До Нового года оставались считанные дни. Так всегда бывает: сперва кажется, будто ещё полно времени, а потом не успеешь оглянуться, а он тут как тут. А у тебя подарки не куплены, праздничное меню не готово, ёлка не наряжена (Может, ну её? И так мороки хватает...), да ещё и с учёбой опять завал… И, как назло, темнеет рано: вроде только проснёшься, начнёшь дела делать, глядь — а уже и спать пора. Впрочем, чему тут удивляться — сегодня же зимнее солнцестояние, самая длинная ночь в году. Все говорят, колдовская. Но Тайка так вымоталась, что в последнее время ей было совсем не до колдовства. Ещё до наступления полуночи её начало клонить в сон, и она, пожелав Никифору и Пушку спокойной ночи, отправилась в свою комнату. Уж лучше хорошенько выспаться, чтобы завтра с утра с новыми силами взяться за учебники.
Она хотела почитать немного сказок на ночь (это ведь неправда, что сказки хороши только для детей, — их можно любить в любом возрасте), но уже на второй странице глаза начали слипаться, пальцы разжались, и книга выпала из рук.
Знаете, так бывает — проваливаешься в сон, словно в пуховую перину, а потом — раз — и понимаешь, что вроде как спишь, но всё вокруг настоящее: та же комната, та же кровать, тот же пододеяльник с дыркой… только в кресле напротив сидит и кутается в огромный клетчатый шарф старый приятель Лис, которого тут вообще-то никак не может быть. Занесла же нелёгкая!
Незваный гость, без спросу вломившийся в чужой сон, читал Тайкину книжку сказок и периодически пофыркивал себе под нос.
— Чего смешного? — буркнула Тайка, высунув нос из-под одеяла.
— Нет, ты видела, какой у них Кощей? Его там всё время какие-то дураки побеждают. Папа прочитал бы — наверняка бы инфаркт схлопотал, даром что бессмертный и бессердечный. Привет, кстати! Давно не виделись.
— Угу. Ну и что ты тут забыл? — Тайка нахмурилась.
Когда-то Лис ей казался милым, даже беззащитным, пока она не узнала, что этот нескладный лохматый парень в растянутом свитере — не кто иной, как Лютогор, Кощеев сын. Такой вот нежданчик...
— Я тут вообще-то по делу, — Лис отложил книгу. — Дядька у меня пропал. Двоюродный. Найти надо.
— А с какого перепугу ты ищешь своего двоюродного дядьку у меня в спальне? В моём сне к тому же! — Тайка приподнялась на локте. — Я вообще-то выспаться хотела.
— Так ты и спишь, — усмехнулся Лис, привычно откидывая назад свою длинную тёмную чёлку. — Что тебе не нравится?
— Колдовские сны утомляют порой хуже реальности. Просыпаешься разбитый, как будто всю ночь мешки ворочал. Так что перестань мне сниться — мы же договаривались! Иди ищи своего дядьку где-нибудь в другом месте.
Чародей, казалось, расстроился, что его так бесцеремонно выпроваживают. Нет, ну а чего он хотел после всех своих прошлых выкрутасов?
Жаль, что он был не из тех, кто легко отступает:
— Понимаешь, дядька мой где-то в вашем мире прячется. Я даже с навьим зеркалом его найти не могу. А ты сможешь. Ты же местная ведьма, тебе всяко проще будет.
Вот же прицепился, Кощеевич настырный!
— А что, если я не хочу тебе помогать? — Тайка вздёрнула подбородок, надеясь, что сумеет выглядеть хоть сколько-то суровой в голубой пижаме с единорожками.
— Слушай, — Лис вдруг хлопнул себя по лбу. — Так ты же моего дядьку знаешь. Вы встречались однажды. В прошлом году. Помнишь, может, Мороза-Студенца?
Конечно, Тайка помнила и Студенца, и его вредного брата Мороза-Карачуна — двух совершенно одинаковых дедов, которые ей ключи от ворот зимы предлагали.
— Думаю, с ним какая-то беда стряслась, — дрогнувшим голосом добавил Лис, преданно глядя ей в глаза. — Понимаешь, сегодняшней ночью Карачун прячет солнце, а Студенец должен найти его и вернуть людям. А если солнце не вернётся…
— Ты мне мозги-то не пудри, — перебила его Тайка. — Уж солнце-то с неба украсть невозможно. Оно звезда, вообще-то!
