(Материалы для биографии)
Даниил Васильевич Краснов родился 17 декабря 1817 года в Гундоровской станице области войска Донского. Отец его казак Василий Филиппович и мать Анна Никитична жили в станице Гундоровской, где и сын их провёл своё детство. Семья Красновых не имела большого достатка, и Даниилу Васильевичу приходилось исполнять ещё с детства всю чёрную работу: пасти скот, пахать и сеять. Учиться грамоте ему было некогда, хотя он был весьма любознательным: он урывками, среди работ, научился читать, а потом и писать. Впоследствии, будучи уже полковым командиром, он вспоминал, сколько трудов стоило ему научиться читать и писать.
Ныне, говорил Даниил Васильевич, - везде устроены школы, и детям предоставляют средства для обучения их. Как теперь не учиться! А в наше время училищ не было, учиться было трудно, да за работой и некогда. Только в праздники, и то урывками, приходилось учиться. А писать ещё труднее: пальцы, привыкшие к тяжёлой, чёрной работе, не могли держать пера, расходились врозь, и их приходилось связывать верёвочкой.
Несмотря на это, Даниил Васильевич выучился грамоте дома. В 1837 году, двадцати лет от роду, зачислен был казаком в донской казачий полк № 34. 15 мая 1837 года он находился в походе в Царство Польское, где содержал посты пограничной стражи по 12 ноября 1841 года. 6 декабря 1839 года Даниил Васильевич произведён в урядники и в 1842 году возвратился на Дон, где оставался недолго, до 23 мая 1843 года, когда мы видим его в походе на Кавказ и на постах кавказской центральной линии. Некоторое время он состоял при управлении походного атамана, а 25 мая 1845 года по собственному желанию прикомандирован был к донскому казачьему полку № 23.
Со вступлением на Кавказ для Даниила Васильевича начинается такая боевая школа, которую проходил редко кто из военных. Боевые подвиги, начатые на Кавказе, возвели Даниила Васильевича на высшую ступень военной иерархии и украсили его грудь многочисленными орденами, в том числе орденами святого Георгия 4 и 3 степеней.
За отличие против горцев урядник Краснов произведён в хорунжие 24 августа 1845 года.
1845-1846 года были тяжёлыми для наших кавказских войск. То было блестящее время для Шамиля, когда он, сплотив воедино горцев Чечни и Дагестана для священной войны против гяуров, предпринимал дерзкие и удачные набеги, разоряя и уничтожая аулы подвластных нам горцев.
С назначением графа Воронцова наместником Кавказа, начинается энергичная борьба с горцами, продолжавшаяся целый год. Воронцов решил проникнуть в Андию и разорить аул Дарго, местопребывание Шамиля, хотя некоторые кавказские генералы, как Фрейтаг, высказались против этой экспедиции, которая впоследствии получила название «сухарной». В этих-то боях закалил себя и развил свои военные дарования Даниил Васильевич.
Фото с канала Родиновед Сергей Сполох
Он участвовал при вступлении главного отряда в Андию и занятии селений Гогополь (возможно неправильно прочитал название из-за низкого качества скана, знатоки поправьте, возможны неточности в названиях и далее) и Анди; 20 июня – в движении части отряда против Шамиля, занявшего высоты Азалы и при отражении неприятеля при рекогносцировке к Шегнукуку. Затем, 29 июня он находился при рекогносцировке дорог к аулу Дарго, участвовал в боях: в Ичкеринском лесу, при штурме 22 завалов и, наконец, при занятии Дарго. 7 июля – в движении части отряда под начальством генерал-майора Лабинцева против скопищ Шамиля, занявшего высоты на левом берегу реки Аксая, при сбитии неприятеля с позиции и возвращении в Дарго. 10 и 11 июля участвовал в упорном бою, в лесу у Дарго, а затем – в следовании от Дарго в Андию с частью отряда под начальством генерал-майора Клюки фон-Клюгенау, высланного из лагеря главного отряда для принятия транспорта, следовавшего из укрепления Герзель-аул.
