Исакова Маргарита Филипповна
Здравствуйте, мои дорогие, любимые дети и внуки! Вы живете в 21-м веке. Я же обращаюсь к вам из 20-го века.
Сейчас ноябрь 1992 года. Мне, Исаковой Маргарите Филипповне, автору этих строк, сейчас 65 лет. Я не вечна. А вы, мои милые внуки, еще малы, и не могу я сейчас рассказать вам то, о чем хотелось бы поведать. Вот в это время я взяла в руки перо и бумагу.
Дорогие мои, когда в ваши руки попадут эти листы, пожелтевшие от времени, отнеситесь к ним очень серьезно: не торопитесь уничтожать их, они еще и вам, и детям вашим сослужат добрую службу.
Начнете читать. И вдруг вам покажется скучно, неинтересно. Все может быть… Значит, еще не пришло в вашем возрасте то время, когда вас начнет интересовать прошлое, когда очень захочется узнать о своих предках. Отложите в надежное место эту тетрадь. И пусть она полежит годы, десятилетия…
Поверьте мне, что придет то самое время, когда у вас появится непреодолимое желание узнать о тех, кто жил до вас, кто стоял у истоков рода вашего. Вот тогда-то вы вспомните об этой тетради и с глубоким интересом прочтете мои воспоминания.
Это воспоминания о моей жизни, жизни моих родных и близких. Но вы увидите, что вся история моей многострадальной Родины, как в зеркале, отражается в моей судьбе и судьбах моих родных.
Дорогие мои потомки, вы несете в себе гены всех предшествующих поколений. А потому вам необходимо знать все о нас. Я хочу познакомить вас с теми, от кого идет ваше начало. Кто они? Какими были? Где жили? Чем занимались?
Я не ставлю цель в художественной форме повествовать, а стремлюсь достоверно передать факты, события и то, что характеризует эпоху, в которой мы жили. Я напишу о том, что дорого моему сердцу. Конечно, в «ВОСПОМИНАНИЯХ» всего не описать. Я же ограничусь отдельными характерными штрихами из жизни.
Я расскажу вам о трех ветвях, чьи гены во мне и в вас. Это Андреевы, Ждановы, Коневы.
А Н Д Р Е Е В Ы
Мои прабабушка и прадедушка. Россия. Середина 19 столетия.
По дорогам Пермской губернии идут двое. Это мой прадедушка Егор и прабабушка. Имя её не знаю. Они одеты в домотканые сермяги и самодельные лапти. У каждого в руке палка, а за спиной котомка с нехитрыми пожитками.
Во многих уездах Пермской губернии уже несколько лет неурожай. Голод. Свирепствуют эпидемии. Целые семьи вымирают. Похоронив всех родных и близких, мои прадедушка и прабабушка навсегда оставили родные места и ушли в неизвестность. И вот они идут от села к селу, от деревни к деревне. Останавливаются на ночлег и чтобы заработать себе на пропитание. И опять идут. Идут все дальше и дальше на восток.
Наконец пришли туда, где теснятся седые Уральские горы и дремучие леса. Остановились в большом, но глухом, горном и лесном селе Большой Ут (теперь это Свердловская обл., Ачитский район, а в то время — Пермская губерния, Красноуфимский уезд).
Мои прабабушка и прадедушка в то время были еще очень молодыми. Прабабушке пришло время рожать. И вот приблизительно в 1864 году в с. Большой Ут у них родился сынок — первенец Алеша.
Измученная дальней дорогой и неустройством быта, моя прабабушка после родов долго болела — и умерла.
Похоронив жену, прадедушка Егор никуда дальше не пошел и остался жить в Большом Уту. Однако, своим хозяйством он заняться не мог, потому что община не дала ему земли, ведь он был пришлым крестьянином. И чтобы не умереть с голоду, он нанимался на работу к крестьянам. На работу брали его охотно — он знал всякую работу, а руки у него были «золотые». Где, у кого он работал, там они с сыночком Алешей спали, там их кормили. У малютки Алеши не было мамы, не было своего дома, не было игрушек, не было детства. Я без слез и сожаления об этом не могу даже думать. Где бы отец ни работал, сынок был всегда рядом и пытался помочь отцу.
