Человечеству давно знакомы понятия утопии и антиутопии, мы пользуемся этими словами в повседневной жизни, в разговорах о литературе, политике, общественном устройстве. Мы привыкли соотносить антиутопию с победой тоталитаризма, крахом демократических иллюзий и идеалов. Антиутопии выступают как своего рода предостережения, проигрывая в нашем воображении негативные, пугающие сценарии развития общества. Зародившись как сатира на произведения утопического жанра (вспомним «Путешествия Гулливера» Дж. Свифта, 1726), антиутопия со временем начинает приобретать все более мрачные краски, не давая повода для улыбок.
Пик развития жанра антиутопии пришелся на двадцатый век, что неудивительно, ведь этому способствовала накаленная социально-политическая обстановка, экономические кризисы, революции, мировые и гражданские войны. На этом фоне расцветали тоталитарные режимы, которые давали простому человеку надежду на обретение стабильности. Правящие верхушки активно внедряли в сознание масс идею о том, что человек лишь «винтик» системы. Так было проще поддерживать обещанный порядок.
Зарождение жанра антиутопии в привычном нам понимании связывают с появлением романа Е. Замятина «Мы» (1920). В 1916 году Замятин был командирован в Англию в качестве инженера, откуда он наблюдал за Февральской революцией 1917 года. Вернувшись в Россию за месяц до Октябрьской революции, из стороннего наблюдателя Замятин превращается в непосредственного участника событий. Оставив профессию морского инженера, он полностью посвящает себя литературному призванию, организует в Доме Искусств класс художественной прозы. В январе 1918 года Замятин видит разгон Учредительного собрания большевиками, с приходом к власти которых он связывал столько надежд, в том числе на прекращение войны. Очередное потрясение – возращение летом 1918 года смертной казни, торжественно отмененной на следующий день после Октябрьской революции. Красный террор, политика военного коммунизма (1918-1921), борьба с инакомыслием, жестокие методы борьбы с несогласными – на этом фоне оформляется идея написания романа «Мы». Евгений Замятин утверждал, что «хотят литературы правоверно социалистической и боятся литературы не правоверной только те, кто не верит или недостаточно верит в социализм». В отличие от своих противников он считал себя сторонником истинного социализма и верил в его неизбежный приход. Над черновиком романа Замятин активно трудится, начиная с 1919 года. Название «Мы» восходит к одноименной программной поэме Владимира Кириллова, которая декларирует презрение к традиционному искусству, обещая сжечь картины Рафаэля и снести музеи во имя искусства будущего, созданного под контролем Пролеткульта, детища большевиков. В романе описано жестокое тоталитарное общество победившего технического прогресса в полном отрыве от нравственного, духовного развития. Советские литературные критики восприняли произведение как карикатуру на коммунистическое общество. Запрещенный к публикации на родине роман выходит за рубежом, становится причиной травли автора и его последующей эмиграции.
Антиутопии английских писателей Олдоса Хаксли («О дивный новый мир», 1932) и Джоджа Оруэлла («1984», 1948) во многом обязаны своим появлением роману «Мы», хотя их создание происходило на волне иных, порой не менее трагичных исторических событий.
Хронологически стоит начать с произведения Хаксли, в котором речь идет об опасности бесконтрольного развития общества массового потребления. Стоит, правда, отметить, что сам Хаксли отрицал знакомство с «Мы» до написания своего романа. Как и Замятин, итогом человеческого пути Хаксли считает общество, в котором все желания и потребности человека предопределены. В антиутопическом государстве, по мнению Хаксли и Замятина, поступки, свершения и даже мысли человека должны быть одинаковыми. Только если Замятин брал за основу искаженный социализм, то Хаксли вдохновлялся влиянием прогресса на личность человека без опоры на его духовное развитие. Хаксли допустил, что будущий мир и технологический прорыв породит человека нового типа, в буквальном смысле вырастив его из пробирки. Новому человеку идея порядка будет привита с момента рождения. На первый взгляд кажется, что творчество Хаксли стоит несколько особняком, разительно отличаясь от книг Замятина и Оруэлла. Хаксли высказал догадку, что для эффективного контроля за человеком нет нужды наказывать его нежелательные поступки, а следует поощрять за желательные. Верховный Контролер «дивного нового мира» выглядит гуманным, отправляя нарушителей спокойствия в ссылку, «на острова». Однако он же признается: «Как хорошо, что в мире так много островов! Не знаю, что бы мы стали делать без них? Вероятно, поместили бы вас всех в смертную камеру». В 1931 году это прозвучало неожиданно. Но прошло совсем немного лет, и «островов стало не хватать», а «смертная камера» стала реальностью всеевропейского масштаба. Вспомним о том, что в эти годы в разоренных Первой Мировой войной Германии и Италии к власти приходят Адольф Гитлер и Бенито Муссолини. Как известно, в основе идеологии нацизма лежало убеждение о превосходстве арийской расы, людей класса альфа. Измученный экономическим кризисом и инфляцией народ Германии в большинстве своем с восторгом приветствует своего «спасителя», обещающего нации процветание. Ради этого многие закрывают глаза на факельные шествия, акты сожжения книг, антисемитские погромы, установление тотального контроля над обществом, развязывание Второй Мировой войны.
В 1949 году, когда в печать выходит роман Оруэлла «1984», Гитлер уже побежден, однако Европа всерьез опасается советского вторжения. За свою жизнь Оруэлл в полной мере осознал опасность тоталитаризма и считал своим долгом предостеречь людей от соблазна пойти за теми, кто обещает очередной рай на Земле. Он был участником гражданской войны в Испании на стороне республиканцев. Как член ополчения, организованного Рабочей партией марксистского объединения (ПОУМ), после запрета ПОУМ Оруэлл и его жена сталкиваются с угрозой ареста, так как ПОУМ была признана антисталинской. После испанских событий писатель скажет следующее: «В конце концов, нас ждёт режим, в котором все оппозиционные партии и газеты будут запрещены, а всякий сколько-нибудь значительный диссидент окажется в тюрьме. Разумеется, такой режим будет фашистским. Но поскольку его установят либералы и коммунисты, называться он будет иначе». Будучи ярым антифашистом, Оруэлл стремился в армию после начала Второй Мировой войны, но не прошел по здоровью и вел антифашистскую программу на Би-Би-Си.
Наиболее емкое сопоставление идей Оруэлла и Хаксли приводит Нил Постман в своей книге 1985 года «Развлекаясь до смерти»: «Оруэлл боялся, что запретят книги. Хаксли боялся того, что причины запрещать книги не будет, поскольку никто не захочет их читать. Оруэлл боялся, что нас лишат информации. Хаксли боялся, что нам будет дано столь многое, что мы опустимся до пассивности и эгоизма. Оруэлл боялся, что правда будет скрыта от нас. Хаксли боялся, что правда утонет в море бесполезной информации. Если вкратце, Оруэлл боялся, что нас погубит то, что мы ненавидим. Хаксли боялся, что нас погубит то, что мы любим». Человечество до сих пор балансирует между этими страхами.