С падением очередного кома грязи, в этот раз, гораздо большего по размеру, чем прежде, пространство храма заполнилось тревожным гулом. Рябоконь, ошарашенный неожиданными отчаянными воплями товарища, а, теперь, и странным трубным звуком испуганно вскинул голову вверх. И вновь от такого резкого движения по его телу прокатилась болевая волна. Но и тревога, и боль сразу отступили, как только Валерию стала понятна природа возникновения гула.
Там, наверху, в кругу, который теперь перестал быть черным, рядом с силуэтом фигуры Веденеева, сквозь кривое сито корней Рябоконь отчетливо разглядел круглый диск полной луны. В образовавшееся отверстие прорвались капли проливного дождя. Фигура Веденеева переместилась. Виктор загородил своей головой большую часть луны, отчего его силуэт стал еще более контрастным. Оставшаяся незаслоненной часть луны образовала вокруг головы Веденеева что-то вроде нимба.
Эта внезапная ассоциация настолько развеселила Валерия, что он не смог удержаться, чтобы не засмеяться. Смех, конечно же, отозвался болью. Но, странное дело, боль не ощущалась теперь так остро, как раньше и не смогла затмить собой радости неминуемого и невероятно близкого спасения, спасения, надежда на которое прежде лишь угасала и которое, так внезапно и так отчетливо явило себя сейчас.
…
Удовлетворение от того, что его труд оказался не напрасным, и радость обретения пути к спасению вытолкнули из сознания Веденеева раздражение, в котором тот пребывал накануне. Но, когда этот всплеск положительных эмоций стал ослабевать, на первый план выползла усталость. Виктор отпустил руки и завис на страховочном тросе. Он висел, слегка покачиваясь и поворачиваясь, и безотрывно смотрел в небо. Ближе к источнику лунного света можно было разглядеть очертания туч. Они двигались и скоро стали постепенно наползать на лунный диск. Мышцы рук и ног ломило нещадно и нестерпимо, и в сознание гадкой мерзкой ядовитой змеей стала забираться неприятная мысль: «Спасение, вот оно, рядом, можно сказать, рукой подать. Но выбраться наружу мешает толстый корень. Его надо удалить, это - во-первых. А во-вторых: надо как-то доставить сюда «Коня». Для этого нужны время и силы. С временем-то - все нормально. Его – хоть отбавляй. А вот сил уже нет. Спасение придется отложить». Виктор оторвал свой взгляд от неба и посмотрел вниз на веселящегося Валерия.
Тучи, тем временем, полностью заслонили собой диск луны, как будто кто-то, раздосадованный недавними кощунственными ассоциациями Валерия, задернул штору. Нимб над головой Веденеева исчез.
И гул, и скрип корней постоянно и синхронно меняли свою интенсивность. В зависимости от скорости ветра, сила звука, то нарастала, то, наоборот, ослабевала. Временами, звук и вовсе обрывался, и тогда в подземелье на короткое время воцарялась тишина.
По той же самой веревке, с помощью которой он раньше поднимал бронзовую болванку, Виктор спустился вниз. Оказалось, что сделал он это как нельзя более вовремя. Как только его ноги коснулись каменного пола храма, гул в дуэте со скрипом корней начали снова набирать силу. Мгновение спустя дуэт преобразовался в трио. Послышался треск ломающихся корешков.
Оба путешественника вздернули головы кверху. Сила звука на какое-то мгновение ослабла, но вскоре стала нарастать вновь. Треск рвущихся корешков слышался теперь еще более отчетливо. Борода корней медленно поползла вверх. Вниз полетели куски грязи. Звук их шлепков о каменный пол и воду лужи дополнил общую аудио картину происходящего. Толстый корень, тот именно, что Веденеев определил, как главное препятствие к спасению, согнувшись крутой дугой, разразился хрустом и… разломился. Его осколок, самортизировав, хлестнул по обустроенной Виктором страховочной оснастке как раз в том месте, где несколько минут назад скалолаз висел, давая отдых своим натруженным конечностям. Качающийся вверх-вниз обломок зацепил веревку и повлек ее за собой, двигаясь вместе с остальным корневищем, кренящимся вслед за тяжелым стволом падающего старого дерева. Трос натянулся струной, и с резким металлическим звяканьем вырвал из своих каменных гнезд, один за другим, к ряду четыре крюка. Накренившись на одну сторону наподобие открывшегося танкового люка, продолжающая дребезжать и колебаться корневая система упавшего дерева оставила за собой проем, достаточно широкий, чтобы через него можно было выбраться наружу.