Алеше исполнилось 5 лет. Отец отдал его в няньки на хутор близ с. Большой Ут к зажиточному крестьянину. Шли годы. Дети выросли. Нянька стала не нужна — и Алеша на долгие годы остался работать батраком в той же крестьянской семье.
К этому времени умер прадедушка Егор, и на всем свете белом Алеша остался один. Он рано узнал горе, обиды, несправедливость, непосильный труд. Обидеть — есть кому. Пожалеть и приласкать — некому. Уйти некуда. Вся надежда на Бога. Обливаясь слезами, он усердно молился. Просил Бога помочь ему. На помощь надеялся. Но помощь не приходила. Разуверился в Боге… А когда у самого появились дети, то он им внушал, что Бога нет.
У одного и того же хозяина Алеша прожил в работниках 17 лет до самой женитьбы.
Алеша — это мой дедушка Алексей Егорович Андреев.
Ждановы
Приблизительно в 20 км от села Большой Ут есть село Русский Потам (Р-Потам). По середине села протекает спокойная небольшая речка Потам. В этом селе с незапамятных времен жили крестьяне Ждановы. И по сей день там живут Ждановы, мои дальние родственники.
В середине 19 столетия там жил с семьей крестьянин Иов Жданов — мой прадедушка. У него было много детей, но я несколько слов скажу только о старшем сыне Ермихе (Ермолае Иовиче Жданове), который 25 лет служил в царской армии рекрутом, домой вернулся седым, больным стариком и не женился. Он очень любил детей своей младшей сестры Евдокии, особенно племянницу Оксинку (мою маму). Моя мама с особым чувством любви, теплоты всегда отзывалась о своем дяде Ермихе.
У прадедушки Иова была младшая дочь Евдокия, она родилась 14 апреля 1868 года, а умерла 1 мая 1956 года. Это моя бабушка Евдокия Иовна.
Мои бабушка Евдокия Иовна и дедушка Алексей Егорович Андреевы.
Наверное, в1886 году Алексей Егорович и Евдокия Иовна обвенчались в церкви в с.Большой Ут. Была небогатая свадьба. Община выделила молодоженам небольшой участок пахотной земли далеко от села, участок леса и отвела место для постройки дома. Но средств не было, чтобы выстроить дом, и молодожены построили крохотную бревенчатую избу. Русская печь занимала четвертую часть избы. Изба стояла на самом берегу горной речки Ут. В пору весеннего паводка речка плескалась у самых ворот и под окнами избы. Стоило выбежать за ограду — и тут же наберешь воды, выполощешь белье, пеленки.
Так как изба Андреевых стояла на самом берегу, то вскоре семья получила доброжелательное прозвище: «Бережные». Это прозвище закрепилось прочно за семьей на всю жизнь. И многие односельчане забыли настоящую фамилию семьи. Так дедушку моего Андреева Алексея Егоровича стали односельчане звать не иначе, как: «Олеха Бережной». Бабушку звали: «Иовна Олехи Бережнова», маму мою Ксению Алексеевну звали: «Оксинка Олехи Бережнова». Маминых братьев: «Степка, Ванька, Федюнька Олехи Бережнова».
Бабушка моя Евдокия Иовна была на 4 года моложе дедушки. Это была невысокого роста, хорошо сложенная, с приятной внешностью женщина. У неё были роскошные темно-русые прямые волосы, всегда заплетенные в косы и уложенные на голове. Она была очень бойкая, быстрая, веселая, не унывающая. У неё был хороший слух и замечательный голос. Она хорошо пела.
Дедушка Алексей Егорович был высоким, сильным мужчиной. У него не было ни слуха, ни голоса. Он никогда не пел, но очень любил слушать, когда пела бабушка.
Мой дедушка, в детстве не видевший ласки и внимания к себе, горячо полюбил молодую жену.