— Ты права, рассвет настанет в любом случае. Карачун крадёт только тепло, и, если его не найти, наступающий год будет холодным и неурожайным. Солнечных дней тогда не жди — небо закроют серые тучи, пойдут бесконечные унылые дожди, и печку придётся топить даже летом. Ты этого хочешь?
Нет, конечно, Тайка ничего подобного не желала. Она любила жару, когда можно и позагорать, и в речке искупаться. А холодное лето — оно какое-то ненастоящее...
— Ладно. Давай сюда своё зеркало, — откинув одеяло, Тайка вдела ноги в тапочки, встала и решительно одёрнула пижамную кофту.
Вот каково быть ведьмой-то! Ни днём, ни ночью покоя не дают…
Увы, сколько Тайка ни искала, ни высматривала, а Мороз-Студенец словно в воду канул.
— Может, и нет его в нашем мире? — она оторвалась от зеркала и вытерла выступившие на лбу бисеринки пота.
— Ни в Яви, ни в Диви, ни в Нави? — Лис задумчиво почесал в затылке. — Странно. Даже если бы злодей Карачун родного брата где-нибудь прикопал, мы бы его всё равно увидели, даже мёртвого. Выходит, заклятием его скрыли...
— Кстати, а каким боком они тебе родственники?
Чародей хмыкнул:
— Ну уж явно не по матушке... Кощей Карачуну со Студенцом двоюродным братом приходился. Они никогда особо не ладили, правда. Хотя отец вообще ни с кем не ладил...
Он вздохнул. Тёмные — почти чёрные — глаза блеснули затаённой грустью, и Тайка едва не бросилась утешать Кощеевича. Вот же артист! Вечно своим несчастным видом из людей верёвки вьёт. И ведь даже знаешь, что это сплошное притворство, а всё равно срабатывает.
— Ну, и что мы будем делать? — опомнившись, она прикусила язык, но было уже поздно.
Вот что стоило не говорить этого «мы»? А так получалось, будто бы она согласилась помогать Кощеевичу и дальше. Тот, разумеется, того и ждал — расплылся в довольной улыбке:
— Придётся нам с тобой занять его место.
— Кого? Студенца? — ахнула Тайка.
— Ну не Карачуна же... Дядька Студенец, конечно, могущественный чародей, но, может, мы с тобой вдвоём за одного сойдём, — Лис потирал ладони. Похоже, от этой идеи он был в восторге, а вот Тайка, признаться, не очень. Тащиться невесть куда, невесть с кем и делать не пойми что — такой план казался ей… как бы это помягче выразиться, — опрометчивым.
Она открыла рот, чтобы возразить, но Кощеевич и слушать не стал, схватил её за запястье, и — оп-па — прямо в комнате завьюжил-закружил ветер. Миг — и они оказались вдвоём посреди бескрайнего заснеженного поля. Только где-то на горизонте виднелись огоньки жилья. Тайка поёжилась — в пижаме и тапочках было, вообще-то, холодно.
— С ума сошёл? — она вырвала руку и принялась согревать ладони дыханием. — Зима на дворе, а я без куртки!
— Ну, насни себе куртку, это же твой сон. Чего ты как маленькая? — Лис, заметив её недоумение, пожал плечами, что-то прошептал себе под нос и щёлкнул пальцами.
Вокруг Тайки взметнулся снежный смерч, а когда ветер успокоился, она обнаружила, что одета в короткую синюю шубку, отделанную песцовым мехом, сапожки в тон и варежки, расшитые серебряными снежинками. Ну чисто снегурочка. На голове тоже что-то появилось: она подняла руки и нащупала тяжёлый кокошник. Тот мало того что больно сжимал виски, так ещё и за ухом натирал. И как они такое носят?
— Это ч-что? — от неожиданности она икнула. — И почему оно такое?
— Понятия не имею, — развёл руками Лис. — Эту картинку я из твоей головы вытащил. О чём сама подумала, то теперь и носи.
— Эй, нечего у меня в мозгах копаться!