…
Внезапно и совершенно неожиданно для «Темного» в могильное пространство залетел какой-то, то ли гул, то ли свист, заставивший копателя втянуть от страха голову в плечи. Бомж еще не успел привыкнуть к этому новому тревожному звуку, принять его, как данность, как вдруг непогода разразилась очередным сильным порывом ветра. Стремительно двигающаяся воздушная стена столкнула в могильную лужу несколько комьев грязи и принесла с собой хруст и скрежет ломающейся древесины. «Темный» вскинул голову вверх в направлении источника звука и увидел надвигающийся на него черный силуэт дерева. Сухая осина, ускоряемая ветром и силой тяжести, с треском падала острым обломком мощного сука вниз. «Темный» еще успел инстинктивно заслониться руками, но острый осиновый кол с легкостью проткнул и руки… и тело бомжа в районе солнечного сплетения.
…
- А ты-то тут, какого лешего поставлен? – Стоя на краю наполовину раскопанной могилы, негодовал мужчина средних лет, держа руки в карманах зеленого брезентового дождевика. Говорил он негромко, но очень зло.
Его слова были адресованы невысокому человеку, явно, пенсионного возраста в черной форменной одежде с броской желтой надписью «охрана» на всю ширину спины и другой (поменьше) спереди, поверх правого нагрудного кармана.
- Только водку жрать и можете. Жопу от стула оторвать лень! – Не вытаскивая рук из карманов своего дождевика, продолжал угрожающе шипеть начальник кладбища, выговаривая сторожа, на которого он, впрочем, даже не смотрел. Его взгляд был прикован к проткнутому осиновым суком трупу «Темного». Глаза покойника остались открытыми, а его лицо было искажено гримасой предсмертного ужаса.
Оправдываться охранник даже не пытался. В насквозь промокшей от ни на минуту не прекращающегося дождя хлопчатобумажной форме он стоял, потупив взор, с видом нашкодившей собаки.
Начальник кладбища и охранник были здесь не одни. Чуть поодаль, видимо, чтобы не попасть под горячую руку начальства, опираясь на лопаты, стояли еще три человека в точно таких же зеленых брезентовых дождевиках – бригада могильщиков.
Минуты три начальник кладбища, временами переходя на нецензурную речь, изливал свой гнев на нерадивого охранника, а потом, чуть более спокойно спросил. – Кот это, знаете?
- Бомж. – Пожав плечами, робко ответил охранник.
- Я вижу, что не министр. Че за бомж? – Вновь плеснул раздражением начальник.
Сторож, не произнося ни звука, пожал плечами опять, на этот раз еле заметно.
Один из кладбищенских рабочих, от остальных его отличал уродливый темный нарост на правой щеке, осмелился теперь приблизиться к могиле и заглянуть внутрь.
- Это «Темный». – Узнал он погибшего.
- Че за «Темный»? Откуда? Кто-нибудь его искать будет? – Убрав злость из голоса, спросил начальник.
- Да кому он, Юрий Юрьевич, нужен? – Уверенно заявил подчиненный.
Только теперь Юрий Юрьевич оторвал взгляд от трупа и посмотрел на могильщика, словно так хотел определить, насколько можно доверять его словам.
- Ну, да. Ну, да. Кому он нужен? – Мгновение спустя, согласился начальник, и, перейдя на командно-деловой тон, распорядился.
- Значит – так. Дерево распилить. Могилу закопать – он сделал небольшую паузу – вместе с бомжиком. О происшедшем никому – ни слова! Всем понятно?
Никто из присутствующих на этот вопрос начальника не отреагировал.
- Ну, и хорошо. – Юрий Юрьевич воспринял это молчание подчиненных за знак согласия. – Вперед.
Он порылся в кармане своего дождевика и выудил из него связку ключей. – Пила в подсобке, бензин и масло там же на полке слева. - Начальник бросил ключи одному из могильщиков.
Второй команды рабочие дожидаться не стали и, вытащив из земли свои лопаты, двинулись исполнять поручение.
Юрий Юрьевич проводил удаляющихся могильщиков взглядом, развернулся и пошел вдоль ствола поваленного дерева в направлении его корня. Бригадир могильщиков и охранник двинулись следом.
Вырванное из земли порывом ветра дерево оставило вместо себя широкую рваную рану с неровными краями, из которых торчали омытые дождем обломки корней. Интерес начальника кладбища к этой яме был вызван тем, что у образовавшегося котлована не было дна. Вместо него зияло черное пятно какой-то странной непонятной пустоты.
Юрий Юрьевич поднял с земли небольшой камень и бросил его вниз. Пустота отозвалась звонким неоднократным звуком.
- Метров пять, может – семь, от силы – десять. – Резюмировал он результат проведенного эксперимента, посмотрев на бригадира. – Фонарь захватил?