14 июля он участвовал в движении к аулу Шауне и при штурме Гордалошского лесистого хребта и завалов при Дарго; 16 июля – в беспрерывном бою со скопищем Шамиля; 17 и 18 в расположении отряда на позиции при Дарго, а 19 в движении в Москиту, где соединился с отрядом генерала Фрейтага; 20 июля – в движении к Герзель-аулу, а 16 ноября участвовал при преследовании партии чеченцев из 500 человек и при рукопашной с ними в схватке и взятии Карабузахского леса.
Этот перечень непрерывных дел и сражений не может дать ни малейшего понятия о тех трудах и опасностях, которые пришлось перенести войскам в эту экспедицию. Необходимо выслушать рассказ современников о «сухарной» экспедиции и о тех геройских подвигах, которые выпали на долю кавказских войск, ходивших в Андию.
Первое серьёзное сопротивление горцы оказали нашим войскам при взятии горы Анчимеер и возвышенной площади Мичикаль.
Воронцов писал:
Взятие штурмом горы Анчимеер, есть одно из самых блестящих дел, которое я когда-либо видел. Не знаю, решился бы я штурмовать гору, если бы не помогли этому два обстоятельства: первое было то, что я уже видел два подобных штурма и против такого же почти неприятеля, во время персидской войны 1804 года, а второе, это восторг, с которым храбрый Пассек принял предприятие. Радость блистала в его глазах, когда я говорил ему об этом. С такими людьми и с такими войсками, какие есть у нас здесь, нет ничего невозможного…
А какие трудности пришлось перенести нашим войскам в этом походе, свидетельствует история. Сильные морозы и вьюги, господствующие на занятой позиции, производили опустошение в рядах войск, среди которых всё чаще и чаще стали появляться больные. Отряд Пассека, выдвинутый на 15 вёрст вперёд, лишён был малейших средств, а солдатам раздавалось всего по полпорции сухарей в день.
Начиная с 6 июля в продолжение суток шёл проливной дождь, растворивший землю в невылазную грязь; стужа увеличивалась, и два дня лежал мокрый, глубокий снег, тогда как по ночам был мороз. Дороги-тропинки испортились до такой степени, что колонны, в особенности с черводарскими вьюками и с артиллерией, при всех усилиях не успевали делать шести вёрст в сутки; случалось, что люди, промокнув, оставались по три дня без горячей пищи и не имели возможности обсушиться по совершенному отсутствию на пути следования леса; к тому же и трава встречалась на пути самая скудная. Вследствие сильного холода и трудно проходимых дорог приходилось артиллерию перевозить на руках. Число больных с каждым днём возрастало. 12 человек замёрзло, до 400 человек было с отмороженными конечностями; от недостатка же подножного корма пало несколько сот подъёмных лошадей. Казалось невероятным, чтобы человеческие силы были в состоянии вынести столько трудов и лишений. Не было при отряде соли. Люди оставались четверо суток без хлеба.
После неимоверных усилий отряд достиг аула Дарго, местопребывания Шамиля. Казалось, что с занятием Дарго, отряд достиг цели, разорил гнездо Шамиля и водрузил русское знамя в местности, дотоле не знавшей русских; но о покорности лезгин и чеченцев не было и слуху. Напротив, оказалось, что между ними господствовала уверенность, что русскому отряду нет отступления, что он должен погибнуть в Ичкеринском лесу.
Углубившись в горы, необходимо было обеспечить подвоз припасов к отряду из Евгеньевского укрепления, на что и обращено было внимание графа Воронцова с занятием Дарго. Ввиду того, что горцы, заняв урочище Мичикаль, могли не пропустить подвод с провиантом, следовавших по этому пути из укрепления Темир-Хан-Шуры, на встречу выслан был отряд войск под командой генерал-майора Клюки-фон-Клюгенау. Авангардом командовал храбрейший из кавказцев генерал Пассек, а арьергардом – генерал Викторов. Пропустив отряд, черкесы бросились в больших массах на хвост арьергарда, отрезав часть его и атаковав со всех сторон. В одну минуту все артиллерийские лошади были перебиты. Артиллеристы взвода горной № 4 батареи изрублены вместе с прикрытием к орудиям. Орудия достались в руки горцев. Затем горцы бросились на остальную часть арьергарда, сделали по ней залп из ружей и бросились в шашки. Одним из первых был убит начальник арьергарда, генерал Викторов. Гроб генерала Фазы, убитого прежде, остался в руках горцев, немедленно оборвавших с гроба галуны, а тело покойного выбросивших на съедение хищным зверям.