— А нечего так громко думать! Идём скорее к карачуновой пещере, — он попытался снова взять Тайку за руку, но та не далась:
— Я с места не сдвинусь, пока ты не расскажешь подробно, что нам предстоит сделать, — она сорвала дурацкий кокошник и сунула Лису в руки. Кощеевич, пожав плечами, отбросил его в сторону, и убор тотчас же рассыпался, будто был сделан из снега и мелких льдинок.
Лис посмотрел на этот новый небольшой сугроб с некоторым сожалением, спрятал нос в свой клетчатый шарф и пробубнил:
— Всё просто. Приходим к пещере, я пою чары, усыпляю Карачуна, а ты прокрадываешься в его логово и берёшь монетку.
— Какую ещё монетку? — Тайка подозрительно прищурилась. Ну не верила она Кощеевичу, хоть ты тресни. — Помнится, раньше речь только о солнечном тепле шла.
— Так оно туда и запрятано. Выбирай самую жаркую, от которой пальцы горят. В чём ещё хранить летний зной, как не в чеканном золоте?
Он так просто это сказал — ну, навроде как «в чём ещё хранить сахар, как не в сахарнице». А Тайка всё-таки не настолько разбиралась в навьем и дивьем колдовстве, чтобы отличить правду от лжи.
— Ну, допустим. А что потом?
— Отдашь монетку мне, я верну тепло, и завтра утром взойдёт молодое солнце года. Видишь, как всё просто.
Говорил Кощеевич, конечно, складно, но Тайку всё ещё терзали сомнения:
— А почему ты тогда не хочешь сам войти в пещеру Карачуна? Зачем тебе нужна я?
Лис закатил глаза к небу.
— Ну что ты такая въедливая, ведьма? Не могу я туда войти, как ты не понимаешь? Он же ждёт брата своего Студенца, чтобы с ним сразиться. А мы близкие родичи, вот Карачун родную кровь да колдовскую силу почует и пробудится. Мои зачарованные песни и так на него почти не действуют. К тому же, ты знаешь, я ведь не люблю драться.
— Ага, наверное, поэтому и воюешь всё время, — не удержалась от шпильки Тайка, и Лис виновато потупился.
— А чё они все сами лезут? — в его голосе сквозила такая неподдельная детская обида, что Тайка тихонько прыснула в кулак. И это грозный предводитель войска злыдней, почти завоевавший однажды Дивье царство! Такое ощущение, будто обитатели волшебного мира никогда не взрослеют. Вот и этот: вымахал длинный, как жердь, а ведёт себя как мальчишка...
— А меня, значит, Карачун не почует?
— Куда ему! — Лис с энтузиазмом принялся загибать пальцы. — Во-первых, в тебе нет Кощеевой крови. Во-вторых, колдовство смертных дядюшка Карачун не считает чем-то стоящим внимания. А в-третьих, ты вообще девчонка.
— И что?! — у Тайки аж щёки полыхнули. Значит, и ведьма она так себе, а теперь ещё и девчонкой быть плохо!
— Эй-эй, полегче! Это же преимущество. Не ждёт он тебя, значит, и не заметит.
— А вдруг заметит?
Лис задрал голову, некоторое время глядел на маленькие и острые, как булавочные головки, зимние звёзды, а потом выдохнул:
— Тогда беги что есть мочи, ведьма. И думай о чём-нибудь согревающем.
— О чём, например?
— Да хоть о горячем какао с маршмэллоу, — Лис мечтательно облизнул тонкие губы.
И почему все жители волшебного края такие сладкоежки? Хоть отправляй им сахар мешками как гуманитарную помощь...
Тайка, улыбнувшись своим мыслям, кивнула:
— Ладно. Идём. Но учти, если ты врёшь…
Договорить ей снова не дали. Лис взмахнул руками, подняв вокруг них снежный вихрь, который скрыл от глаз и поле, и далёкие огоньки деревни, и даже бархатное звёздное небо. Когда же ветер стих и яростная метель улеглась, они уже стояли перед большой снежной крепостью. Примерно такой, как дети во дворах лепят, только больше раз этак в двадцать. Вход был всего один — между двух громадных старых елей. Сквозь обледеневший стрельчатый проём виднелся мерцающий свет — будто бы внутри кто-то разжёг костёр. Но дымом не пахло. Видать, огонь был колдовским.
— Я смогу усыпить его совсем ненадолго, — шепнул Лис Тайке на ухо. — Так что не задерживайся. У тебя будет не более четверти часа.
