Порезы были настолько глубокими, что отсутствие кровотечения казалось странным. Набухшие края ран, будто приоткрытые в экстазе рты, смотрели беззвучно и не источали ничего, кроме странного чувства неприязни. Кровь остановилась уже давно, венозное давление было на нуле после остановки сердца, и теперь тёмные пятна, больше похожие на грязь, смутно напоминали о недавнем разрезе.
Её нашли возле подворотни, недалеко от мусорных баков. Тело лежало так уже несколько часов, слегка припорошенное мелким снегом, который иногда просыпался из низких серых облаков. Мало кто обращает внимание на подозрительных людей, лежащих в укромных местах на улице, подстелив на землю старый картон. Все просто думают, что это очередной пьянчуга перебрал лишнего и решил отдохнуть. И никого не смущало, что уже почти месяц как наступила зима, и морозы были пока еще не сильными, но уже постоянными. Район был далёк от благополучия, а потому подходить и помогать незнакомцам, лежащим возле мусорных баков, было себе дороже.
Я смотрел на неё сейчас и с трудом узнавал. Лицо стало неподвижным, в нём исчезла та неуловимая притягательность. Оно стало совершенно чужим. Такое чувство бывает, когда какой-то хороший знакомый уезжает надолго, а потом вы вновь встречаетесь - и он уже не тот. Вроде бы вы знакомы, а нормально поговорить не получается, что-то отталкивает. Будто прерывается какая-то очень тонкая связь и вы с ним становитесь чужими. Я смотрел не неё из толпы и не мог представить, что мы прожили вместе несколько счастливых месяцев, настолько чужой она мне показалась в тот момент.
Наверняка ко мне придут люди и будут задавать вопросы, но ответов будет немного. То, что она была хорошей и необычной. Отличалась от остальных. А сейчас превратилась в застывшую куклу. Я почему-то воспринимал случившееся именно так. И только теперь понимаю, что внутренне был почти готов к такому исходу. А она, видимо, знала наверняка, чем всё закончится…
***
Мы познакомились около года назад. Тогда я считал это счастливой случайностью, но теперь понимаю, что это должно было случиться.
На какой-то вечеринке мы оказались за одним столом. Потом я так и не выяснил, кто её пригласил, но она вела себя совершенно свободно, будто знала почти всех окружающих. Она тогда сидела напротив и я часто ловил на себе её любопытный взгляд.
Мужчине всегда очень приятно, когда им интересуются. Я отвечал ей улыбкой, когда она это видела. А в остальные моменты, глядя украдкой, пытался понять, что же меня притягивало. Лицо не самое прекрасное, какая-то несуразность в фигуре. И только потом стало ясно, что всё дело в одежде. Плотная водолазка оставляла открытой только голову и руки. Длинные джинсы прятали ноги. В тот вечер я не придал этому значения, списав на небольшой достаток. Оказалось - нет, просто такой стиль был самым удобным. Именно в её случае.
Вечеринка продолжалась какое-то время, пока даже самые стойкие не начали засыпать за столом. Мы же с ней сидели в сторонке и тихо разговаривали. О чём, я сейчас уже и не вспомню.
У каждого в жизни бывают такие вот пьяные разговоры, когда значение имеет только факт общения, независимо от темы. А уж предметов всегда перебирается огромное количество, и всё потому, что ни одна не задерживается в пьяной памяти надолго. С одного разговора перескакиваешь на другой, пока не доберёшься до очень знакомого предмета. И только хочешь показать свои познания, как кто-то перебивает тебя глупым анекдотом или тостом, мысль сразу улетучивается и разговор резко меняет своё русло. А после возвращаться к старому уже и не хочется.
Так же случилось и в тот вечер. Мы обсудили почти всё, что могли, рассказали друг другу о любимых вещах, занятиях и даже коснулись привычек. Беседа текла плавно и казалось, ей не будет конца. И только потом я понял, что за весь вечер ни с кем больше так и не поговорил. Это было странно, но в тот момент мне было абсолютно комфортно. И когда пришла поря расходиться, я не мог не вызваться провожать.