Остатки разбитого арьергарда поодиночке присоединились к главным силам. Те трудности, которые выпали на долю отряда в течение этого дня, поневоле породили сомнение в возможности совершить в третий раз проход через лес, стоивший нашим войскам столько жертв. При этом являлся вопрос, не лучше ли было бы колонне Клюки-фон-Клюгенау вернуться на линию через Андию, предоставив оставшимся у Дарго войскам пробить себе путь к аулу Герзель. Но мысль, что горцы могли допустить, что русские с Клюгенау и Пассеком во главе устрашились и не посмели вернуться назад по пройденному пути, заставила этих генералов идти снова на соединение с графом Воронцовым. Обратное движение через лес представляло ещё большие трудности, так как теперь при отряде был провиант и много раненых. Во главе авангарда был опять неустрашимый Пассек.
Шедший всю ночь проливной дождь, как назло, ещё больше испортил трудно проходимую дорогу, а горцы, усилившиеся прибытием чеченцев, заново укрепили завалы, набросав огромные деревья, ветви которых были переплетены между собой. Батальон, шедший во главе колонны, увлечённый боем, повторил ошибку, сделанную накануне, и тем открыл сапёров, расчищавших путь. Горцы, занимавшие лес по обеим сторонам дороги, бросились внезапно в значительной массе на работавших сапёров и, изрубив их, заняли вновь завалы. Смятение в колонне было полное. Молодой, энергичный, не знавший страха генерал Пассек, попробовал было заставить две роты Навагинского полка взять с фронта один из наиболее непреступных завалов; но начальник колонны приказал штабс-капитану Фесселю взять одну из этих рот и исполнить обход. Пассек, желая скорее настигнуть авангард и приостановить его движение вперёд, бросился на завалы с другой ротой. В это время раздался последний прощальный со стороны горцев залп, сразивший героя и лишивший Кавказ одного из способнейших боевых деятелей. Хотя завалы были взяты, но потеря Пассека была незаменима.
Войска, оставшиеся в Дарго, вместо ожидаемого хлеба и боевых запасов должны были принять 700 человек раненых, вынесенных с трудом из леса. Вообще потеря колонны генерала Клюгенау в течение этих двух дней заключалась в следующем:
убито 2 генерала, 3 штаб-офицера, 14 обер-офицеров и 537 нижних чинов;
ранено: 32 обер-офицера и 738 нижних чинов;
контужено: 4 офицера и 84 нижних чинов; один обер-офицер пропал без вести; три горных единорога (старинное русское гладкоствольное артиллерийское орудие-гаубица) были брошены в лесу.
Положение отряда, собравшегося в Дарго, было критическое. На 5 000 солдат, изнурённых постоянным боем с неприятелем и ощущавших большой недостаток в продовольствии, приходилось более 700 человек раненых, которых нужно было нести на руках. Каждый лишний день остановки в Дарго ухудшал положение отряда, а потому необходимо было решиться на что-нибудь. Решено было идти вперёд, пробиваясь к Герзель-Аулу; в то же время послано начальнику левого фланга Кавказской линии генералу Фрейтагу приказание: выйти немедленно навстречу главному экспедиционному отряду от Герзель-аула со всеми войсками, какие возможно было собрать. Это приказание было послано в пяти копиях, притом различными путями.
13 июля отряд выступил из Дарго на Белгатай, Цэнтери, Шумаки, Аллерви, Шаухал-берды, Бедти-мехке, в урочище Мискат. Отчаянное положение отряда подвинуло начальников и солдат на сверхъестественные подвиги. Окружённому со всех сторон неприятелем, отряду приходилось брать крепкие завалы, отбиваться сзади и с боков и таким образом изо дня в день сражаться с отчаянно храбрыми горцами, решившимися истребить и не выпустить ни одного русского из этой западни. Но ни крепкие защищённые природой и искусством позиции, ни усилия неприятеля удержать и не пропускать дальше войск отряда не могли преодолеть мужества кавказских войск.