- А, то. – Старший могильщик извлек из-под дождевика громоздкий красный фонарь и протянул его начальнику.
Крепко ухватившись за корень поваленного дерева, чтобы не съехать ненароком по мокрому скользкому глинистому грунту в пустоту, Юрий Юрьевич направил в дыру луч света. Многого из такой неудобной позиции разглядеть было невозможно. Кусок стены, на которой, судя по всему, было что-то нарисовано, только и всего.
- Похоже, подземный ход. - Воодушевился бригадир могильщиков.
Юрий Юрьевич, обернулся и через плечо посмотрел на говорящего.
- Сенсация. – С довольной физиономией добавил тот. – Телевиденье, все дела. Глядишь, на центральные каналы попадем…. – Могильщик продолжал моделировать развитие событий. - В новости…. Сразу после президента…. Надо костюм погладить. – Могильщик ухватил прядь своих волос за ухом. – И постричься.
К действительности его вернул окрик начальника. – Ты идиот? – Юрий Юрьевич снова выказал крайнюю степень раздражительности. – Телевиденье. Президент. Костюм. – Передразнил он подчиненного. – Безработным хочешь остаться? Придурок. Ну, че, конечно. С твоей-то неотразимой физиономией! Незаконченным средним образованием! И судимостью, да еще за изнасилование! Где хошь возьмут. Такие везде нужны. Дебил. – Начальник кладбища снова перешел на зловещий шепот. - Никому! Ты слышишь? Никому ни слова!
Он отошел от воронки на пару шагов, достал свой мобильник, порылся в списке контактов и поднес трубку к уху.
- Я, че, звоню-то вам. Плиту хочу заказать…. Ну, конечно, бетонную. А вы, че, какими-нибудь другими торгуете? – Начальник кладбища снова не смог сдержать своего раздражения. – Ну, ладно, извините меня. День, просто, неудачный. – Юрий Юрьевич убрал раздражение из голоса. – Ну, че, заказ-то примите?... Два на шесть? А пошире нет?... Во, четыре на шесть – то, что надо…. Да, доставка ваша…. Завтра?... А сегодня – никак?... Ну, завтра – так завтра. Во скока?... Добро…. Да, не. Проплачу сегодня. Да, по безналу. Да, по этому телефону пусть позвонит, как подъедет. Я встречу, все покажу – куда и как…. Андрей? Ну, хорошо. Андрей – так Андрей.
Он убрал мобильник в карман и посмотрел на бригадира. – Повторяю. Никому ни слова. – Перевел взгляд на охранника. – Стоишь здесь. Никого не подпускать на десять… нет, на двадцать метров. Подпустишь – прикопаем к бомжику, чтобы не скучно ему было, или в катакомбы под плиту засунем. Я в конторе.
…
Усталость обрушила Виктора в сон через минуту, может, две, после того как он опустил свою голову на рюкзак, неизменно выполнявший в подземелье функцию импровизированной подушки. Валерий, к которому сон вследствие чрезвычайного психического возбуждения не шел, продолжал сквозь пролом в куполе храма поглядывать в небо и прислушиваться к проникающим в пространство святилища звукам.
Шум проливного дождя и унылые завывания порывистого ветра, которые в обычной обстановке прогоняют прочь хорошее настроение и толкают людей хоть где-то укрыться от непогоды, теперь доставляли «Коню» удовольствие и манили к себе. Содержание зрительного ряда сопровождающего музыку дождя составляла, преимущественно, луна. Она, то лениво вылезала из плена туч, подсвечивая рваные края прохода на поверхность, то выглядывала из-за них, что называется, в пол глаза, то пряталась за их занавес полностью, и тогда разобрать где заканчивается свод святилища и начинается небо, не представлялось уже возможным.
Иногда, под этот монотонный аккомпанемент дождя Валерий таки проваливался в дрему, но через короткое время снова открывал глаза и взволнованно искал ими пролом, будто бы боясь, что он может куда-то исчезнуть.
В очередной раз, очнувшись от неглубокого сна, Рябоконь обнаружил, что пятно прохода на поверхность уже не черное, а молочно серое. Мгновение спустя Валерию показалось, что к шуму непрекращающегося дождя добавились еще какие-то звуки, похожие на чей-то разговор.
- Ты идиот? – Эту фразу «Конь» разобрал совершенно отчетливо и толкнул в бок Виктора.
Веденеев открыл глаза и, возвращаясь в реальность, закрутил головой по сторонам.
- Слышишь? – Вполголоса спросил «Конь».
Виктор прислушался. – Что?
- Говорит кто-то. – Подсказал Рябоконь.