Мы отправились домой втроём: с нами увязался один общий знакомый, который жил неподалёку. Как-никак опустилась ночь, а прогулки по району не всегда были безопасными. Гораздо удобнее было перемещаться маленькими группами. Про машины тогда даже никто и не думал, все добирались пешком.
Ночь приняла нас в свои холодные объятья, мы двигались как партизаны, от одного освещённого пятна под фонарём до другого. Благо, недавно выпал снег, и теперь даже тусклый лунный свет давал немалое подспорье идущему в темноте спутнику.
Мы уцепились под руки втроём, она оказалась посередине. В таком положении, как оказалось, трём нетрезвым людям очень удобно двигаться по замёрзшему тротуару. Шаги были неуверенными, но планомерно приближали нас к цели.
Дурачиться спьяну - это привилегия очень небольшого количества людей. Многие ведут себя чинно-благородно, но если появляется хоть один заводила, все вокруг заряжаются позитивом и бесшабашностью. В тот вечер так и получилось. Неспешная прогулка под луной, прозрачный морозный воздух, встревоженный паром и сигаретным дымом, перестали быть спокойными.
Она, идущая между нами, вдруг тихонько освободила локоть. А потом, как следует оперевшись ногой о бордюр тротуара, вытолкнула нашего общего знакомого с дороги, прямиком в свежий сугроб. Он, и до того идущий неуверенно, полетел головой вперёд и скрылся под взметнувшимся снегом. А её звонкий смех раздался в ночной тишине.
Что творилось после, можно описывать очень долго. Снежки, борьба в сугробе, радостные вопли и визги. Потом просто неподвижно лежали на спину, изучая звёзды и луну, и рассказывая при этом похабные анекдоты. А главное - не было никого поблизости, кто хотя бы мог сделать нам замечание. Все будто исчезли из мира.
Когда позже, устав от смеха и веселья, мы двинулись дальше, хмель в головах почти полностью исчез. Не в том смысле, что прямо сейчас смогли бы сесть за руль, но не было того тянущего и дурманящего морока, какой бывает после долгой ночи. Лишь ощущение радости и благодушия.
Наш третий случайный попутчик вскоре покинул нас, когда мы добрались до его дома, и теперь мы продолжали путь уже с ней вдвоём. Уже успокоившиеся, с приятным ощущением внутри, мы медленно брели по пустым улицам, держа друг друга под руку. Она вела меня куда-то, я не знал дороги, но это почему-то совсем не беспокоило. Дворы многоэтажек сменяли подворотни и наоборот, пока места не стали казаться мне знакомыми.
«Мне кажется, мы ходим кругами».
Она остановилась и развернулась ко мне, опустив глаза.
«Просто я хочу еще немного поговорить. Мне с тобой интересно, а звать домой в первый же вечер - неудобно».
Я был приятно удивлён. И даже не предложением, нет. Мне вдруг стало очень уютно от того, что наши ощущения совпали. Такие слова согревают лучше любых напитков, но это был неплохой повод.
«Я ни капельки не против зайти на чашку кофе»
Она даже немного подпрыгнула на месте от радости, а потом схватила за руку и потащила вперёд. До её дома, как оказалось, оставалось всего полсотни шагов.
Дальнейший вечер я почти не помнил, только кухню. Запах кофе, сигарет и долгих разговоров в полумраке. Лиц не видно, только очертания. Оставшийся в голове хмель давал нужное расслабление, и теперь темы для разговоров стали намного более откровенными. Разговаривать в темноте - это что-то необыкновенное.
Ближе к утру на улицах погасли фонари, район погрузился во тьму, а через пару часов уже начинало светать. Мы же всё сидели и разговаривали, держать за руки и изредка поднимая чашку с остывшим кофе. И только потом я понял, что нам нужен был не разговор. Гораздо важнее было чувствовать друг друга рядом.
