Паренёк тихонько подошёл туда. Первой от края сидела красивая молодая женщина. Илья на чисто немецком, едва слышным шепетом спросил: "Можно присесть?" Женщина доброжелательно кивнула: "Пожалуйста". Он опустился на скамью и молитвенно сложил руки так, как делают все католики. Видимо был какой-то праздник, поскольку священник облачился в дорогую нарядную сутану. Слова проповеди, звучащие торжественно и строго, взлетали вверх и заполняли собой всю
величественную тишину храма. На фоне чудовищного ужаса войны, собор казался фантастическим оазисом, хранящим умиротворение и душевный покой.
Немного успокоившись, наш герой заметил, что соседка, довольно улыбаясь, украдкой поглядывает на него. Не поворачивая головы, он тоже стал рассматривать её. Происхождения она была явно не простого, скорее всего представительница какого-нибудь старинного аристократического рода. Пышные светло-русые волосы женщины завиты крупными локонами. Открытое платье из тёмно-синего бархата мягкими фалдами спускается с колен. На белой нежной шее лежит ожерелье из каких-то, наверное, очень дорогих блестящих камней. Илья не знал тогда, что это были настоящие бриллианты. Кто знает, какие чувства охватили душу этой аристократки, когда она смотрела на паренька. Скорее всего, она подумала: "Надо же, такой совсем молоденький и простой юноша, а так искренно молится, значит и у него есть свои беды, и он тоже просит защиты у Господа". Вдруг тяжёлые шаги раздались в трепетной тишине собора. Мозг Ильи прожгла мысль: "Они". Да, это были, действительно, гестаповцы. Они было потеряли преследуемого из виду и решили, что он побежал на соседнюю улицу, чтобы укрыться в находящихся там борделях. Порыскали-порыскали, но связного не нашли и поняли, что спрятаться он мог только в соборе и, не остановившись ни перед чем, стали искать его там. Один из них остался у входа, другой медленно пошёл между рядами, внимательно вглядываясь в верующих сзади. Хотя он и старался ступать тихо, шаги его кованых ботинок гулким зловещим эхом отражались от святых намоленных стен. Илья спиной чувствовал его приближение, ясно ощущая, как холодный изучающий взгляд пронизывает его насквозь. Пареньку показалось, что это смерть подходит к нему, нарочно чётко чеканя шаги. Сыщик прошёл мимо и, дойдя до первого стола, вернулся назад, чтобы теперь уже рассмотреть лица молящихся. Илья сидел, не шелохнувшись, не мигая глядя на священника. Душа, сердце, всё естество паренька застыло в оцепенении, казалось, даже кровь перестала циркулировать по жилам. В голове стучала одна мысль: "Вот и всё, конец тебе, Илюха, мама, отец никогда даже и не узнают, что их сын не стал безгласным рабом, а боролся с фашистами, стремясь приблизить победу и, наконец, встретиться с ними." У сыщика не было сомнений, что этот белобрысый мальчуган, вжавшийся в сидение, и был тот, за которым они так долго охотились. Гестаповец совсем уж было собрался гаркнуть: "Хальт!", как вдруг неожиданный взгляд аристократки, сидевшей рядом с его жертвой, заставил его прикрыть рот. Прекрасные глаза, наполненные негодованием и гневом, словно кричали: "В чём вы можете подозревать этого набожного ребёнка, неужели не видите, как он иступлённо молится". От блеска бриллиантового колье на холеной шее, гестаповец даже на мгновение зажмурился. Он был в полном недоумении: понимал, что эта высокопоставленная особа уж никак не может покровительствовать врагу рейха. Вероятно, он ошибся, и подросток был родственником или знакомым этой графини или баронессы. Вот возьми, арестуй его, и влипнешь в неприятную историю, а то и погон лишишься. Да, ну его, от беды подальше, и фашист на цыпочках тихонько засеменил к выходу, убеждая себя в том, что настоящего связного проворонили где-то раньше. Месса закончилась. Ещё не понимая до конца, что он жив и свободен, Илья вышел из собора. У двери он дождался свою спасительницу и низко поклонился ей. Обдав паренька ароматом тонких духов, она ласково улыбнулась ему и села в поджидавший её автомобиль. По дороге домой женщина размышляла: "И почему в глазах этого незнакомого мальчика было столько благодарности, неужели за то, что она позволила сесть рядом с нею?" Да откуда же ей было знать, что в соборе, она совершила, сама не зная того, величайший поступок - спасла человеческую жизнь.