Веденеев нахмурил брови, вскинул подбородок и даже приклонил голову к плечу, размещая ухо по направлению пролома.
- Ничего не слышу. – Подвел через минуту молчания итог своим звука локационным изысканиям Веденеев. – Так или иначе, пора выбираться.
Виктор поднялся на ноги, согнулся пару раз вправо и влево, приводя в рабочее состояние получившие во время сна отдохновение мышцы. Закончив гимнастические упражнения, которые включали еще повороты туловища и манипуляции головой, Веденеев вытряхнул прямо на пол святилища содержимое обоих рюкзаков: своего и Валерия. Надев их на Рябоконя, один как обычно, а другой – мешком на грудь, Виктор плотно притянул их к телу поясными ремнями рюкзаков, а затем соединил через паховую область травмированного приятеля в единую конструкцию, похожую на подвесную систему парашюта.
- Твоя задача: там наверху зацепиться карабином за крюк. – Инструктировал товарища Веденеев, соединяя получившуюся конструкцию со свисающей с купола веревкой. – Потом дождешься меня. Я залезу и подпихну тебя наружу. Ну, как-то так.
…
Очередной, уже третий по счету, день пребывания Тамары в Старице был таким же непогожим, как и два предыдущие, и закончился так же безрезультатно. Уже светало, когда промокшая и промерзшая под холодным непрекращающимся дождем, чертовски раздраженная и от этого невероятно уставшая женщина прошла по длинному коридору к своему неуютному гостиничному номеру. Ноги проскальзывали на старом линолеуме с вытоптанным по его центральной оси рисунком и оставляли за собой вереницу грязных следов. Увидев это, дежурная уборщица вся вспыхнула негодованием и выплеснула в окружающее пространство разряд изысканной брани. Пожилая работница не замолчала даже тогда, когда Тамара закрыла за собой дверь, из-за которой еще долго доносилось ее возмущенное бормотание.
- Вчера, из тринадцатого, снайпер, блин, засрал весь унитаз. Корова и та аккуратней ходит. Чтоб тебя заклинило, когда в следующий раз срать пойдешь, а вместо говна геморрой вылез, жертва аборта. Катерина мой. Позавчера, флюрограмма губастая выехала. Все секс-бомбу из себя корчила, секс-петарда-мутант. Весь номер закляксанными прокладками с крылышками заминировала, моль разукрашенная. Катерина ищи. Катерина убирай. Катерина мой. Ищи! Убирай! Мой! А на спинку вам не пописать, чтоб морем пахло? Недобитки буржуазные. Теперь эта ондатра тоскливая приперлась….
Звук голоса удалявшейся уборщицы ослаб настолько, что слова, наконец, перестали быть различимы. Историк вынула из кармана своей куртки телефон и положила его на стоящую у входной двери полированную тумбочку, выползла из облепленных грязью кроссовок и сбросила с себя тяжелую от влаги как кандалы одежду прямо на пол.
Из стоявшей здесь же дорожной сумки она достала длинный (до середины бедра) шерстяной свитер – подарок отца и юркнула в его колючее тепло. Как только женщина просунула голову в ворот любимого свитера телефон сначала - загрохотал, подпрыгивая и крутясь на гладкой полированной поверхности тумбочки, а следом – выдавил из себя первые такты знакомой мелодии входящего вызова.
Определившийся мобильником номер был Тамаре незнаком. Кроме того, вызов пришел со стационарного телефона, что теперь было большой редкостью.
Желание общаться с кем бы то ни было, у женщины отсутствовало напрочь, и кнопку установки соединения она нажала более для того, чтобы пресечь раздражающий грохот вибрации смартфона.
- Тамара, привет. – Сказало устройство, голосом очень похожим на голос Веденеева.
Не веря своим ушам, Тамара отняла трубку от уха и, не в силах осознать происходящее, с удивлением посмотрела на экран смартфона, как будто тот мог дать ей какую-нибудь подсказку.
«Але» - единственное слово, которое она смогла найти, чтобы поддержать разговор.
- Спишь что ли? Привет, говорю. – Голос, показалось ей, и, правда, принадлежал Виктору.
И все-таки, Тамара сомневалась, не принимает ли она желаемое за действительное, поэтому осторожно и неуверенно спросила. – Виктор?
- Нет, не я. Тень отца Гамлета. Не узнала? – Судя по голосу, удивился Веденеев. – Богатым буду.
- Ты откуда, с того света или с этого? – Уже окончательно уверовав, что на другом конце виртуального «провода» действительно Виктор, спросила женщина.
- С того или с этого? – Переспросил он и взял небольшую паузу, видимо, задумавшись над ответом. – Я – с границы между ними, но с той стороны демаркационной линии, что находится на этом свете. – С подвывертом юморнул Веденеев.