После му перебрались в спальню. В предрассветном сумраке она откинула покрывало и мы улеглись прямо в одежде. Единственное, чего хотелось - быть рядом. Я обнял её, закрыл глаза и почти сразу провалился в глубокий сон.
***
Дальше время летело незаметно. Мы были рядом почти постоянно и она буквально светилась изнутри. Можно предположить, что так же выглядел и я. Не мог от неё оторваться, ни телом, ни взглядом. Она притягивала меня как магнитом, как бы банально это ни звучало. Озорные искорки у неё в глазах сверкали всё чаще, она с каждым днём становилась всё более безрассудной, и это мне нравилось больше всего.
Однажды я вернулся домой с работы. В квартире стояла тишина, лишь на кухне слышалось какое-то движение. Прямо так, не разуваясь, я поспешил туда.
Она сидела за столом и рассматривала свою порезанную руку. И вроде бы обстановка всё объясняла: разделочная доска, большой нож и наполовину порезанная морковь. Только поведение было необычным.
Кровь уже запеклась, но она почему-то не спешила обрабатывать рану. Изучала её со всех сторон, будто видела впервые. Порез оказался довольно глубоким, как бы не пришлось накладывать швы.
Заметив меня, она оторвалась от созерцания застывающей крови, промакнула салфеткой и туго перетянула изолентой. «Не бед», - прошептала она, чуть повернув голову в мою сторону. «Заживёт. Я часто резалась раньше».
«До встречи со мной?» - попытался пошутить я.
Она коротко кивнула и отвернулась к столу. Я продолжал смотреть на неё и только сейчас начал понимать, что уже видел её руки, но ни разу - тело. До откровений пока не доходило, и при свете мы не раздевались. Она была какой-то другой, отличалась от всех остальным. Я знал, что на её руках было множество рубцов. Старых, давно уже побелевших шрамов, которые меняли кожу сеткой мелких линий. Они даже не казались шрамами, а больше походили на какое-то редкое нарушение пигмента.
И сразу за этим осознал, что по ночам, когда в темноте прижимаю её к себе, пальцами ощущая более крупные рубцы по всему телу. Больше на руках и бёдрах, чуть меньше - на теле. Я касался их и ощущал, но в те моменты мне было совершенно безразлично, что это такое и откуда взялось. Я не отдавал себе отчета, она заставляла меня терять голову, и хотелось только одного - отдаться ей полностью, объединиться душой и телом.
Потом, когда вместе с разумом возвращалась и способность анализировать, она натягивала одну из своих бесчисленных водолазок и я забывал о найденных шрамах. С того момента всё моё внимание приковывали её глаза с пляшущими в глубине чёртиками. Да и сама она была чертовкой.
А вот теперь она порезалась вновь. Случайно ли? Кто знает, вполне возможно.
«Как прошёл твой день?»
Она качнула плечом. «Ничего особенного». Продолжала резать морковь, а я наблюдал за этим неторопливым действом. Нож скользил вдоль овоща, отделяя тонкие полоски оранжевого цвета. Я наблюдал за этим, как зачарованный, и мне почему-то представилось, что это её палец. Очередное движение, и кровь начинает заливать доску, а она продолжает резать, не обращая внимания.
Вышло так, что мне это не привиделось. Рана под изолентой опять начала кровоточить, морковь приобрела красноватый оттенок, влажная разделочная доска порозовела.
Она повернулась лицом ко мне. Грустная слабая улыбка, сквозь печаль. Глаза, готовые расплакаться. Дрожь в руках стала заметной, нож выпал из руки и зазвенел по кафелю кухни, выбивая кусочки рисунка с поверхности. Отлетел в сторону с громким звуком и почти сразу же затих в углу.
