Предыдущая часть
Вихляев подошел к пленному и заговорил на турецком:
- Есть еще кто-то из военнослужащих здесь?
Турок в ответ мотнул головой.
- Хорошо. – Вихляев с долгим прищуром заглянул в глаза турку. – Где следующий пост?
- В одном поприще? – низким, хриплым голосом ответил старик.
- То есть, хотите сказать, один дневной переход?
- Да.
- Какова численность военнослужащих на нем?
- Десять человек. Везде по десять.
- Сколько постов до дороги из Каппадокии в Амис?
- Еще один.
…Пожалуй, спрашивать его больше не о чем…Подумал штаб-ротмистр…Так разве, что ради любопытства.
- Как узнали о нашем приближении?
- Услышали стрельбу далеко. Он, старик указал на воина в чалме, мой сын, Якуб, далеко умел слышать. Он сходил вам навстречу по другой тропе, поэтому вы не увидели никаких следов. Мы сделали засаду. А теперь, убей меня!
- Успею. – Вихляев отошел в сторону и скомандовал Лыткарину. – Свяжите его, пусть пока побудет с нами.
- А может его того, вашбродь? – Лыткарин провел ребром ладони по своему горлу. – Чего на него глаза пялить. Жрать ведь поди давать придется.
- Расстрелять всегда успеем. Ладно. Делаем привал. – Вихляев кивнул в сторону поста. – Карманов, сходите и осмотрите объект. Потом скажете. – штаб ротмистр тяжело опустился на снег. – Карманов, отвечаете за лошадей.
- Да здесь они все, вашбродь. Эта скотина дюже любопытна бывает. Смотрели на нас, поди ж, как мы на обезьнку в цирке!
- Вы бывали в цирке?
- А то ж. Батя давно еще в город с собой на ярмарку брал. Там обезынки, ох, парень до чего смешные?
- Не обезынки, а обезьянки. А, впрочем, так даже лучше.
- Как сгулял Никола в Крым
Не цалованный
Девки бегают за им
Сиськи в стороны
Девки, эх, ядренать вошь
Манят ласками
Выбирай какую хошь
Все побаския
- Свистунов!
- Да вашбродь. – казак неохотно прервал частушки.
- Прекратите, Свистунов. Голова раскалывается. Нашли время!
- Э-э, вашбродь, не знаете вы казака свово! Он ведь как, коли запел казак, значится душа правая, коль не поет, то крИвая. А по-другому как? Худо, как мой племяш, вернулся, после года войны с одной ногой, да залег на печи. Мати его и так и эдак, а он лежит, только лицом сереет пуще день ото дня. Потом запил, а опосля и драться начал по хате: то мать толкнет, то батю огреет. Девка была, невеста, ушла куда подале от такого. А он все пил, пока головой не тронулся. Так и повесился в сарае. А вот, если бы, кто ему подсказал, как вовремя Смраду с души выгнать, то и жил бы по сей день.
- Смраду? – Вихляев заинтересованно посмотрел на пластуна.
- А, вот не слышал ты о такой, вашбродь. А еще ученый человек. Она, тварь такая, забирается глубоко и сердце помалу сосет. Человек тогды умом и трогается. А коли ее выгнать вовремя, то она и не прицепиться. Песней да весельем лучше всего выгоняется, поэтому казаку, после похода, обязательно требуется погулять: где вина попить, где песен погорланить, а где и с бабой полюбится. Тут, кому как. По мне так лучше бабы для этого дела ничего не подходит. Ну, вина-то я тоже могу, но не шибко, главное все ж – за бабой.
- Пусть поет, господин штаб-ротмистр, - подал голос Зымаев, - а то опять про свою Евсейку заведет.
- А, - Вихляев махнул рукой и приложил окрашенный снег ко лбу. – Что скажете о ране?
- Тут шить рану надобно. Я пока ее стянул бинтом. Потом еще какое-то время, чтобы в себя пришел.