В этом малопонятном словесном кульбите, в тоне голоса собеседника Тамара уловила признаки жизнерадостного воодушевления, которое категорически диссонировало с ее собственными минорными чувствами и ощущениями.
- А ты что ж, думала, что я уже на том свете? Не дождешься! – Еще более гротескно пошутил Веденеев.
Это «не дождешься» послужило своеобразным спусковым крючком. Тамара категорически не принимала этой мерзкой и банальной, с ее точки зрения, шутки, которая, к ее огромному разочарованию, так прочно вошла в повседневный обиход.
- Не дождешься? – Не скрывая гнева, язвительным голосом продублировала женщина произнесенную Виктором фразу. – Не дождешься?! Да я сама отправлю тебя туда, как только увижу. – Взорвавшись, закричала она в трубку. – Идиот. Придурок. Нет, не придурок, дебил! ... – Не скупясь на выражения, чихвостила она звонившего. Выпалив подобным образом все, что сейчас пришло ей в голову, Тамара замолчала, истратив соответствующий моменту словарный запас. Потом вспомнила, вдруг, только что резанувшее ее слух ругательство разгневанной уборщицы, сказала: «Чтоб тебя заклинило, когда срать пойдешь, а вместо говна геморрой вылез. Леонардо недавинченный», - прервала соединение и бросила трубку обратно на тумбочку. Смартфон, дважды отрикошетив от ее полированной поверхности, как пущенный по воде камень, залетел в щель между тумбочкой и стеной и с грохотом плюхнулся там на пол.
Женщина топнула от досады, досады на Виктора за его идиотскую шутку и на себя - за столь вопиющую несдержанность, не замечая усталости, которая минуту назад давила на нее всей своей тяжестью, энергично, даже стремительно прошла в комнату, резким решительным движением уселась, там, на кровать и скрестила на груди руки.
Но осознание того, что Веденеев жив, погасило сиюминутную вспышку гнева. Камнем с ее души свалилось препоганое гнетущее ощущение собственной вины. Чувствуя наплывающее на нее приятное облегчение, Тамара подняла глаза и натолкнулась взглядом на свое отражение в зеркале. Собранная в напряженный комок мускул фигура со сложенными на груди руками и обиженно-сердитым выражением лица выглядела со стороны настолько комично, что Тамара невольно расплылась в улыбке, а затем и вовсе расхохоталась в голос.
- А этой сучке крашеной все нипочем, ржет, как лошадь Пржевальского. – Услышала Тамара доносящееся из-за двери не прекращавшееся, видимо, бормотание уборщицы.
Простив Веденееву его дурацкую шутку, себе – выплеск эмоций, уборщице – ругательства, женщина отправилась доставать телефон. Тумбочку отодвинуть не удалось. К своему чрезвычайному удивлению, Тамара обнаружила, что она прикручена к полу. Женщине пришлось, наклонившись к самому полу, лицом почти касаясь его не очень чистой поверхности, преодолевая нахлынувшую брезгливость, шарить под тумбочкой рукой. Когда Тамара, наконец, нащупала пальцами мобильник и вытащила его, он и рукав любимого свитера были покрыты серой паутиной годами копившейся здесь пыли.
После необходимых гигиенических процедур женщина отправила вызов на номер телефона, с которого звонил Веденеев. Трубку долго не снимали. Когда же вереница гудков, наконец, оборвалась, Тамара услышала незнакомый ей, неровный, заплетающийся голос. Человек на другом конце провода, по первому впечатлению, пьяный, произнес, вместо приветствия, единственное слово: «Кладбище».
…
Такси, как анонсировала по телефону девушка-диспетчер – белая Киа Риа,069, поднимая полуметровые гребни брызг из русла мелководной реки, в которую превратилась под действием стихии проезжая часть дороги, подъехало быстро, почти сразу, как только Тамара вышла из дверей гостиницы. Автомобиль привез с собой гулкий тарабанящий звук, с которым крупные капли непрекращающегося дождя бились о его металлическую крышу.
Ожидавшая под козырьком гостиничного подъезда женщина накинула на голову капюшон своего дождевика и, пригнувшись, метнулась к машине. Резким движением она распахнула заднюю дверь машины, юркнула на сиденье и поспешно захлопнула ее за собой, пожалуй, сильнее, чем следовало.
- Дома холодильником своим хлопать будешь. – Буркнул таксист заготовленную для подобных случаев фразу. – Куда?
- На кладбище. – Сказала Тамара, стряхивая с капюшона влагу на резиновый коврик между рядами сидений.
- На шабаш? – Принял за шутку слова женщины водитель. – Чего не на метле?