Он прикрыл глаза и запел. Вкрадчивый, проникающий в самую душу голос заставлял забыть обо всём и слушать, мечтая, чтобы песня никогда не заканчивалась.
Когда звуки заклятия стихли, Тайка, затаив дыхание, огляделась: она и сама не знала, чего ждала, но на первый взгляд всё осталось по-прежнему.
— Иди! — Лис подтолкнул её в спину. — Теперь дело за тобой.
— А Карачун точно заснул? — на всякий случай она тоже понизила голос до шёпота.
— Точно.
Словно в подтверждение слов чародея из снежной крепости раздался раскатистый храп, и у Тайки отлегло от сердца. Бегом она припустила ко входу, взрывая носками сапожек нетронутый снежный наст.
Внутри крепость Карачуна напоминала уже не детскую постройку, а настоящий ледяной дворец. Наверное, в таком могла бы жить Снежная королева из сказки. Тайкиному взгляду предстали сияющие белые своды и высокие стрельчатые проходы, отполированные до зеркального блеска стены и отражающиеся в них факелы с холодным зеленоватым огнём. Ей приходилось идти мелкими шажочками, потому что плиты на полу тоже были сделаны изо льда — к тому же весьма скользкого. Эх, жаль, с собой ни песочка, ни соли нет — даже не присыплешь. И за гладкую стенку не ухватишься, прямо хоть на карачках ползи.
Ещё через пару метров ледяного коридора Тайке так и пришлось сделать. Слишком уж медленно она шла, балансируя на льду и теряя драгоценное время.
На входе в залу её ждало ещё одно препятствие: Карачун собственной персоной. Старик спал прямо на пороге, широко раскинув руки. Полы его красной шубы разлетелись в стороны, а длинная борода протянулась аж до коридора. Тайка встала с колен и очень аккуратно попыталась перешагнуть через деда. Храп вроде бы стал тише, веки Карачуна дрогнули, и она замерла, зажмурившись от страха: а ну как проснётся? Но старик, почмокав губами, пробормотал сквозь сон:
— А, Снегурка, это ты? Ну, заходи, племяш… — зевнул и снова захрапел.
— Уф! — Тайка, сглотнув, вытерла со лба пот (от таких передряг её бросило в жар; ну и ладно: зато не холодно) и, одним прыжком одолев препятствие, оказалась в зале.
Прозрачные — будто хрустальные — колонны поддерживали лёгкий ажурный свод, а чтобы рассмотреть блики, пляшущие на потолке, Тайке пришлось запрокинуть голову и даже немного прогнуться в спине. От этой нерукотворной колдовской красоты захватывало дух. Настоящая ледяная готика!
Но любоваться на зимний дворец времени не было. Тайка огляделась: интересно, где Мороз-Карачун прячет свои сокровища? Ответ нашёлся быстро: прямо посреди залы из пола росли прозрачные ледяные чаши, освещенные неровным светом оплывших свечей, расставленных по краям. Одни были доверху наполнены самоцветами, другие — колдовскими хрустальными шарами, третьи — чем-то, напоминающим расплавленное серебро. Может, из такого как раз и делают навьи зеркала?.. А весь пол между чашами был усеян монетами, перстнями и яркими каменными бусинами.
Тайка опустилась на колени, сняла варежки и начала перебирать сокровища, но все монеты были холодными как лёд. Ей постоянно приходилось дышать на руки, чтобы замёрзшие пальцы не перестали слушаться.
Храп за спиной становился всё тише, пока совсем не затих. Карачун заворочался, и у Тайки аж дух захватило — ну всё, облом. Но в этот миг её пальцы наткнулись на что-то обжигающее, словно уголёк. Невольно охнув, она выудила из груды сокровищ крупную золотую монету с чеканным изображением солнца. Та была не только горячей, но и испускала слабое сияние. Сомнений не было — вот то, что нужно!
Тайка сжала монету в кулаке и со всех ног рванула к выходу. Карачун теперь лежал к ней спиной, и было совершенно непонятно, спит он или уже пробудился. Затаив дыхание, она перешагнула через деда, а когда попыталась перенести вторую ногу, Карачун вдруг ловко сцапал её за сапожок:
— Эй, да ты не Снегурка вовсе! А ну-ка стой! Кажись, виделись мы прежде: ты ведь Тайка, ведьма-хранительница Дивнозёрья. — Его кустистые седые брови сошлись в одну линию на переносице. — Не думал, что ты ещё и воришка!