Всхлипывая и дрожа всем телом, она прижалась ко мне своей аккуратной головой и тихо прошептала: «Я так надеялась, что это больше никогда не повторится…»
***
Мы лежали в полутёмной комнате и она рассказывала о прошлом. Я не говорил, лишь только слушал, задумчиво изучая старые рубцы на теле.
«Когда я была маленькой, уже тогда мне казалось, что со мной что-то не так. Мальчики смотрели по-особому, и даже близко никто не подходил. Ко мне относились как к прокажённой и это заставляло чувствовать себя уродиной.
Однажды в школе случился скандал, меня обвинили в порче классного журнала. Я этого не делала, но знала, кто виноват. Не говорила - мне бы всё равно не поверили. Наговорили родителям всякого, мне конечно же влетело. В наказание, кроме прочего, было велено убраться в доме. В тот момент, когда я домывала стаканы, один выскользнул из рук и разбился прямо в раковине. А мокрое стекло очень опасно, знаешь ли».
О да, я знал об этом. Стоит стеклу намокнуть, оно начинает резать вообще всё, к чему прикасается.
«Я начала убирать осколки, как резкая боль пронзила руку и вода стала красной - до сих пор стоит перед глазами. Я застыла тогда: крови всегда боялась, но только чужой. Ноющая боль в пальцах требовали, чтобы я закрыла воду и обработала рану. Но почему-то я этого не сделала. Чётко помню тот момент: упоительное ощущение уже перенесённой боли, её остаток в руке и осознание того, что в этот раз хуже уже не будет. С души будто сняли камень, и школьный скандал казался мелочью».
Она показала мне правую руку - в полумраке я видел тонкий, едва заметный рубец поперёк ладони. Он слегка деформировал кожу, но пальцы работали как положено. Я изучил его глазами и пальцами, а после вернулся к исследованию живота. Несколько длинных узких следов опоясывали левый бок, будто когти какого-то зверя: три параллельных белёсых линии.
Ниже, почти на талии, я обнаружил более грубый шрам. Он казался старым, почти выцвел, но очертания его казались ужасными. Здесь следовало бы наложить швы, но никто не удосужился, и рубец теперь неровной бороздой выбухал над поверхностью кожи.
«А этот откуда?»
Она коснулась его рукой, бережно погладила. Улыбнулась, вспоминая свою прежнюю импульсивность.
«Это я с парнем поругалась. На первом курсе».
«Я думал, в таких случаях режут руки».
Она прижалась ко мне поближе, вновь отвлекая от изучения своего тела и туманя разум. Шепотом проговорила мне на ухо: «На руках уже не оставалось места».
***
Я был единственным, посвященным в тайну: почему она всегда пользовалась одеждой только с длинными рукавами и штанинами, никаких шорт или футболок. За несколько месяцев успел изучить каждый шрам на её теле, его историю, а главное - что не нужно делать, чтобы они появлялись.
Она говорила, что новых рубцов не будет, ведь она нашла то, что так долго искала. Радость в её глазах была всегда, но в последние дни как будто начала угасать. И такой, как в день нашего знакомства, она больше не становилась.
Человек устроен сложно, но одна вещь является постоянной: он привыкает. В том числе и к обретённым вещам. Они становятся обыденностью, радости от обладания становится всё меньше. Они превращаются в данность. Но я искренне надеялся, что меня хватит на её жизнь. Ведь я тоже был к ней привязан, и только после встречи понял, чего мне всё это время не хватало. Мы были нужны друг другу.
Порезы на коже всегда значили для неё какие-то неприятности из прошлого. И чем больше груз проблемы, тем более глубокой и корявой становилась очередная рана. Глубоких рубцов на её красивом теле было немного, и я уже научился не замечать их, принимая как данность.
Она была другой. Вместо ран в душе она оставляла их на теле, как напоминание о пережитом. Она хотела не забывать, хотела помнить о них, и каждый новый шрам делал её чуть-чуть сильнее, позволяя не сломаться от очередных мелких дрязг или более серьёзных неприятностей.