- Сломалась. Чего завис, как первая Советская ЭВМ? Забыл, где какие педали? – Тамара, с легкостью, переняла грубую шутливую манеру общения, предложенную таксистом.
- Куда? – В голосе таксиста послышалось раздражение.
- На кладбище. – Продублировала Тамара сделанную ранее заявку. – Глуховат, что ли?
- Оглохнешь тут, так дверьми хлопать. На кладбище? – Таксист через салонное зеркало взглянул на странную пассажирку. - Ночью? ... В ливень?... Ну, это нормально. Чего метла-то сильно поломалась? – Водитель тронул автомобиль, все еще уверенный в том, что это, всего лишь, затянувшаяся плохая шутка дамочки, между тем придумывая, как ее наказать.
- А ты чего интересуешься? Разбираешься, что ли в метлах-то? – Ответив ему вопросом на вопрос, сбила его с мысли женщина.
- А, то! – Отреагировал первой пришедшей на ум фразой таксист, любивший, видимо, чтобы последнее слово оставалось за ним.
Водитель думал, что этим своим горделивым «А, то!» он поставил в разговоре запятую. Он замолчал и периодически поглядывал в зеркало, ожидая реакции пассажирки. В разговоре, однако, возникла пауза. Тамара и не думала продолжать этот бестолковый и бесполезный, по ее мнению, словесный пинг-понг. Пауза затянулась, и скоро таксист понял, что разговор окончен. Из-за поворота разрезая бампером водную поверхность особенно глубокой лужи выполз встречный автомобиль. Тамара наклонилась к ветровому стеклу, чтобы увидеть людей в салоне встречки, надеясь распознать в них Виктора и Валерия. Машины разминулись, окатив друг друга водой, да так, что через автомобильные стекла рассмотреть хоть что-нибудь, было совершенно невозможно. Резко обернувшись, Тамара проводила удаляющийся автомобиль взглядом через заднее стекло. Но и теперь, единственное, что она смогла увидеть, это – три пятна силуэтов, сильно искаженных несущимся по стеклу водяным потоком. Больше по дороге к месту назначения, которая заняла какие-то пять-семь минут, им никто не встретился.
- Кладбище. – Объявил водитель, все еще до конца не веря, что женщина не шутила. – Двести.
Тамара осмотрела металлическую решетку забора кладбища, размышляя над тем, как пробраться внутрь, к светящемуся окнами домику конторы. В нем, как она надеялась, находился телефон, с которого звонил Виктор. В доме, судя по свету, кто-то был, возможно, Веденеев. В любом случае, там были люди, у которых, можно будет попробовать, что-либо разузнать.
Женщина вытащила из кармана дождевика пятисотрублевую купюру и протянула ее водителю.
- Подъедь, вон, туда. – Она указала пальцем на выбранное ею место.
Водитель повернул голову, чтобы увидеть, куда указывает пассажирка, и взглянул на нее недоуменно.
– На газон, поближе к забору. Сдачи не надо. Ну, я залезу на крышу, чтобы с нее через забор перебраться.
Таксист посмотрел на нее, как на сумасшедшую.
- Я аккуратно. Я легкая. Машину не испорчу. - А в качестве дополнительного аргумента, Тамара извлекла из кармана еще одну пятисотрублевку.
Деньги ли стали причиной, или таксисту, просто, забавно было посмотреть, как все будет происходить, так или иначе, но водитель исполнил-таки просьбу своей странной пассажирки.
Удивительно, но Тамара действительно не причинила автомобилю вреда, когда вскарабкалась на капот, с которого, с небольшим прыжком, залезла на верхнюю горизонтальную перекладину кладбищенской ограды. Довольно ловко она перебралась затем поверх вертикальных прутьев на противоположную сторону забора и спрыгнула на мягкий после дождя дерн.
Быстрым шагом дойдя до административного домика, она дернула входную дверь. Та оказалась не заперта. Тамара распахнула ее и, войдя внутрь, оказалась в коридоре. Дверь в одну из четырех, выходящих в него комнат, была приоткрыта. Из нее сквозь проем выливалось в проход немного света, достаточно впрочем, чтобы не воткнуться в какой-нибудь из, во множестве нагроможденных здесь, предметов мебели. Лавируя между искалеченными стульями, облупившимися шкафами и прочим хламом, Тамара добралась до освещенной комнаты, без стука вошла в нее и мельком огляделась.
Первое, что ее взгляд выхватил из окружающей обстановки, был черный допотопный эбонитовый телефон с маленьким белым прямоугольным полем для номера под металлическим дисковым циферблатом. Тамара подошла к нему, подняла и повернула его так, чтобы можно было разглядеть написанные от руки синими чернилами цифры.