— Сами вы, дедушка, вор! — Тайка дёрнулась, и сапожок с левой ноги остался в руках у Карачуна. — Тепло нашего солнышка стащили, спрятали и рады!
— Ах ты, негодница! — Карачун раздул щёки, набирая воздух, и Тайка не стала дожидаться, пока он выдохнет, — бросилась прочь.
Вздох. Другой. В спину ударил леденящий ветер. Брови и ресницы вмиг покрылись инеем, шуба на спине встала колом, а зубы дробно застучали друг о друга. Колдовской холод пронизывал её до костей, ноги разъезжались на льду, перед глазами всё плыло...
— Врёшь, от меня не убежишь! — расхохотался Карачун.
Его смех гулким эхом разнёсся по коридору, и Тайка невольно обернулась, чтобы взглянуть — далеко ли там её преследователь?
Ох, близко! Почти за плечом. Вот-вот опять дохнёт морозом, от которого замерзают на лету птицы, кровь стынет в жилах и сердце перестаёт биться.
Она вдруг вспомнила, как Лис говорил: «Подумай о чём-нибудь согревающем», — и представила себе большой самовар чая — у Никифора такой на чердаке валялся: медный, пузатый. В нём ещё угли сапогом надо было раздувать. Домовой доставал своё сокровище, только когда большая компания гостей собиралась, а так берёг. Говорил: мол, чего зазря щепу жечь?
При мысли о самоваре особо теплее не стало. Тайка уж было подумала, что совсем пропала, но дед Карачун вдруг — бах! — споткнулся и растянулся на льду во весь рост. Ух и ругался! Оказалось, пока он спал, длинная борода к полу-то и примёрзла. Только это Тайку и спасло…
Прижимая к груди волшебную монету, она рванула к выходу так, будто бы у неё крылья за спиной выросли. Теперь её мысли занимал вовсе не начищенный медный самовар, а тёплые воспоминания о чаепитии, которое устроил Никифор, когда она только-только стала ведьмой-хранительницей. Как домовой познакомил её со всей дивнозёрской нечистью, а Пушок (тогда ещё бессловесный) урчал, ластился и щекотал усами щёку. Как обнимали её мавки-хохотушки, как добродушный леший хлопал по плечу и ворчал в бороду: «Кушать тебе надо больше, ведьмушка, а то, ишь, тощая какая — кожа да кости». Вспомнилось и как она Яромира впервые встретила, как они потом вместе за лисичкой-сестричкой по лесу бегали, ссорились и мирились, как прощались навек, а потом снова повстречали… в общем, многое случалось. От этих воспоминаний холод отступал, а внутри будто бы разгоралось своё собственное маленькое солнце…
Она выбежала из крепости — и попала в самую что ни на есть глухую и непроглядную метель. Не иначе, Карачун постарался. Ну и куда бежать, когда не видно ни зги?
— Сюда, ведьма! — услышала она голос Лиса и, прихрамывая, бросилась на зов. Ох, как же неудобно бегать в одном сапоге по снегу… кожа на босой ноге уже вся потрескалась от холода, а на ладонях, наоборот, вздулись волдыри ожогов: солнечная монетка становилась всё горячее. Тайка сунула её в карман пижамных штанов, надеясь, что та в ближайшее время не прожжёт дырку в ткани.
Она несколько раз падала, но вставала и, сжав зубы, продолжала бежать, надеясь, что там, за снежной пеленой, её и впрямь выкликает Лис, а не какой-нибудь Карачунов морок.
— Скорее, ведьма!
Во мгле Тайке мерещился знакомый долговязый силуэт, из последних сил она шагнула вперёд, и чьи-то крепкие жилистые руки сгребли её в охапку. Ветер взревел, словно раненый зверь. Где-то за спиной, надломившись, с треском упало дерево — наверное, одна из елей, что росли у входа, не выдержала бури. От страха у Тайки из глаз брызнули — и тут же застыли льдинками на щеках — слёзы. Всхлипнув, она уткнулась в мягкий шерстяной свитер Лиса, от которого пахло мятой, корицей и кофейными зёрнами. Среди мрачного морозного царства от Кощеевича вдруг повеяло таким неожиданным домашним уютом, что сердце само застучало чаще, разгоняя по жилам кровь. А Лис что-то прошептал на чужом языке, и лихой ветер подхватил их обоих, унося прочь из мрачных карачуновых владений. Куда? Домой, конечно. Поближе к тёплой печке и свежесваренному кофе.