Хотя медленно и с большими потерями, но отряд продвигался вперёд и остановился, наконец, бивуаком у селения Шаухал-Берды, будучи в самом плачевном состоянии: материальная часть отряда была почти совершенно истреблена; батальоны сильно уменьшились в своём боевом составе; большая часть лошадей пала или была убита; больных и раненых людей к тому времени было более 1 500 человек. Несмотря на такое тяжёлое состояние отряда, солдаты не пали духом, хотя большая часть людей уже трое суток ничего не ела. Тяжёлая неизвестность будущего, казавшаяся безвыходность, прогрессивно усиливавшиеся лишения, - всё вместе взятое делало положение выжидавших войск невыносимым.
Можно себе представить, какое впечатление произвели на бывших в составе отряда первые выстрелы, раздавшиеся со стороны Мискита 18 июля, в пятом часу пополудни. Эти вести освобождения сразу приободрили дух всех участников экспедиции, и с этой минуты, каждый был уверен если не в своём личном спасении, то, во всяком случае, в том, что отряду удастся, пробившись сквозь охвативших их тесным кольцом горцев, соединиться с отрядом генерала Фрейтага и выйти с честью из неравного боя… Радостно было соединение. Воронцов, подав руку Фрейтагу, обратился к войскам:
- Кричите ура вашему избавителю.
Громкое «ура» было ответом на слова графа Воронцова. То был клик радости со стороны людей, из которых уже многие потеряли всякую надежду на спасение.
А вот что писал к своим родным об этой экспедиции Ростислав Андреевич Фадеев, автор сочинения «Вооружённые силы России».
"В разъездах по крепостям я был два раза в делах с горцами, писал Фадеев 16 августа 1845 года, но в самых пустых. В это время самое ужасное действие нашей войны на Кавказе разыгралось в чеченских лесах. Граф Воронцов выступил в поход в мае, чтобы идти на Дарго, столицу Шамиля. Прошёл через дикий Гумбетовский хребет, разгромил Андию, где жители сами зажгли свои жилища, и наконец, взял приступом Дарго. На Гумбете и Андии до сих пор не было русской ноги. Успех блестящий, почти неслыханный. Одно только удивляло, что в местах, всегда считавшихся неодолимыми и самыми важными для горцев, встречали только слабое сопротивление. Шамиль и татары как будто канули в воду. Овладев Дарго, хотели строить крепость, хотя для всех, знакомых с краем, нелепость такого предположения была очевидна по невозможности обеспечить сообщение. В июне выпал глубокий снег, и многие из наших помёрзли. Граф со всем штабом и главным корпусом занимал Дарго; небольшие отряды были рассыпаны в других местах. О Шамиле не было и слуха. Наконец, почувствовалась нужда в провианте, и граф отрядил Клюгенау с 7 батальонами привезти его из нашей крепости, отстоящей от Дарго только на 40-50 вёрст.
Клюгенау после небольшой перестрелки прошёл по адской дороге. Но на возвратном пути, когда он был только за шесть вёрст от Дарго, в лагере услыхали необычайно сильное дело в лесу. Прежде чем успели двинуться к лесу, отряд Клюгенау был истреблён вконец. Клюгенау с несколькими людьми выбежал из леса; все остальные: генералы. Офицеры и солдаты навсегда остались там. Артиллерия, знамёна, обоз с провиантом и военными припасами были в руках неприятеля. Тогда дело объяснилось. Шамиль со всеми своими силами стоял на дороге отступления наших. Силы его были так велики, что 7 батальонов Клюгенау были истреблены меньше чем в полчаса. Воронцов не мог идти по прежней кривой дороге, которой он пришёл к Дарго, потому что у него было лишь на несколько дней провианта, и на ней он умер бы с голода. Надо было идти напролом по той дороге, где был истреблён Клюгенау, где в 1842 году был совершенно разбит Граббе и где Шамиль ждал нас, чтобы разом закончить войну.