Это был именно тот телефон, с которого звонил Виктор. Убедившись в этом, женщина перевела свой взгляд на единственного, присутствующего в комнате человека. Он безучастно сидел на обшарпанном венском стуле, не проявляя себя пока ни действием, ни словом.
- С этого телефона – Тамара посмотрела на свои наручные часы – двадцать минут назад мне звонили. Где человек, который звонил? Куда он делся? Как он здесь оказался? … - Одним махом выпалила историк все интересующие ее вопросы. – Что Вы молчите? Отвечайте же. – Настаивала она, хотя уже, по внешнему виду адресата, догадывалась, что напрасно.
Пожилой тщедушный мужчина в утепленной форменной куртке охранника (хотя в комнате было довольно тепло, можно даже сказать – жарко), не шевелясь, сидел на стуле и смотрел на женщину, но, похоже, не видел ее; да, и не слышал, видимо, тоже.
- Ну, чего Вы пристали к человеку. Устроили тут «Что? Где? Когда?». Не видите, что ли? Человек в шоке.
Голос послышался сзади и принадлежал мужчине с похожим на деревянный нарост уродливым темным пятном на правой щеке, только что внезапно возникшему в дверном проеме. Ни интонацией, ни видом бригадир могильщиков не проявил ни малейшего удивления по поводу присутствия здесь постороннего. Он снял с плеч зеленый длиннополый брезентовый плащ, по-хозяйски стряхнул с него влагу прямо на пол, и повесил дождевик на напольную вешалку, которая сочеталась с тремя, находящимися в комнате, венскими стульями не только единым стилем, но своей обшарпанностью.
- Можно попробовать пытать. Вы, кстати, иголки под ногти вгонять умеете? – Мужчина обошел стоящую столбом на его дороге Тамару, как какое-нибудь не сдвигаемое неживое препятствие. Вопрос-то он задал, но ответа не ждал. Вынимая из-за пазухи бутылку дешевой, судя по этикетке, водки, он продолжил без задержки: - Но, я, кажется, знаю способ поэффективнее вганяния иголок и вырывания ногтей.
С этими словами вошедший взял с такого же допотопного, как и вся остальная мебель в этой комнате, стола чайный бокал с цветочным орнаментом снаружи и мерзким коричневым налетом внутри. «Меченный» заглянул в чашку и, убедившись в отсутствии в ней посторонних жидкостей, влил туда четверть бутылки водки. Фарфоровый бокал мужчина вложил в руку пребывающего в оцепенении коллеги со словами: « Давай, давай, Игорек. Надо. А то крышу, не дай Бог, сорвет».
Охранник выпил водку в несколько глотков, как чай, кофе или микстуру, без, всяких там, кряканий и передергиваний.
Коллега охранника, тем временем, продолжая игнорировать присутствие в комнате Тамары, поставил початую бутылку на обтянутую потертым коричневым дерматином столешницу и подошел к холодильнику «ЗИЛ» с мягкими округлыми краями, металлической ручкой-защелкой и золотистым горизонтальным молдингом в его верхней трети. Ручка-защелка противно крякнула, дверка холодильника открылась с громыханием и скрипом старых истертых петель. Свет внутри раритета моргнул и погас. Уродец исправил поломку, стукнув согнутым указательным пальцем правой руки по лампочке. Он извлек из холодильника и выставил на стол тарелку с нарезанным салом и банку маринованных огурчиков. Руководствуясь какой-то своей собственной методикой, уродец, сначала сильно, размахнувшись от плеча, бабахнул по днищу банки кулаком, а затем, резким движением, крутанул крышку. Крышка чпокнула, и поверх царящего в комнате тяжелого спертого смрада поплыл насыщенный запахами специй аромат маринада. Общую картину натюрморта дополнила буханка купленного уже нарезанным, свежего черного хлеба.
Все это время Тамара, бессловесно, стояла на том же самом месте, почти посередине комнаты, засунув руки в карманы своей куртки. Она скорее почувствовала, чем поняла, что между ней и уродцем происходит сейчас нечто вроде соревнования, такая своеобразная игра в молчанку. Интуиция подсказывала ей, что проиграть она не должна.
Мужчина распахнул створку крашеной коричневой краской деревянной тумбочки, казавшейся даже более древней, чем остальная мебель, присел перед ней на корточки и, повернувшись к Тамаре, спросил, поставив тем самым точку в этом необъявленном состязании.
- Водку будешь?
Женщина промедлила с ответом.
Переспрашивать могильщик не стал. Он достал из тумбочки две разномастных стопки и налил в них водку на треть их семидесятиграммового объема.