Первые годы совместной жизни дедушка и бабушка жили очень дружно. Вместе работали в поле и дома, вместе ездили в Русский Потам в гости, у себя принимали родню из Русского Потама.
В те годы крестьяне умели хорошо работать, а в праздники умели веселиться. В Рождество, в Крещение и другие зимние праздники девушки, парни, молодые женщины и мужчины катались с гор на больших санях. Шутки, смех, веселье… Летом девкшки в ярких праздничных сарафанах водили хороводы на улице и пели песни…
В длинные зимние вечера, когда за окнами бушует метель, а в печной трубе завывает ветер, наводя страх, в избе горит и потрескивает лучина, ее тусклый мерцающий огонек едва освещает лица людей. Примостившись поближе к огню, сидит бабушка Евдокия Иовна. Она прядет. Ей до весны надо успеть всю льняную кудель превратить в нитки. (Лен выращивают сами).
Здесь же возле огонька сидит дедушка Алексей Егорович. Он плетет лапти. Или что-то мастерит. Будь это лапти или хомут, скалка или топорище — все, сделанное руками дедушки, было легким, удобным, красивым.
Дедушка и бабушка еще молодые. Они любят друг друга. У них вся жизнь впереди. Они мечтают о счастье. Они тихо между собой разговаривают. Иногда дедушка просит: «Хозейка, че не поешь? Спой песню». И бабушка поет задушевно, тихо. Дедушка слушает. Иногда просыпаются дети и, свесив с полатей головы, какое-то время слушают пение. Потом снова засыпают.
Кончится холодная длинная зима. Придет ранняя весна. Солнце уже ярко светит, но еще не греет. В лесах и на полях еще лежит снег. Но дни уже длинные и светлые.
Дедушка внесет в дом кросно. Это самодельный ткацкий станок. И бабушка все свободное от домашних дел время ткет холсты. Ей надо успеть выткать и отбелить холсты до начала полевых работ.
Прошли годы. Подросла дочь Оксинка. Теперь она помогает маме ткать. А потом будет ткать свое приданное: скатерти, полотенца и т.д.
У дедушки ранней весной своя забота. Пока в лесу не проснулись, пока не струится в их стволах сок, надо успеть заготовить дрова, чтобы их хватило на весь год.
А потом начнется посевная. «Весенний день — год кормит». Надо все вовремя успеть. За короткое уральское лето надо успеть заготовить для скота сено, вырастить овощи, зерновые культуры, лен, подсолнечник и т.д. А осенью убрать урожай, обмолотить зерно — сделать муку, крупу. Сделать подсолнечное, льняное, конопляное масло. Все делалось вручную, на самодельных приспособлениях. Техники не было. Крестьяне много работали, а жили в нищете. Мясо ели только по праздникам. Сахар и чай — это роскошь. Надо купить, а денег нет. Повседневная одежда холщовая, обувь — лапти. В избе самодельный стол и деревянные скамейки вдоль стен. Кроватей не было. Спали вповалку на полатях или на полу. Одеял и матрасов тоже не было, а о простынях и пододеяльниках крестьяне и не слыхали. Спали, бросив под себя что придется. Хорошо, если у кого есть шуба или тулуп. Его можно под себя подстелить или укрыться.
В таких условиях была большая детская смертность. Крестьянки ежегодно рожали детей. И ежегодно их хоронили. «Бог дал Бог взял», — утешали друг друга. Матери были измучены непосильным трудом. Дети рождались слабенькими. Не было медицинской помощи. Не было должного ухода за детьми. Они умирали на первом году жизни. Шел естественный отбор. Выживали только сильные организмы. Так моя бабушка Евдокия Иовна родила 20 детей, а выросли только четверо: Степан, Иван, Федор, Ксения.
Вечером, перед сном, стоя на коленях перед иконами, бабушка молилась. Рядом с нею стояли её дети. Они повторяли вслед за бабушкой, чтобы Бог и Дева Мария дали Царство Небесное её умершим детям: Марии, Лукие, Федоре, Гаврилу, Василисе, Степаниде, Василию, Василию, Василию (их было трое) и другим умершим.