14 июля началось это ужасное отступление, которое бедствиями своими превзошло всё, что известно в военной истории. 40-50 вёрст, которые нужно было пройти, представляют по извилинам дорог, или скорее горных тропинок, тройное расстояние, а по трудности перехода стоят 10 000 других. До 17 числа наши войска шли с отчаянной твёрдостью, но со страшными потерями, напролом. Три дня ни один человек не прилёг, и три дня не прекращалась битва. Горцы переменялись, наши всё оставались одни. В арьергарде не оставалось больше ни одного офицера на несколько батальонов, превращённых в роты, кроме одного Ермолова, которого вы видели в Петербурге и который уцелел со своими орудиями. Солдаты продолжали драться без офицеров. Узкая дорога была завалена мёртвыми и ранеными офицерами и солдатами, которых давила наша артиллерия и конница. Штаб-офицеры, раненные, были бросаемы, как и простые рядовые. Наступило 17 число. Провиант вышел, а наши не сделали и половины дороги, потому что каждый вершок обливался кровью. Артиллерийские снаряды вышли; патронов оставалось только на несколько часов; их берегли для авангарда и арьергарда. Войска пали духом. До самого конца они дрались храбро; но уже не в защиту, а в отмщение своей жизни.
Наконец, число людей так уменьшилось, что нельзя было нести сохранённых ещё раненных; кроме нескольких человек значительнее, они были оставлены товарищами их бьющимся войском. По словам очевидцев, это было зрелище, какого не видать в другой раз. Число оставшихся было так велико, что всем денщикам, маркитантам, погонщикам дали ружья и повели в цепь. Все офицеры и генералы, сам Воронцов, шли пешком; лошадей взяли под нескольких раненых. С этого дня по 21 не оставалось куска хлеба. Ели кожу, конину, коренья; воды никто не видал ни капли. Умирающие от жажды падали десятками… Общего начальства и приказаний не было никаких. Иной дрался, другой лежал подле дороги и ждал своей участи. Чеченцы не брали в плен, а резали поголовно. Наконец, двадцатого авангард встретил завалы, которых он не мог преодолеть. Под сильным перекрёстным огнём он бросился назад. Татары резали в это время арьергард, которому остановившееся движение массы не позволяло отступать; другая толпа их врезалась в обоз и разделила отряд надвое. Все ждали гибели, Гурко прискакал к графу и сказал:″Ni avant, ni arriere! Il faut morir″. Воронцов ответил ему: ″Il faut done que je sauve ees debris auprix de ma pauvre vie″. И, обнажив шашку, пошёл на завалы. Только пятьдесят человек двинулись на голос главнокомандующего и взяли завалы. 21 наши войска вышли на долину, где они нашли воду. Верно, открытие Америки меньше обрадовало Колумба. Но пищи не было, снарядов, начальников, подчинённых, приказаний, - ничего уже не было. Здесь они были окружены и осаждены Шамилём. Им оставалось сдаться или умереть голодной смертью…
И в эту минуту как с облаков загремела пальба над их головами. Они ничего не понимали, потому что снаряды не падали на них. Но ещё немного, и они слышали «ура!». Второй раз спаситель Кавказа Фрейтаг прошёл в два дня 110 вёрст на избавление Воронцова, сбил Шамиля с высот, нёс на плечах и жестоко колотил силы татар до Герзель-аула, где кончилась эта трагедия".
Таким тяжёлым испытаниям, превышавшим силы человеческие, подвергался Даниил Васильевич, вместе с другими, во время сухарной экспедиции. Он, как мы видели, участвовал в упорном бою с черкесами в Ичкеринском лесу, при штурме 22 завалов и, наконец, при занятии Дарго; он находился в отряде Клугенау, высланном для принятия транспорта, который следовал из Андии, и в тех отчаянных боях, в которых нашли смерть храбрейшие кавказские генералы Викторов и Пассек; он перенёс мучительные страдания от недостатка хлеба и воды и в числе немногих героев достопамятной борьбы вышел живым из западни, устроенной Шамилём отряду графа Воронцова. Можно сказать, что Даниил Васильевич с бою взял первый офицерский чин и в продолжение пятидесятилетней службы носил офицерское звание с отличием и достоинством.
Газета «Донская речь» сентябрь 1897 год.
Газета обещает рассказать о деятельности Даниила Васильевича Краснова в Венгерскую, Польскую и Восточную кампании, при обнаружении данных статей в подшивке – продолжим…
Навигатор ← Донецкий округ
► Подборка "Слава Дона"