Замуж Людмила вышла по любви. Ей казалось, что и Саныч ее любит. Высокий худощавый, разведеный, он устроился к ним в цех накануне женского праздника - 8 марта, будто бы сама судьба преподнесла его Людмиле в качестве подарка. Да не простым слесарем или наладчиком, а механиком! Какое ни какое, а цеховое начальство. Все не замужние и разведеные бабенки тот час же положили на Саныча глаз. А как иначе? Утром 7-го зашел в цех с огромной охапкой мимозы, широко улыбаясь и сверкая ровным рядом чуть желтоватых зубов. "Чистый жеребец!" - подумалось тогда Людмиле. Она смотрела на него и не могла отвести глаз от его улыбки.
Саныч и сам от себя был в восторге - весь его довольный вид говорил об этом.
- Ну что, с праздником, дорогие женщины! Желаю вам любви, любви и еще раз любви! - и подарил каждой по веточке мимозы.
Подарков таких на работе бабам никто не дарил. Энергетик Василий Кузьмич был прижимистый и экономил даже себе на обедах, не говоря уж о том, чтобы кому-нибудь, что-нибудь подарить, тем более - целому бабскому коллективу, состоящему из восемнадцать человек. А вот Саныч, погляди ж ты, подарил каждой по мимозе, хоть и работает совсем ничего - всего навсего неделю.
И Людмиле повезло. Саныч положил на нее глаз: стал оказывать ей знаки внимания разные: то подмигнет и улыбнется своей фирменной улыбкой, то шоколадку подарит, то комплимент отвесит. Впрочем, не только ей. Еще Галине - бойкой симпатичной матери-одиночке.
"Ну уж, нет! Не видать тебе Саныча, как своих ушей! У меня преимущество - я бездетная, а ты с хвостом!" - решила для себя Людмила и, как танк на амбразуру, поперла окучивать новоиспеченного механика, напевая под нос слова из известной песенки: "С чарами не справишься, век ты будешь мой! Ой, как ты мне нравишься, ой, ой, ё, ёй..."
И у нее получилось. После того, как она целый месяц каждое утро угощала механика теплыми пирогами и блинами собственного производства, мужик потерял голову и предложил ей руку и сердце. То, что Саныч каждый обед прикладывался к рюмочке, для здоровья и настроения, как он говорил, почему-то совсем Людмилу не напрягло. Как оказалось, зря.