Дедушка уже давно не верит в Бога. И он не суеверен. Он не верит и в то, что в окрестных лесах есть леший и всякая другая нечистая сила.
«Наташина Яма». «М-ский треугольник».
Село Большой Ут окружено лесами. Много легенд ходило об этих лесах, о нечистой силе, живущей там. За селом была яма. Её почему-то с незапамятных времен называли: «Наташина Яма». Иногда эта яма до краев была заполнена водой. Но вдруг куда-то вода уходила. Камень, брошенный в пустую яму, Долго не мог достичь дна. И эхо долго не возвращалось из ямы. Вероятно, карстовое явление, но темные, неграмотные люди не знали, как это объяснить. А потому эта яма пользовалась «дурной славой».
Однажды под вечер дедушка возвращался домой с поля. Шел мимо ямы. И вдруг он увидел возле ямы полупрозрачные фигуры, похожие на людей. А потом услышал голоса, зовущие дедушку к себе, в яму… Хотя он был несуеверным, но он испугался. Прибежал домой. Закрыл на засов ворота, а дверь в избе — на крючок. Залез на полати… И… сошел с ума…
Дедушку увезли в г.Кунгур в психбольницу… Лечился долго.
Из психбольницы дедушка вернулся молчаливым, задумчивым. Теперь мысль о «Наташиной Яме» ему не давала покоя. Он не стал ходить на работу в поле, в лес. Дома боялся остаться один. Не ложился спать с краю. Начал пить.
И тут жизнь бабушки превратилась в сплошной кошмар. Дедушка сплетет лапти. Продаст их. Купит шкалик водки (120гр) и тут же возле дверей лавки выпьет. Как орел за добычей, так же мой дедушка стремглав мчится домой. И если бабушка не успеет убежать из дому, то ей горе. Огромными ручищами он хватает её за волосы и волоком тащит из избы в ограду. Здесь ему простор. Обмотав вокруг своей руки бабушкины косы, он бьёт и бьёт бабушку, не помня себя. Бьёт до полусмерти, бьёт, пока на крик не сбегутся соседи, кто с оглоблей, кто с вожжами… Тут и дедушке достанется оглоблей… Дедушку свяжут вожжами и, если на улице холодно, затащат в избу. Бабушку отольют водой, приведут в сознание и помогут зайти в избу. Умоется бабушка. Наденет на себя все чистое, вычешет выдранные волосы, заплетет и уложит на голове косы. И примется за домашние дела. А когда придет в себя дедушка, то просит прощения. Говорит, что сам не знает, что нашло на него. Обещает больше не бить бабушку.
После случая возле «Наташиной Ямы» прошло около ста лет. Примерно в 1990 году все центральные газеты СССР сообщали сенсационные новости об НЛО. В это же время вышла небольшая книжка «М-ский треугольник». В этой книжке, а также в газетных статьях сообщалось, что в окрестностях д.Молебка наблюдаются непонятные, труднообъяснимые наукой явления. Сообщалось о появлении полупрозрачных фигур, похожих на человеческие. Сообщалось о людях, которые вступали в контакт с этими фигурами, а после этого чувствовали себя плохо. Высказывалось мнение, что здесь, возможно, выход из параллельных миров или это место облюбовали инопланетяне.
Я же усматриваю связь этих явлений с явлением возле «Наташиной Ямы». Я сейчас точно сказать не могу, но думаю: с. Большой Ут и д.Молебку разделяют 20 — 40 км. Я не раз слышала, что мои родственники из Большого Ута ездили в д.Молебку на лошадях в те годы, когда они там жили.
Степан женился.
Шли годы. У бабушки и дедушки вырос старший сын Степан. Для него в с.Русский Потам нашли невесту. Девушку звали Секлетинья. Женили. Давно уже тесно было жить в старенькой избенке. Построили новую большую избу и перешли в неё жить всей семьей. Секлетинья, как и бабушка Евдокия Иовна, ежегодно рожала детей. Но дети жили мало и умирали. Со всеми детьми в семье нянчилась Оксинка. Детей она любила, жалела, а когда они умирали, то плакала.
