Отвращение:
Я вернулся домой.
Моё серое, полутёмное пристанище неприветливо глядело на меня с каждой стены унаследованной от родителей однокомнатной квартиры. Я её практически ненавидел.
Причина? – Сейчас расскажу.
Мы с родителями всегда жили очень бедно. Личную комнату мне заменяла маленькая кухонька, на которой мне приходилось ночевать и дневать.
В нашей семье никогда не было любви, мы даже не разговаривали толком. Не предполагался никакой семейный досуг. Праздники? – мимо. Дни рожденья? – в топку их. Не буду кривить душой, если скажу, что даже не помню родительские лица.
Всё время взросления я старался как можно меньше находиться у себя дома, постоянно убегал и старался подружиться с каждым встречным-поперечным, лишь бы задержаться подольше. Ну а родителям не было до этого никакого дела, меня не искали даже если я пропадал на несколько суток.
Словно бобыль я скитался и туда и сюда; компенсировал недостающее внимание родителей, так сказать.
Всё это “веселье” продолжалось вплоть до моего совершеннолетия, когда я поступил в единственный более-менее приличный ВУЗ нашего “милейшего” городка(чья серость заставляла выть даже самых стойких из граждан нашей необъятной) и наконец сбежал из проклятой квартирки в студенческое общежитие. Я был счастлив в кои-то веки заиметь свой личный угол, однако радость моя не продолжалась долго. Здание “барака”(так его называли все проживающие) не ремонтировалось, кажется, с основания, а основали его еще в пятидесятых годах прошлого столетия. Тараканы, мыши, крысы и жгучий холод были постоянными соседями каждого студента. То и дело недостающую для сытой жизни еду утаскивала какая-нибудь голодная тварь. Попытки заснуть в неотапливаемом старом(было ещё и новое) здании добивали меня окончательно.
Родители не посылали мне ни денег, ни тёплой одежды, а работы в нашем городе было не найти. Приходилось голодать и замерзать. Меня спасала только врождённая харизма и способность располагать к себе людей, которую я развил за время “побегов” из дома.
Спустя короткий промежуток времени я сошёлся со всеми богатыми ребятами, учившимися вместе со мной. Они и начали кормить меня и покупать нормальную одежду. Делали они это не из жалости, совсем нет, из искреннего уважения к моему “философскому” уму и интересным беседам, которые у нас возникали.
“Богатеи” любили наестся, напиться и начать “говорить о высоком”, с чем я успешно им помогал.
В этой кампании одно время состоял один очень занимательный парень… Его настоящего имени я не знаю; в компании его называли “Скит”, наверное, потому что он был пострижен в монахи и три года провёл в уединённой общине на территории далёкой Карелии. Это определённо оставило на нём свой след: он всегда был стоически спокоен словно мертвец, ни я, ни мои знакомые ни разу не замечали, чтобы он злился или выходил из себя. Он оправдывал это тем, что постоянно находится в постоянном состоянии “атараксии”, духовного просвещения, если угодно.
Но это не главная его черта; каждый, кто встречал Скита не мог не начать завидовать его мудрости. Он, казалось, знал ответы на все вопросы, всегда источал дух жовиальности, наверное, прочитал все существующие книги и… был счастлив. Это и поражало меня больше всего. И я и компания, с которой я водился, не были знакомы с этим состоянием. Оно было словно горизонт, вечно находилось перед глазами, но любая попытка догнать и ощутить его прерывалась рукой злого рока, очередной неудачей или чем-нибудь похуже.
Каждый из моих благодетелей, да и я сам, пытались узнать в чём секрет Скита. Что он знает такого выдающегося, что постиг науку счастья в совершенстве? В ответ он предлагал искать ответы в глубинах самого себя, именно там мудрец видел источник умиротворения и счастья.
И именно это указание дало мне понимание, что искать мне… в общем-то, негде. Не было никакого “внутри”.
Только огромное ничего.
Ноль.
Пустота.
Я попытался выяснить у Скита ответ. Что же со мной не так? Или всё так? – Но тогда о чём он говорил?! Мой привычный мир трещал по швам. Я потерял всякую почву под ногами. Передо мной была только одна чёткая цель - узнать хоть что-нибудь…
Когда я поделился этим со Скитом, он только покачал головой, пообещал подумать и дать мне вразумительный ответ. И исчез.
Я ждал его неделю, месяц, больше… но его и след простыл. Я не видел его больше ни-ко-гда…
Я отчаялся.
За отчаянием последовало желание “стать” Скитом. Я начал читать то, что читал он, старался смотреть на мир как он, учился думать, как они всё чтобы!.. А… чтобы что?.. Ответа нет.
Очередное “пустое”, лишь суета сует, попытка как-то защититься и ничего более.
Мне стало мерзко. Я осознал, что пытаюсь стать лишь копиркой кого-то. Грязным симулякром, копией уже несуществующего оригинала. Впервые я осознал, насколько сильно ненавижу самого себя. Мне было “страшно” быть самим собой и было мерзко “быть” Скитом. Нужен был новый ответ… или замена ответа.