До Ильи донёсся разговор служителей собора. Один возмущённо проговорил: "С самого начала войны не припомню, чтобы гестапо посмело мешать молиться". "Наверное, искали кого-то", - предположил другой. "Ну, дождались бы конца службы и у входа осматривали бы каждого, - не унимался первый, - до чего мы дожили, никакого благочестия". "Курт, о каком благочестии ты говоришь, ведь это же гестапо", -усмехнулся второй собеседник, и в усмешке этой слышалась горькая, какая-то безысходная ирония. А тот, кого искали, да не нашли, медленно брёл по мосту с особым, не испытываемым никогда раньше наслаждением, вдыхая свежий речной воздух. В глазах его стоял небесно-синий цвет платья, в которое была одета та набожная католичка, и только сейчас Илья понял, что этот дорогой бархат был точно такого же цвета, как и платок, хранящийся у него на сердце. Поражённый этим совпадением, паренёк даже остановился,глядя на бегущие воды Рейна, подумал: "Мама, дорогая моя, и здесь ты бережёшь меня". Неожиданно дохнул лёгкий ветерок и чуть-чуть взъерошил светлые волосы паренька. Илье почудилось, что это мамина рука ласково погладила его по голове.
От этого нежного прикосновения всё напряжение и оцепенение от пережитого в соборе растаяло, как дымка. На душе у подростка стало легко и светло, ему захотелось побежать вприпрыжку и рассказать кому-нибудь о случившемся, а кому он мог довериться, конечно же, единственному другу Отто Веберу. Перенесённое Ильёй потрясение всё же оставило в его подсознании и глубокую и неизгладимую царапину - в течении всей своей дальнейшей жизни он не мог выносить, когда пристально смотрели ему в спину. Внимательно выслушав взволнованный рассказ своего юного друга, Вебер решил спрятать его у своей бывшей супруги. Фрау Буш держала ферму и жила далеко за городом. Опасаясь слежки, электричкой ехать не стали, пошли пешком. По дороге бригадир задумчиво спросил: "Вилли, а платок твоей мамы с тобой был тогда?" Илья горячо и серьёзно, с какой-то даже досадой выпалил: "Отто, да неужели ты не понимаешь, если бы не мамин платок, то меня давно бы уже пытали в гестапо". Вебер, как и каждый коммунист, был атеистом, но чрезвычайный, ничем необъяснимый случай с Вилли заставил его задуматься, что есть всё-таки какая-то высшая сила, которая помогает только тем, кто искренне в неё верит и разумом постичь эту великую силу невозможно. Был поздний вечер. Окна небольшого двухэтажного дома фрау Буш не светились. Ворота заперты на засов. Отто Вебер открыл потайную калитку в высоком заборе, о которой знали немногие. Навстречу им вылетел огромный чёрный пёс, готовый разорвать каждого, кто нарушит покой его хозяйки. "Вальд, ты забыл меня", - шепотом спросил Вебер. Узнав старого хозяина, пёс виновато опустил голову и вспрыгнул ему на грудь. От толчка могучих лап Вебер пошатнулся. Илья тихонько рассмеялся. Мужчина осторожно постучал в окно и на вопрос: "Кто там?" дрогнувшим голосом ответил: "Эмма, открой, это я". Дверь резко распахнулась и бригадир утонул в объятиях немолодой, полной и седеющей уже женщины. Илья понял, что бывшими супруги оставались лишь по документам, а на самом деле были дороги друг другу и сейчас. Пареньку стало очень неловко оттого, что перед ним неожиданно приоткрылась завеса, скрывающая глубоко личную жизнь Вебера. Увидев незнакомого гостя, хозяйка тоже смутилась. Отто всё понял и, взяв под руку жену, с шутливой торжественностью сказал: "Знакомься, Вилли, то моя дорогая и единственная женщина на земле, а что фашисты заставили нас развестись, то, как видишь, мы на них плевать хотели". И звонко чмокнул хозяйку в пухлую щёку. В тишине дома поцелуй оказался таким громким, что все весело рассмеялись и успокоились. Фрау Буш обильно накормила гостей, и Илья отправился наверх, в отведённую для него комнату. Типичную немецкую спальню паренёк видел впервые. Она традиционно не отапливалась, было в ней холодно и свежо. Постель тоже несколько необычна. На широкой кровати лежала пуховая подушка и две перины - одна толстая и высокая, другая потоньше. Подросток догадался, что вторая служила одеялом, под которым нельзя было замерзнуть в холодной комнате. На такой нормальной человеческой постели наш герой спал в последний раз ещё у тёти Зины в Одессе. Илья юркнул под перьевое одеяло и сразу же крепко уснул. Сон ему приснился сладкий и совсем домашний, скорее это был не сон, а картинка из прошлого, из далёкого детства,когда они ещё жили на Кубани. Приснилось, как он, будучи шестилетним пацанёнком, стащил с колхозного поля огромный арбуз, даже поднять его детских силёнок не хватило,пришлось катить арбуз домой прямо по дороге, хорошо, что никто этого не видел.
Галина Пономарева.
Продолжение следует.