Пройдут годы — и Оксинка станет взрослой. Её будут звать Ксенией Алексеевной. Она будет моей мамой. А в те годы она была еще девочкой. Девочек грамоте не учили. В школу она не ходила. Крестьяне считали, что «бабе дорога от печи до порога», а потому ей никчему грамота. Девочек учили родители крестьянской работе. Оксинка умела прясть, ткать, знала всю работу в доме и в поле. Всю неделю без отдыха она обычно работала дома, а по воскресеньям и праздникам её отпускали работать в люди. В воскресенье и праздничные дни она нанималась к богатым людям жать рожь, молотить зерно; мять, трепать и чесать лён… Деньги она зарабатывала себе на приданое. В те годы девушку без приданого никто замуж не брал. Семья жила бедно и справить приданое Оксинке не могли. Семья была трудолюбивая, но бедно жили потому, что было мало своей пахотной земли. А ведь жили только за счет земли.
В Сибирь на каторгу.
Тяжело жили крестьяне во многих губерниях России. Тяжело жили и рабочие в городах. Работали много. Жили в нищете. Народ был доведён до отчаяния. В деревнях вспыхивали народные восстания. В городах – стачки, забастовки…
Наступил XX век. Начало его ознаменовалось новыми потрясениями для России. Япония напала на Россию. Началась Русско-Японская война (1904-1905гг.). Для России она была проиграна. Многие солдаты не вернулись с войны. Брат моей бабушки Евдокии Иовны – Дормидонт – вернулся раненый. Он рассказывал, как русские мужественно держали оборону Порт-Артура. Рассказывал, как в неравном бою под Мукденом русская армия потерпела поражение, как был разбит русский флот при Цусиме…
Мужики-крестьяне собирались кучками и обсуждали военные события. События в России следовали одно за другим.
9 января 1905 года петербургские рабочие (140 тыс.чел.) с петицией пошли к царю-батюшке. Это мирное шествие было расстреляно царскими войсками. Этот день назвали «Кровавым воскресеньем». События 1905 г. Послужили началом революции 1905-1907 гг.
Отзвуки грозных событий в Петербурге, Иваново-Вознесенске, Москве и др. городах России докатывались до глухих уральских деревень и будоражили умы крестьян.
Мамин средний брат Иван, в те годы ещё совсем молодой парень, хотел понять, что происходит в России, хотел сам разобраться во всех политических событиях, хотел понять, почему народу так тяжело живётся и что надо сделать, чтобы улучшить жизнь народа. Он стал ходить на тайные собрания. А кончилось всё тем, что в 1907 году (в годы Столыпинской реакции) он, гремя кандалами, ушел в Сибирь на каторгу. В Сибири пробыл почти 11 лет. Сначала несколько лет каторжных работ, потом – поселение в Сибири в гор. Благовещенске. Там мой дядя Иван Алексеевич Андреев встретился с настоящими революционерами. Он познакомился с учением Карла Маркса и В.И. Ленина. Там он вступил в ВКП(б). Дядя Ваня стал пламенным борцом за Советскую власть. Только после Великой Октябрьской Социалистической Революции он смог вернуться из ссылки домой. Дома он женился на девушке из д. Молёбка. Звали её Татьяна Савиновна. Сразу же после свадьбы уехал с молодой женой в г. Тюмень бороться за Советскую Власть и строить новую жизнь.
Оксинку выдали замуж.
Недалеко от с. Большой-Ут была маленькая глухая деревушка Карши. В этой деревушке не было церкви. И крестьяне молиться богу ездили в Б-Ут. По праздникам в церковь приезжал высокий, нескладный парень, с лицом «избитым» оспой. Парня звали Семён Озорнин.