- Я, Владимир. – Назвал себя уродец и поднял одну из стопок.
- Тамара. – Представилась женщина, сделала шаг к столу и взяла со стола стопку, предназначенную для нее. Она не сумела сдержать подозрительного взгляда на бутылку водки и спросила. – Не отравимся?
- Не боись. Проверено неоднократно. – Усмехнулся Владимир. – Ну, за знакомство. – Мужчина влил в себя водку, вилкой подцепил из банки огурец, закинул его в рот. Жуя, он соорудил два бутерброда из хлеба и сала, один из которых, понятно, - для Тамары.
Женщина, еще немного помедлив, взяла-таки свою стопку и выпила.
- Сто лет водки не пила. – Сказала Тамара, усаживаясь на один из венских стульев, который скрипнул, предательски пошатнулся, но выдержал, возможно, потому лишь, что она успела широко по-мужски расставить ноги и напрячь их.
- Хорошо сохранилась. – Отреагировал Владимир, искоса и из-под бровей посмотрев на молодую женщину. Взгляд этот Тамара перехватила. Он показался ей неприятным, каким-то липким что ли, преисполненным неумело скрываемой похотью.
Голос у могильщика был низким и хриплым до такой степени, что на него тихим дребезжанием отзывались стекла в оконных рамах.
…
- Человеческий голос – это звуковая волна. Она, достигая оконных стекол, вызывает их вибрацию. – Пояснял коллеге рыжий веснушчатый парень, с криво надетыми на голову наушниками, так что они закрывали только его левое ухо, а правое – оставалось открытым. Из-за ворота рубашки рыжего и из-под закатанных рукавов выглядывали края татуировок. Он держал рукоять опиравшегося на треногу пистолетообразного устройства. Ствол приспособления был направлен на светящиеся в темноте ночи окна кладбищенской конторы. С находящимися на голове оператора громоздкими наушниками устройство было соединено гибким пружинообразным шнуром.
- Эта байда – рассказывал специалист - генерирует лазерный луч. – Выбрав для устройства оптимальное положение, рыжий затянул стопорный винт на подвижном соединении приемо-передатчика с треногой. - Луч лазера, попадая на оконное стекло, модулируется звуковым сигналом, ну, а приемник производит обратное действие. Он эту приобретенную модуляцию из сигнала выделяет и преобразует ее в звуковой сигнал, который ты слышишь в этих, если строго следовать терминологии технического описания, «головных телефонах». – Техник снял наушники с головы и протянул их коллеге.
Седина на висках, глубокие носогубные морщины наглядно свидетельствовали, что напарник был постарше рыжего, и постарше значительно. Недовольная гримаса на его лице подсказывала, что ему категорически не нравился тон молодого коллеги, в котором не слышалось ни капли уважения. Он принял наушники и, прежде чем надеть их, раздраженно буркнул. – Запись включи, умник.
Рыжий, видимо, понимал настроение старшего коллеги, но это понимание его не только не останавливало, а, наоборот, подстегивало стебаться и дальше. – Сей секунд, Ваше превосходительство. – Съерничал он, доставая из специального гнезда большого черного упаковочного кейса еще один гибкий спиральный провод и соединяя им лазерный пистолет с какой-то другой во множестве присутствующей в фургоне аппаратурой. – Усе в порядке, шеф. Пишется.
…
Под действием алкоголя охранник постепенно вышел из оцепенения, перебрался к столу, где и поведал, наконец, детали того, как Веденеев и Рябоконь, страшно перепугав его, выбрались из катакомб.
- И… мертвые с косами стоять, и… – тишина. – Скосив глаза, язвительно подытожил его сбивчивый рассказ уродец.
Только теперь, Тамара поверила в спасение своих компаньонов окончательно. От этого, а, быть может, еще и от расслабляющего влияния водки ей стало гораздо легче. Запах в комнате перестал казаться ей таким уж невыносимо тяжелым, а периодические косые взгляды Владимира столь угрожающими. Вкус бутерброда из мягкого черного хлеба с салом (то ли потому, что, сбросив напряжение, Тамара поняла, что страшно голодна, то ли потому, что он вызвал какие-то не совсем ясные детские ассоциации) ощущался превосходно приятным. Все это, а еще дождь и, внезапно проснувшееся, исследовательское любопытство по отношению к чуждой ей окружающей обстановке и этим людям, не более понятным ей, чем аборигены центральной Африки, удерживали ее за столом. Она с интересом слушала разного рода истории, рассказываемые уродцем, жизнь которого, чуть ли не полностью, прошла на кладбище, выпивала с мужчинами, правда, значительно меньше их, с аппетитом уплетала маринованные огурцы, хлеб и сало.