай, поедешь к своей мамаше в Неаполь. Нам позора не нужно. Говорят, она тоже бросила твоего отца и теперь таскается по мужикам. Ты вся в нее пошла, такая же по.тас.куш.ка.
-Хватит, не желаю вас слушать, тетя Софи! Следите за языком, я уже совершеннолетняя, работаю и не собираюсь терпеть ваши гадости.
-Работает она! Да толку от твоей работы, если хватает только на еду, да на такую одежду, будто на помойке ее драли кошки. Посмотри на свои шорты, они же почти не прикрывают твой зад и все в лохмотьях.
-Я не хожу в шортах на работу, а сегодня у меня выходной, - с этими словами девушка открыла калитку и дальнейшие умозаключения тетушка Софи уже кричала в пустоту, Мона быстро крутила педали, удаляясь от дома. Ветер радостно трепал ее волосы, солнце светило ласково и она стала улыбаться в предвкушении встречи с Оскаром.
Мона усмехнулась еще раз. Про то, что она ездит на встречи с Ости, до сих пор никто не прознал. Она, действительно, повинуясь внезапной страсти, каталась в дом к Роберто, чтобы проводить время с его другом. Поначалу ей было стыдно перед ветеринаром, она видела, каким взглядом он провожает ее, когда она поднимается на второй этаж. Но потом, Ости сразу тащил ее в постель, где он был царем и владыкой и девушка забывала обо всем. Мона не могла сопротивляться его напору, воспринимала все его заскоки, как повеление свыше, вытворяла такие вещи, о которых подумать раньше не могла. Ости не церемонился с ней, не спрашивал хочет ли она то, или это, просто брал и делал с ней все, что хотел. А фантазии у него были бурные и любовником он оказался ненасытным. Сколько раз Мона уходила раздосадованной и клялась про себя, что она отныне будет недоступной, Ости станет добиваться ее, уважать, а она отказывать и требовать церемоний, цветов, подарков. Бывало, даже садиться на стул ей было больно после проведенного вечера с любовником. Но наступал следующий день, за ним еще один и Мона понимала, что она не может жить без него. Садилась на велосипед, входила в дом Роберто, краснела под его взглядом, ветеринар здоровался с ней с усмешкой. Никто из немногочисленных любовников Моны не вытворял с ней такого. Роберто слышал почти все, что делалось наверху, с интересом наблюдал за другом и его пассией. "Во что все это выльется?",- все чаще задавал себе вопрос ветеринар. Все мальчики Моны были робкими, неумелыми, но Ости, он знал, что делает, превратив девушку в послушную исполнительницу своих фантазий. Оскар и сам понимал, что перебарщивает с девчонкой, но он слишком давно не был с женщиной и все никак не мог угомониться. Мона, с ее доверчивой мордашкой, простой и незамысловатой любовью, оказалась идеальной исполнительницей чужой воли. Не перечила ему, даже провоцировала быть грубым, циничным, использовать ее как вздумается, без вопросов: "А нравится ли тебе, дорогая, то что я делаю?" В такие моменты он даже злился на безволие Моны, время от времени вспоминал Виолетту, она не была такой покорной, как часто отказывала ему, сопротивлялась. Да, жена любила его, но если что-то было не по ней, могла во время бурной ночи даже ударить кулаком по спине. Он помнил, как Грета взбрыкивала, уезжала от него перед рождением Максимки, вспоминал, как ревновал, когда она с Валидом уединялась на кухне и о чем-то разговаривала, краснела и смущалась. Какую острую ревность он испытывал в такие моменты. А уж когда за ней на Тенерифе поехал Валька, то ушел к такое глубокое запойное пике, что самому противно вспоминать. Терпеть Виолетта уж точно бы не стала, если что-то не по ней, а эта овечка итальянская все терпит, таскается к нему не реже раза в три дня. Даже Роберто стал говорить, что так нельзя. Все-таки Мона их соседка, нужно бы соблюдать какие-то приличия. Превратив Мону в свою рабыню, Оскар все чаще стал думать про жену и неожиданно понял, что тоскует по оставленной стране, дому, сыну, которого уже почти не помнил. Тот крошечный малыш в одеяле, которого он держал на руках, уже должен вырасти в милого мальчугана, начать говорить, ходить и бегать. Все это сейчас было где-то там, в России, где его считали погибшим.
Фото автора.