В церкви он не раз видел высокую бледнолицую девушку, которая усердно молилась, не замечая никого. Девушка Семёну понравилась. Он узнал, что её зовут Оксинка Олёхи Бережнова. И заслал к ней сватов.
Оксинка была высокой, тоненькой девушкой, с длинными стройными ногами. Бледнолицая. По понятиям тех лет, красавицей её не назовёшь. В те годы в уральских деревнях красавицами считались девушки невысокого роста, пухленькие с румянцем во всю щеку.
Старший брат Оксинки Степан ( он в те годы был главой семьи, потому что дедушка Алексей Егорович уже давно болел и никакие семейные вопросы не решал) решил, что женихов у сестры будет немного, а потому выдал её замуж за первого посватавшего её жениха Озорина Семёна. Невесте жених не понравился. Она просила Степана не выдавать её за этого парня замуж, но Степан был неумолим… Оксинка рыдала…
Венчание и свадьба состоялись. Оксинка стала носить фамилию Озорина. Жить стала в д. Карши. Ей в Каршах всё не нравилось, но пуще всего не нравился муж. Он оказался лентяем, хвастуном и задавакой. Ещё бы не задаваться, ведь он единственный в деревне гармонист! «Первый парень по деревне…» Женитьба не наложила на Семёна никаких обязанностей. Он не работал ни в поле, ни дома. Вся работа лежала на молодой жене. Он весь день спал, а вечером брал в руки гармонь и уходил из дому почти на всю ночь веселить деревенских девчат.
А в России было тревожно. Не успели солдаты залечить свои раны после… Русско-Японской войны, как началась Первая Мировая война (1914-1918 г.г.) События одно за другим захлёстывали Россию. В 1917 г. Свершились две революции в России: Февральская буржуазная революция и Великая Октябрьская социалистическая революция. Потом началась многолетняя гражданская война. Убитые. Раненые. Пропавшие без вести. Каждая семья оплакивала кого-то. Каждая семья пострадала.
События продолжали волновать и будоражить умы крестьян. Тёмные, неграмотные мужики, сидя на заваленках домов, обсуждали, что на войне в небе летают какие-то «ерусланы» (аэропланы). Наверное, это нечистая сила витает над Россией. И вот однажды, (это было уже в годы гражданской войны) по с. Большой-Ут пробежал автомобиль. Мужиков и баб как ветром сдуло с улицы. Потом оправившись от испуга, они стали думать, что это было. И пришли к выводу, что это нечистая сила пробежала по селу. А дальше мысль развивали так: надо было бросить перед нечистой силой пониток (вид одежды), и нечистая сила рассыпалась бы…
За деревней в ухабе автомобиль потерял запасное колесо. Жители села, увидев «сатанинское» колесо, забросили эту дорогу, не стали по ней ни ходить, ни ездить. Насколько тёмные, суеверные крестьяне крестьяне были в глухих уральских сёлах и деревнях.
Дом, в котором жили молодожены Озорины, пользовался дурной славой. В сенях само собой всё падало с полок, что положишь. Как будто кто-то сбрасывал. В доме в углах раздавался треск. Оксинке страшно было жить в этом доме. С мужем жизнь не ладилась. Она несколько раз уходила от мужа домой в Большой-Ут с одним узелком в руке. Брат Степан возвращал её обратно. Ей объясняли: «Жена да убоится мужа своего» и «Бог терпел и нам велел». А Оксинка терпеть не хотела своё бесправное положение в семье. Уже шла гражданская война, когда последний раз она ушла от мужа. Семёна вскоре мобилизовали. И он погиб на войне.
Оксинка стала работать санитаркой и уборщицей в фельдшерском пункте с. Большой-Ут. Она работала охотно, старательно. И тогда люди стали называть её уважительно Ксения Алексеевна.
Смерть кормильцев.
Август 1919 г. Идет гражданская война. Село Большой-Ут переходит из рук в руки… Только что отгремел бой. Село заняли белые. Солдаты расквартировались по избам. В избу Андреевых зашло несколько солдат. Они потребовали еду. Бабушка вытащила из русской печи всё, что приготовила для семьи на весь день. Солдаты всё съели, запивая берёзовым спиртом.