Когда они немного отогрелись и покрасневшие пальцы снова начали сгибаться, Тайка, шипя от боли, достала из кармана горячую солнечную монетку. Уф, не потерялась.
— Надеюсь, это то, что нам нужно?
Лис забрал добычу, повертел её, подул на обожжённые пальцы и расплылся в счастливой улыбке:
— Ты молодчина, ведьма. Сейчас мы с тобой вернём свет и тепло в этот мир.
Он дыхнул на монетку, будто бы сдувая с неё пыль. В воздух взметнулись золотые искры, похожие на семена одуванчика — «парашютики», как их называла Тайка в детстве. Сияюшие «парашютики» медленно оседали на пол и гасли. Через какое-то время на кухне стало душно и влажно, как в бане. Тайка вскочила, распахнула окно и упала обратно на табуретку, обмахивая полотенцем раскрасневшееся лицо.
— Уф, ну и жарища!
— Ха! Это тебе не просто какая-то там обычная жара, а сама суть летнего зноя. Теперь можешь быть уверена: наступающий год будет тёплым — во всех смыслах, — Лис вытер запотевшую монетку о рукав свитера (похоже, золото больше не обжигало пальцы) и, ничуть не смущаясь, спрятал её в карман джинсов.
— Эй! — надула губы Тайка. — Вообще-то, я эту монетку из логова Карачуна достала. Мог бы мне её оставить, на память.
— Не-а, — чародей погрозил ей пальцем. — Она — моя.
Если прежде у Тайки были подозрения, что Лис что-то недоговаривает, то теперь она в этом окончательно уверилась.
— Погоди… так ты с самого начала затеял всё это, чтобы получить сокровище Карачуна?
— Умная ты слишком, ведьма, — скривился Кощеевич, поднимаясь во весь рост.
И куда только подевалась напускная нескладность? Он расправил плечи, выпятил грудь и даже челюсть вперёд выдвинул — видимо, для пущей убедительности. Тайка поняла: хоть ешь его, хоть режь, а монету этот хитрец ни за что не отдаст. А она попалась в ту же самую ловушку: поверила плуту.
— Небось, и твой дядька Студенец никуда не пропадал?
— Ага, — Лис кивнул, сверкнув белозубой улыбкой. — Я его спрятал. Не бойся, ничего плохого с ним не случится. Гуляет он нынче: сыт, пьян, сам в кабаке, нос в табаке. Вот только счёт дням немножко потерял. Как проспится — обалдеет.
От этой нахальной улыбочки у Тайки аж щёки запылали от негодования:
— Ну ты и фрукт! А говорил, мол, «никогда не вру»!
— Так я и не врал, — пожал плечами Лис. — Солнечное тепло Карачун и впрямь каждый год крадёт, а Студенец высвобождает. Традиция у них такая. Ну а в этот раз мы с тобой всю работу за Студенца выполнили. И весьма недурно, между прочим!
Он довольно потянулся, хрустнув костяшками пальцев.
— И зачем тебе эта монета? А ну, признавайся! — Тайка наступала на него, сжимая в руках полотенце. Ей так хотелось всыпать Лису по первое число.
Вот только не надо говорить, что хорошие девочки не должны драться! Иногда очень даже должны. Иначе вот такие ушлые Кощеевичи на шею сядут и ножки свесят.
Лис, почуяв, что дело пахнет керосином, опасливо попятился:
— Полегче, ведьма, мы ж с тобой давно друг друга знаем, почти родные уже...
— Ага, сейчас вот ты у меня полотенцем по хребту и получишь! От всей, так сказать, родственной души!
Кажется, сейчас ей вполне удавалось выглядеть грозно даже в пижаме с единорожками. Лис пятился, пока не наткнулся поясницей на подоконник; бросил отчаянный взгляд в окно, словно подумывая, что больше уязвит его гордость: поспешное бегство или удар полотенцем...