Так продолжалось до наступления очередной осени. Мы уже несколько месяцев жили вместе, быт сложился и проблем не возникало. По крайней мере, так казалось мне. А она всё чаще возвращалась с работы в расстроенных чувствах, не хотела разговаривать и подолгу запиралась в ванной. Каждый вечер я внимательно изучал её тело, но, к своему успокоению, новых ран не находил.
Однако, кто ждёт - дождётся. Очередной вечер подходил к концу, я ходил из угла в угол по квартире и ждал. Она задерживалась уже больше, чем на полчаса, и тревога внутри нарастала. Но я успокаивал себя, что она просто задержалась где-то в магазине, или не успела на электричку. Или любая из сотен причин.
Наконец, в двери повернулся ключ. Она вошла, вся в слезах, и остановилась в прихожей, уронив сумку на пол.
«Что случилось?!»
Вместо ответа она протянула мне руку. Под толстым свитером явно ощущалось утолщение. Задрав рукав, я с горечью обнаружил свежую повязку. Там немного пропиталась сукровицей и приобрела розовый оттенок.
Я помог ей раздеться и отвёл в кухню. Сама она была не в состоянии, слишком разнервничалась. Налил чаю и сел напротив. Очень скоро она перестала шмыгать носом и уже смогла говорить.
«Как так произошло?»
«Я не виновата. Это случайность».
Она сама не верила в то, что говорила. Просто пыталась убедить саму себя, что это еще не конец. Внутри неприятно кольнуло неприятное ощущение - дальше будет хуже.
Тот неглубокий порез зажил быстро, но теперь она стала совсем другой. Огонёк в глазах, до того ярко горевший, теперь стал еле заметен. Она просто проживала день за днём, ожидая, когда же, наконец, вновь сорвётся. Мысли не давали спокойно существовать, она постоянно ожидала подвоха от самой себя. Мне было сложно даже вообразить её страдания, ведь я никогда не резал себя сознательно.
Вскоре появился еще один мелкий порез. Потом еще. Наверное, это давало какое-то облегчение, становилось проще. Она переключалась и на время возвращалась в норму. Это был акт эмоциональной разрядки, когда человек сбрасывает накопившееся напряжение. Потом уже можно спокойно жить дальше, не думая о потребностях. Но день за днём эта необходимость всё больше нарастает, и вновь становится необходимо расслабить внутреннюю пружину.
Каждый раз, возвращаясь с очередной раной, она говорила какую-то мелкую ложь, что это произошло случайно. Ободрала о торчащую арматуру в стене, или поскользнулась и упала на осколки стекла, или неудачно воспользовалась ножом, тот выскользнул и порезал кожу. Мы оба знали, что это просто отговорки.
Я знал, что ей это необходимо, и делал вид, что верю. Но боялся, что в один момент будет пересечена некая грань. Каждый раз я ждал её вечером дома и не находил себе места. В любой из этих дней мог раздаться телефонный звонок из больницы. Вдруг она поступит туда с кровотечением, и придётся объяснять, откуда на её теле такое огромное количество шрамов. Я знал их все, знал историю каждого из двухсот шестнадцати. Кроме тех полутора десятков, что появились за последние два месяца.
И однажды случилось то, к чему всё шло. Мои самые худшие опасения оказались мелочью по сравнению с реальностью. Однажды она просто не вернулась домой. Я ждал, сколько мог, а после оделся и отправился искать её по району.
Недалеко от дома я наткнулся на небольшую толпу. Они стояли полукругом, обсуждая какое-то происшествие. Я двинулся ближе, уже ощущая, что случилось непоправимое.
Участок трагедии был отгорожен лентами, близко никого не подпускали. Я протолкнулся сквозь толпу зевак и присмотрелся. Может, это было странно, но в тот момент эмоции меня покинули.
Я просто смотрел на лежащее тело и осознавал, что это уже случилось. Изменить ничего не получится, обратного пути нет. Она достигла конца пути, который был неизбежен, и сейчас превратилась в другого человека.