Дедушка, свесив с полатей голову, наблюдал. Ему хотелось выпить. Шла война. В лавке водки не было. И он давным-давно не пил. Солдаты, заметив дедушку, позвали его за стол. Ему налили. Он выпил. Ещё раз налили. Он опять выпил и ушел на палати.
Пришел из кузницы на обед Степан. А поесть нечего – не званные «гости» всё съели. «Гости» предложили ему выпить. Степан был непьющий. И совсем непонятно, почему он согласился выпить. Выпил…
Пришел младший брат Федор. И его угостили берёзовым спиртом. И он выпил.
К вечеру начался бой — и «гости» ушли воевать. О их судьбе никто ничего не знает.
А в избу Андреевых пришла смерть, смерть тяжелая, мучительная. Ночью у дедушки и у дяди Степана начались сильные боли и жжение в желудке и кишечнике. Утром вызвали фельдшера. Но было уже поздно. Оба пострадавших уже начали слепнуть. Все меры, принятые фельдшером, не дали положительного результата. Было сильнейшее отравление… Бабушка и Секлетинья рвали на голове волосы, теряли сознание. И фельдшер, и моя мама (она работала санитаркой) отваживались и с пострадавшими, и с бабушкой, и с Секлетиньей. Дети Степана Яша, Вена, Лёня – в три голоса рыдали над умирающим отцом и дедушкой. Первым умер дедушка. Степан еще несколько часов жил, но он уже знал, что умрёт…
Здесь же находился дядя Федя, бледный, испуганный. Ведь он тоже выпил берёзового спирту. Он ждал такую же мучительную смерть.
Добрые милые соседки! Они несли из дому парное молоко, свежие яйца и заставляли пострадавших пить. Но ни дедушке, ни Степану парное молоко и яйца не помогли. А дядя Федя пил всё, что ему давали соседки. Пил до рвоты. И остался жив. А дядя Степан умер.
В переднем углу избы под образами на лавках два гроба, а в них — два кормильца. За селом уже несколько суток не смолкает бой. Шальные пули влетают в село. И нет никакой возможности похоронить дедушку и дядю Степана…
А по селу ползёт слух, что отравлен дедушка и дядя Степан по злому умыслу за то, что в семье есть коммунист-большевик Иван Алексеевич. Но Иван Алексеевич в Большом-Уту не живёт. Он работает в губкоме партии не то в Тюмени, не то в Екатеринбурге.
Дядя Ваня.
Это человек – не святой. У нег было много недостатков, присущих людям. Но это был кристально честный человек, убежденный коммунист. Он всю свою жизнь до последнего вздоха отдал борьбе за народное счастье. Он искренне верил, что от него и от других таких же, как он коммунистов, зависит судьба народа. И потому он делал всё, чтобы людям, окружающим его, жилось лучше. Он всю жизнь боролся с хапугами, стяжателями, нечестными людьми. Всю жизнь он не имел ни дома своего, ни дачи, ни машины, ни сбережений на сберкнижке. Он был солдатом партии.
Любимой книгой Дяди Вани была книга Э.Л. Войнич «Овод». Овод для него был любимым героем, примером, образцом. Он находил в нем свои черты, а в себе находил черты Овода.
Дядя Ваня готов был на самопожертвование для и во имя счастья людей. Мне он не раз говорил, чтобы я читала «Овод», чтобы понять, для чего нам жизнь дана. Для всех родственников дядя Ваня был образцом для подражания.
Я ещё не раз в своих воспоминаниях вернусь к дяде Ване, потому что наши судьбы тесно соприкасались.
Моя мама.
Ксения Алексеевна
Андреева – Озорина – Конева
(06.02.1894г. – 19.07.1985г.)
Я уже писала, что овдовев, моя мама стала работать в фельдшерском пункте с. Большой-Ут. К этому времени она уже похоронила трёх своих детей. Измученная работой и неудачным замужеством, она рожала слабеньких детей. Ухода за детьми не было, и они мало жили. Детей звали: Капа, Валя, Витя (Капиталина, Валентина, Виктор).