Всё-таки не сбежал. Ну и ладно, пускай пеняет на себя! Тайка в сердцах замахнулась, но тут паника в тёмных глазах Кощеева сына сменилась шальной хитринкой:
— А может, хочешь узнать, для чего мне понадобилась эта монетка, ведьма? Тогда брось полотенце. И с тебя какао.
Тайка ахнула от такой наглости, но любопытство, как обычно, взяло верх.
— Пф! Да ты прямо как Пушок вкусняшки выпрашиваешь. Тоже мне, Кощеевич великий и ужасный! Нет уж, давай сперва рассказывай, а потом я решу, стоили ли твои слова чашки какао, — она великодушно отложила полотенце, и Лис, ловко подпрыгнув, уселся на подоконник, болтая ногами.
— Ну, ладно, слушай. Помнишь, я говорил, что войной на Дивье царство ходил и царя Ратибора с его воинами заморозил, а северные ветра мне в том помогли? В общем, кончился наш с ними уговор. В последний раз сегодня перенесли они нас в карачуновы владения и обратно, а потом обрели свободу и умчались вдаль. Ищи-свищи их теперь. Зато эта монетка даёт мне власть над холодом. Так что дедушке своему Радосвету так и передай: пускай не надеется, что я без ветров теперь слабее стану, — не дождется. Ты не подумай, я не угрожаю — просто вынужден предупредить.
— Но царь Радосвет не хочет тебе зла! — Тайка была в этом уверена. Ну, почти.
Она наконец поняла, что поспешное отступление Кощеевича тоже было насквозь притворным. Не боялся её Лис, а потешался, как обычно. Ну и заодно в Дивье царство таким вот замысловатым образом весточку передать решил.
— Сегодня не хочет, так завтра захочет, — фыркнул чародей. — Или я плохо знаю дивьих! Да не хмурься ты, ведьма. Большое ведь дело сделали: солнышко вернули, самого Карачуна одолели. Скоро придёт рассвет, а к Новому году уже и день прибавится на воробьиный скок. С наступающим тебя, кстати!
В его руках вдруг оказался белый бумажный самолётик — Тайка не успела заметить, когда Лис его сложил. А может, не сложил, а просто достал из воздуха — они же во сне, тут всякое возможно. Чародей, улыбаясь, подбросил самолётик в воздух, тот описал круг, на излёте тюкнул Тайку прямо в лоб — и она проснулась...
За окном разгоралось погожее зимнее утро, едва тронутый птичьими следами снег казался розоватым в лучах восходящего солнца, а на свисающих с крыши сосульках играли золотистые блики.
— Бр-р, приснится же ерунда всякая! — Тайка закинула руки за голову и с наслаждением потянулась.
Ну разумеется, всё это было самым обычным сном, а вовсе не колдовским. Она чувствовала себя отдохнувшей, якобы обмороженная нога совсем не болела, и от волдырей на ладонях не осталось и следа. Вот только — странное дело — тапочек с левой ноги куда-то подевался: как его Тайка ни искала, так и не смогла найти. Зато под кроватью обнаружился — она ахнула, не веря своим глазам, — белый самолётик. Да, тот самый — из простой бумаги сложенный, только с улыбающимся солнышком на крыле и прилаженной золотистой петелькой, чтобы его на ёлку можно было повесить. Ну, значит, теперь не отвертишься: придётся наряжать.
— И тебя с наступающим, Лис, — с улыбкой произнесла Тайка.
На удивление, она совсем не злилась, хотя, наверное, стоило бы. Ну и прохвост этот Кощеевич! Никогда своей выгоды не упустит! Но на этот раз вроде бы все в выигрыше оказались...
И пусть самые суровые холода этой зимы были ещё впереди, но теперь, после встречи с самим Карачуном и его ледяными чарами, Тайка знала: в её сердце хватит тёплых и солнечных воспоминаний, чтобы согреваться долгими зимними вечерами и не чувствовать себя одиноко. Ещё и на долю друзей останется. Кстати, вы тоже заходите, если вам вдруг холодно да грустно станет. У нас, в Дивнозёрье, тепла хватит на всех!
Автор: Алан Чароит | Первая история цикла: Тайкины тайны
Кстати! Я завёлся на Литнете. У кого есть аккаунт, заходите, добавляйтесь!