- Я вас понял, - штаб-ротмистр посмотрел на турецкий пост.
Наконец, из-за ели вынырнула голова Карманова.
- Все чисто, вашбродь.
- Свистунов соберите трофейное оружие. Остальные за мной.
- Допелся, язвиголова! – Свистунов окинул взглядом поле боля, - Копайся теперича в этакой кровище.
- Зато дюже еще заспеваешь! – Лыткарин толкнул перед собой пленного турка.
- А вот и заспеваю. А ты во мудями впустую тряси!
- Прекратить, господа казаки. Орете, как у себя в станице. Пластуны называется! – Вихляев строго посмотрел на казаков.
- Так мы ж шутя, вашбродь! – Лыткарин поддел на ладонь снега и сунул в рот.
- Всем на пост. На завтра объявляется дневка. Можно будет отдохнуть и привести в порядок обмундирование.
Вихляев первым стал подниматься в сторону поста, тяжело проваливаясь кавалерийскими сапогами в рыхлый снег.
На небольшой площадке торчала кривой занозой поперек белого снега хлипкая постройка, сделанная из не толстых, очищенных от веток стволов. Одна дверь на кожаных петлях, одно окно, с торчащей горизонтально земле трубой. Внутри грубо сколоченные нары из коротких жердин, застеленные гнилой соломой. Очаг из нескольких медных листов склепанных между собой, из такого же скрученного листа труба. Угли в нем еще были горячими. Свистунов смахнул с очага сушившиеся тряпки и сунул несколько веток хвороста, длинно дунул. Затрещал огонь.
- Пожалуйте, господин офицер! Тепло сделаем, а вот соломку я бы перестелил – не гоже ихних вшей подкармливать.
- Ты б лучше убрал все к херам. – Зымаев придерживал под руку Колесникова.
Свистунов послушно сгреб солому с лежанок и вытащил вон. Раненого уложили на бурку. В тонких, смуглых пальцах казака появилась кривая игла и специальная нить для зашивания ран.
- Где вы этому научились? – Вихляев с интересом смотрел на приготовления к операции.
- Война всему научит, вашбродь. Это мне одна бабка подарила на Маньчжурии. Меня тама подранили, будь-здоров, очухался в жилище из шкур, а кругом узкоглазые басурмане. Ну я ж тогда и подумал, дескать, вот он как ад выглядит. Вот и черти: глазки узкие, все в звере одеты. Тут они мне дают испить чего-то кислого. И улетел я тогда в разные сказки чудные.
- И что потом? – Вихляев положил феску на нагретую медь.
- Потом очухался. На ноге швы, а пуля ждет меня на белом мехе. Черная така да на белом. Эк, вашбродь, ядрено запоминается. С тех пор ношу ее на себе. Так эта бабка велела. Дескать, твоя уже с тобой, а остальные пусть своих хозяев ищут. И впрямь ведь, с тех пор, что ни пуля, аль осколок какой – стороной меня обходят. И еще мне бабка эта дала эту иглу и моток ниток. Да то не нитка, а ус рыбий. И игла, вишь вон, тоже из кости рыбьей, загнутая и без ушка. Вот и везде эта врачевательная снедь со мною. Многих с того света вытащила. – Зымаев ловко накинул на иглу петельку.
- Я так понимаю, вас они усыпили, а потом уже штопали.
- Так точно, вашбродь. Но тама снега не было. Сейчас вот мне Свистунов его принесет, и мы ранку подзаморозим. Лежи спокойно, пан пластун! – обратился к Колесникову.
- Нужна ли моя помощь, Зымаев?
- Нет, господин штаб-ротмистр. Управлюсь с Колесниковым, тогда вашей спиной займусь.
- Спасибо.
- Да пока не за что. Водки бы.
- Держите. – Вихляев поставил перед Зымаевым фляжку и вышел из помещения.
Казаки уже занимались каждый своим делом.
Продолжение