В фельдшерском пункте не было медсестры, и фельдшер научил маму всему, что должна делать и санитарка, и медсестра.
Шла гражданская война. Белые…Красные…Бандитизм…Бои…Раненые… Мама обрабатывала раны, перевязывала, ухаживала за ранеными. После одного большого боя красные отступили, не успев забрать раненых. В селе осталось 17 тяжело раненых комсомольцев. Четверо скончались. В село зашли бандиты. Мама сумела спрятать и спасти от расстрела 13 комсомольцев, а потом на лошадях отправить их в г. Красноуфимск.
Наступило 14 октября 1920 года. Село опять заняли бандиты. Всех коммунистов и активистов арестовали, в том числе и маму. Всю ночь держали в холодном помещении, а утром повели на расстрел. Но маму спас от расстрела фельдшер Ладыгин. Он заявил: «Если расстрелять санитарку Озорину, то некому будет перевязывать ваших же раненых». Маму отпустили. А всех арестованных расстреляли за селом.
В 1921-22гг. свирепствовал тиф. Мама работала в тифозном бараке медсестрой. В 1922 году она заразилась и сама заболела тифом.
Тиф. Разруха. Некому выращивать хлеб. Голод. Крестьянские семьи вымирали…
Мама уехала в Западную Сибирь.
Весной 1924 года моя мама уехала к брату Ивану в г. Тобольск. Летом 1924 года дядя Ваня отправил маму на Север в с. Самарово работать курьером, ночным сторожем и уборщицей в ЦТО (Центральная Торговая Организация).
В селе Самарово мама никого не знала. Ей было скучно. Но от природы она была человеком общительным. Она стала присматриваться к женщинам, с кем бы ей познакомиться. В ЦТО приходила черноглазая красивая женщина в черной плюшевой жакетке и черной цветной шали. Маме хотелось с ней поговорить, но женщина сильно кашляла. А потом женщина перестала ходить в ЦТО. Кто-то сказал, что она умерла, а звали её Дуней. Так мама и не познакомилась с нею.
Зато мама познакомилась с другой женщиной. Она была старше мамы не менее, чем на 15 лет. Женщина была невысокого роста, слегка полноватая с серыми умными глазами. Мама часто с этой женщиной разговаривала. Звали её Александра Владимировна Ершова (Конева).
Однажды (было это в декабре) Александра Владимировна пришла в ЦТО со своим братом и познакомила с ним мою маму. Мужчина был невысокого роста, крепкого телосложения и с такими же, как у сестры глазами. Звали его Филипп Владимирович Конев. Это мой папа.
Об этом я расскажу значительно позже и подробней…
Моя родина – село Самарово.
Самарово – это большое старинное село, известное ещё в 16 веке. Но не ищите его на современных картах. Там его нет. Самарово стоит на берегу реки Иртыш недалеко от впадения в реку Обь. В 1931 году вдали от Самарова стали строить рабочий посёлок, который первоначально назвали «Городок». Официальное название он получил Остряко-Вогульск. В 1940 году переименовали. «Городок» получил название Ханты-Мансийск. Ханты-Мансийск рос, расстраивался и соединился с селом Самарово. В 1950 году село вошло в черту города Ханты-Мансийска.
Коневы.
В старинном селе Самарово в 19 веке жила крестьянская семья Коневы. Северяне. Русские.
Занимались рыбным промыслом. Рыбой обеспечивали семью на весь год. Рыба была единственным источником существования. Её ловили много. Зимой на санях по несколько возов сразу увозили на базар в г. Тобольск. На вырученные деньги закупали на весь год муку, крупу, сахар, чай, спички, соль, обувь, одежду, ткани…
Для семьи на зиму заготавливали ягоды, грибы, кедровые орехи. Жили в достатке.
Дедушку моего звали Владимиром. Бабушку звали Устиньей, а прабабушку – Пелагеей.