В один зимний вечер, когда небо сияет яркими звёздами и на улице стоит лютый мороз, пугающий своей крепостью и радующий хрустом снега под ногами, я сидел у печи, укутавшись в махровый плед, пил горячий чай, как вдруг, кто-то постучался. Стук был такой силы, мне показалось, что дверь готова соскочить с петель. Я было опешил, так поздно! На часах давно перевалило за полночь. Однако, поспешил открыть. Вдруг что-то не доброе случилось... Но за дверью никого не было. Да и следов у заметённого порога я не увидел. Показалось, подумал я и решил ложиться спать.
Мой скромный домик расположился на самой окраине деревни рядом с широким ручьём и лесом. Густые ели свисали по забору, старые сосны возвышались над дворовыми постройками, а маленькая берёзка так устала находиться среди этих вековых деревьев, что непроизвольно облокотилась на изгородь. Казалось ей скучно, одиноко и просто неудобно быть такой молодой. Летом веяло прохладой, журчал звенящий ручей, зелень наполняла всё пространство, пели соловьи, стучал дятел. Лес жил. Но и зимой бытность этих мест была особенной. Множественные, извилистые тропинки, следы зверей ведущие в самую чащу. Красота этих мест просто завораживала. Я любовался каждым уголком, каждым днем.
Ночь оказалась довольно не спокойной. Поднялась метель. Старые деревья скрипели, раскачиваясь своими массивными кронами. Ветер завывал в трубе и был похож на далёкий стон, плачь, пронзающий крик. Я то и дело просыпался. К утру всё стихло.
На улице светало. Было около восьми часов утра. Как снова раздался стук. Это был дед Фомич, который рассказал о том, что сегодня ночью умерла приходская староста Агафья Петровна. Женщина преклонного возраста, глубоко уважаемая всей округой.
- «Ой, Петька, ой! Агафья померла. Всё в ней ладно! Умная баба, страсть. А какой в молодости красавицей была! Кровь с молоком! За ней все бегали. Никому не досталась. Был даже случай с сынком главы. Тогда ей семьдесят три исполнилось, как этот сопляк в девятнадцать лет, стал за ней ухлёстывать. И с чего бы?!», продолжал Фомич, - «Она и к отцу ходила, и пороли его, увозили в Сосновку! Сбегал. И к ней все. Так и удавился. Нашли его в проруби. Да как интересно, жуть! Голова в проруби его, а тело на льду. Голова то застыла там, вырубали. Ни следов, ни царапин. Врач то, так и написал утопление. Сам утоп, никто не топил. Никаких следов...никаких. Да и не сопротивлялся он будто».
Я молчал. Тут дед призадумался, пронзительно посмотрел на меня и сказал: - «Вот, что! Ты дома посиди, Петька, не ходи никуда! Вы молодежь смелая, безрассудная, не думаете ни о чём! Дома сиди и нос на улицу не суй! Понял?!».
Кивнул головой в знак согласия.
Понял или нет?!
«Понял, дед Фомич, понял. Да и не молодежь я, скоро 40 будет», - ответил я.
Ты глупый, мальчик еще. Хоть баба уважаемая, староста церковная, однако, поговаривают давно, что она ведьма. Не раз за ней замечалось. Видишь, в нашей церкви нет попа, только на праздники, а ответ прост, изживала она поповичей. Случай был у нас, после которого ни один поп, да что там поп, архиерей не поедет к нам. Зимой, в канун Рождества, наш отец Поликарп отслужил Часы и пошел к себе в сторожку. Агафья с ним в соре была. Денег зажала. Так, вот, дело к службе, уж Литургия скоро, вся округа тут, а батьки нет. Никогда не опаздывал. А тут нет. Пошли мы в дом причта. Дверь изнутри закрыта. Решили ломать. А там! Поп на полу весь порванный, в клочья. Части тела его по всему дому. Ой, жуть. Зверь разодрал. Собирали его долго. И опять ни следов, ни отпечатков, ничего нет. Да что ж он сам!? Агафья долго довольная ходила. Даже не плакала. А на похоронах архиерею что - то на ушко шепнула, тот с кафедры упал и побледнел. Что она ему сказала никто не знает. Вот я и говорю, она хоть и померла, но будет еще дельце напоследок. Ты уж береги себя! Меня послушай, дома сиди пока не зароют».
Я всё еще молча слушал деда, как тот быстро встал, засуетился и ушёл.
Да уж..думал я. Какая ведьма?! Что за поверия и мракобесие?! Но всеобщая атмосфера тяготила и я решил послушать деда и побыть дома. Дрова и вода есть. Так прошел день.
Зимой темнеет рано, сумерки наступают часа в четыре. Меня удивляло то, что мимо дома никто не проходил, стоит тишина и как казалось даже природа замерла.
Вечер настиг меня очень быстро, чувствовалась усталость, некая разбитость и тоска. За окном начиналась вьюга. Слышался слабый стон. Я задремал. В тонком сне прозвучал нежный женский голос: - Петенька, открой, мне холодно! Открой! Скорее, я замерзаю. Открой! Этот голос был певучим, жалобным. Он затихал и повторялся. Проснувшись я посмотрел в окно. В отражении зеркала мерцал огонёк. Часы показывали полночь. Скрипнула калитка. И тут я чётко услышал детский смех. Смех ребёнка. Только этот смех отличался холодностью и злобой. Стук раздался со стороны окна. Я повернул голову и обомлел. По ту сторону стояла Агафья с младенцем на руках. Ее глаза сверкали отблесками яркого пламени, но они были такими же холодными, пустыми и мутными. Бледно — синюшное лицо застыло в гримасе ужаса, на нем различались трупные пятна, появлялся звериный оскал. Она положила руку на окно и сказала: - Открой!
Я просто застыл, тело окаменело, невольно вспомнились слова деда. Не могу поверить! Дом раскачивался, дверь ходила ходуном. Все трещало. В окнах, в зеркале, везде был образ старухи. Её выражение лица передавало животный инстинкт охотника. Кто-то скребся о стены, бегал по крыше, стучал в печи и погребе. Казалось, что весь дом наполнен чем — то ужасающим. Детский плач чередовался со смехом, воем, злобным рычанием. От ужаса я закрыл глаза и стал молиться. Часы простучали пять раз. Наступила тишина.
«Открывай, сосед!», - кричал дед Фомич.
Ничего не говоря, встал, открыл дверь, было десять. Он смотрел на меня. Усевшись в кресло я поведал о происшедшем ночью. Старик внимательно слушал, а потом произнес: «Малыш....да, сегодня утром нашли разорванную семью местного прокурора, у них ребятёнок был, его не нашли. Ведьму уже закопали, больше не придёт. По традициям всё сделали. Не встать ей. А вот, силу то свою она передала кому — то, успела, шельма!»
Силу? - переспросил я.
А, как же! Силу!, ответил Фомич и продолжил, - они ведь такие, сучье племя, если не передадут силу, не могут на тот свет перейти. Собирайся в город, я отвезу тебя. Тут делать нечего. А то что еще хуже произойдет.
Так как дед был сведущим человеком решение не заставило себя ждать. И вот, мы мчим по дороге в соседний городок на вокзал. Проехали церковь, околицу, сельский погост.
Автобус был пустым. Мне все так же мерещилось лицо старой Агафьи. Я видел на её руках малыша. Что с ним теперь...