Перестала быть той весёлой и бесшабашной девочкой, с которой я познакомился год назад. И даже той, в кого превратилась за последние месяцы. Теперь это было просто тело, лежащее возле мусорных баков в застывшей луже собственной крови. Она перестала быть тем живым человеком, которого я знал, и превратилась в нечто чужое. Она не вернётся, но воспоминания о ней будут жить со мной.
***
Через несколько дней меня вызвали к следователю. Никакого сопровождения, простая серая повестка с указанием адреса и времени.
Уставший от рутины немолодой капитан перебирал бумажки у тебя на столе, когда я постучался к нему в кабинет. Он жестом пригласил сесть, потом изучил меня тяжёлым взглядом.
«Вы были сожителями?»
Я только кивнул.
«Похоже, это было не убийство. Как она себя вела в последнее время?»
Я пожал плечами.
«У неё были некоторые… странности».
Капитан грустно хмыкнул.
«Это еще слабо сказано. Судмедэксперт насчитал почти двести пятьдесят шрамов на теле, разной степени давности».
«Это была её слабость. Не запрещено же».
«Вы знаете, почему она так сделала».
Я опять пожал плечами. Разговор выходил бесполезным, и мы оба понимали, что он просто должен был состояться. Хотя бы для протокола.
«Знаю, что ей становилось легче. Запретить этого я не мог».
«Сколько вы знакомы?»
«Около года, может, чуть меньше».
Он опустил глаза, нашёл какую-то бумагу в ворохе на столе. Протянул её мне.
«Вы знали об этом?»
Я взял лист в руки. Заключение из психиатрического диспансера. Состояла на учёте с детства, последние пару лет не являлась на приём, лекарства не принимала.
«Но ведь она не была опасна для окружающих?» - я вернул лист капитану.
«Как пояснил психиатр, нет. Только для себя».
Я покачал головой. «Нет, не знал».
Он убрал бумагу в картонную папку, после отодвинул её в сторону.
«Ладно. Мне просто хотелось с вами поговорить. Больше вопросов нет. Можете идти».
Я встал и, не прощаясь, покинул кабинет.
***
Для чего она делала то, что делала? Я задавался этим вопросом раз за разом, но так и не находил ответа. Он маячил где-то поблизости, но мне не удавалось его разглядеть.
Она была чем-то особенным в моей жизни, я будто вдохнул свежего воздуха, которого не мог ощутить с самого рождения. Она со своим озорным взглядом и лёгкой «сумасшедшинкой» давала мне почувствовать себя живым.
И её тайна, в которую был посвящён только я, скрывалась от остальных под длинными рукавами. Она давала мне почувствовать себя особенным. Тем, кто был посвящён и допущен к очень узкому кругу людей. Только она и я, спрятанные в полумраке комнаты. Я изучал нити шрамов у неё на теле, а она делилась самым сокровенным. Это был её собственный способ запомнить и пережить. Она знала о каждом из них, и я тоже узнал. Про каждый по очереди. И, может быть, это странно, но я помнил историю каждого. Сколько их было, откуда они появились. А она продолжала с улыбкой рассказывать, словно и не было той боли, которую они причиняли. Она не говорила о страданиях, а лишь только о памятных событиях, которые означал тот или иной рубец.
Только сейчас я понял, что любил её. Со всеми её странностями и необычностями. Налёт безумства теперь не казался ненормальным, это была её особенность, которой я больше ни в ком не найду. Я должен был её запомнить. Должен был самому себе, иначе не смогу жить дальше.
Нож очень удачно оказался рядом. Ну что же. Пусть она будет первым и лучшим воспоминанием всей последующей жизни. И чтобы не забыть, я сделаю себе небольшой порез.
Вот здесь, на предплечье левой руки…
Автор: HEADfield
Источник: https://litclubbs.ru/articles/6031-porezy.html
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
#порезы #рана #когти #нож #ужасы #страх #рука