Наша компания, потеряв Скита, который делся непонятно куда, начала принимать новых участников, куда ниже уровня познания и духовных ценностей. Вслед за этими людьми стали приходить наркотики. Сначала это была лишь “лёгкая” забава навроде “травки” и “экстази”, потом появились вещи потяжелее. Долгое время я отнекивался, пытался вернуть нашей компании прежнее лицо. Но внутренняя бездна была неколебима. Она заставляла меня сделать хоть что-то, что-то заполняющее.
И я отпустил себя…
Плохо помню тот период. Трип сменялся трипом; проститутка женщина сменялась проституткой мужчиной. Наша компания ушла в отрыв. “Тяжкие” отвлекали от опустошения. Саморазрушение заменило мне отца и мать.
Это весёлое существование продолжалось пока у всей компании не начали кончаться деньги. Из университета я давным-давно вылетел и ночевал у кого-то из своих “друзей”. Однако, как только кончились деньги, они почему-то перестали радоваться моему присутствию. Передо мной закрывались то одна, то другая двери. Этим наркоманам самим не хватало на дозу, не говоря о каком-то попрошайке, что просил немного поесть.
Так я остался на улице без еды, воды и с целым ворохом проблем, как физических(у меня проявлялись первые симптомы бронхита), так и душевных. Мне ничего не оставалось кроме как вернуться “домой”.
Знакомое уродливое многоквартирное здание отталкивало меня с каждым шагом всё сильнее. Но желание хоть что-то съесть было сильнее. Я постучал в дверь, не дождавшись ответа открыл дверь. В квартире был очень затхлый воздух, и какой-то мерзкий кисло-сладкий смрад, отдававший притонами, в коих мне приходилось бывать. Запустение жилища и отсутствие намёка хоть на кого-то живого почему-то не удивило меня. Я прошелся по дому, заметил целую кучу отпечатков самых разных подошв на полу.
Не было никого.
Только я и привычная пустота.
…
…
Спустя время я нашёл на столе записку, написанную незнакомым, аляповатым почерком:
***
Кажется у несчастных был сын. Если это так и именно он читает это сообщение, то приношу свои искренние соболезнования, ваши родители мертвы.
Ваш отец – ныне покойный Бесов Антон Прокофьевич – убил вашу мать. Это был банальный случай насилия, совершённого ради денег. Незадолго до гибели, ваша мать – гражданка Бесова Ангелина Петровна – унаследовала крупную сумму денег(порядка 5 млн. руб.) от дальней родственницы, не имевшей наследников. Получив эти средства, она отказалась поделиться ими с мужем. Это пробудило в нём чувство зависти и подтолкнуло к жестокому убийству. Однако, после умерщвления(мы предполагаем, что он совершил его мгновенно) Антон Прокофьевич не сумел справиться с совершённым злодеянием и покончил с собой рядом с трупом несчастной, сделал он это тем же кухонным ножом, что и убил жену.
Соседи вызвали полицию спустя несколько дней из-за вони в квартире. Именно так мы и узнали эту историю.
Деньги в полной сохранности находятся в банке, вы можете прийти и получить их, если подтвердите свою личность.
С уважением, следователь областного отделения полиции:
Комаров Владислав Сергеевич.
…
…
…
Наверное, мне следовало бы начать рыдать и рвать волосы на голове, тосковать по родителям. Но…
Я не почувствовал ничего.
Даже преждевременная гибель родителей не смогла пробудить во мне хоть чуточку эмоций.
Я только думал о том, насколько же у меня подходящая фамилия – Бесов.
Какой же я мерзкий…
Как такое существо способно находить силы, чтобы не уничтожить себя.
Почему я вообще жив?
Зачем мне это, если я даже не могу заплакать от смерти родителей?..
…
Отвращение.
Я осознавал собственную ничтожность, но не мог добить себя окончательно. Просто не мог.
…
Вскоре я получил деньги и на долгие месяцы ушёл в бесцельное существование. Просто лежал, спал, ел, боролся с одолевшим меня бронхитом. Ну и думал о собственной бесполезности, глупости и мерзости существа, что даже почувствовать ничего толком не может, конечно же.
А дальше… Нож.
Я начал резать себя тем же ножом, что и убили мою мать… Чудовищная ирония.
Понятия не имею, почему его не конфисковала полиция как вещдок. Но меня очень скоро перестал волновать этот вопрос.
Были только я и нож. Я и нож. Я и нож. Я и нож. Я и нож. Я и нож. Я и нож.
Я и нож.
Я и нож.
Я и нож.
Я и нож.
Я и нож.
Я и нож.
Я и нож.
Я и нож.
Я и нож.
Я и нож.
Я и нож.
Я и нож.
Я и нож.
Я и нож.
Я и нож.
Я и нож.
Я и нож.
Я и нож.
Я и нож.
Я и нож.
Я и нож.
Я и нож.
Я и нож.
Я и нож.
Я и нож.
Я и нож.
Я и нож.
Я и нож.
Я и нож.
Я и нож.
Я и нож.
Я и нож.
Я и нож.
Я и нож.
Я и нож… и тоска…
