Старая Русса недаром считается «городом Достоевского». На берегу реки Перерытицы (ныне Порусьи) на бывшей Мининской улице (а ныне Писательском переулке) стоит деревянный, зеленого цвета дом-музей Фёдора Достоевского. В этом доме в последние 8 лет жизни Достоевский спасался летними месяцами от душного и давящего Петербурга и поправлял здоровье (детей и свое) с помощью целебных солевых источников. Здесь за небольшим столиком были написаны едва ли не основные части «Подростка» и «Братьев Карамазовых». Небольшой летний дом (дача, если говорить попросту и современным языком) стал единственной собственностью 55-летнего писателя, когда в 1876 году Достоевский выкупил его у наследницы прежнего хозяина отставного полковника Гриббе. В этом доме родился его третий сын Алеша, ранняя смерть которого стала для писателя большим ударом, и которой посвящены горькие и пронзительные страницы «Братьев Карамазовых». Некоторое время спустя после смерти Достоевского его вдова открыла в доме музей (собственно говоря, музеем были две небольшие комнаты). Толчком к этому послужила череда посетителей, которая потянулась к маленькому домику в Старой Руссе после смерти Достоевского. «Осматривали стол, за которым он писал «Братьев Карамазовых», старые кресла, в которых он отдыхал, читая, многие принадлежавшие ему вещи, которые мы сохранили. Среди этих скромных паломников однажды появился и великий князь Владимир, проводивший в окрестностях Старой Руссы смотр рекрутов. Он признался моей матери, что является большим почитателем Достоевского» - писала в своих воспоминаниях дочь Достоевского Любовь Федоровна, добавляя, что князь Владимир был внуком Николая I, приговорившего писателя к каторжным работам.
А еще в «Воспоминаниях» дочери Достоевского фигурируют несколько довольно странных фактов. Во-первых, она пишет, что дом старшего Карамазова, известного стяжателя, сладострастника, человека, по существу ненавидимого двумя своими сыновьями, обманувшего и жену и детей с разделом наследства, подлеца в общем, если выражаться прямо, "списан" с небольшими изменениями с того самого дома в Старой Руссе, в котором жил писатель с женой и детьми. С их "домашнего очага", попросту говоря. Когда первый раз читаешь об этом, то чувствуешь удивление и какой-то внутренний протест. Однако в своей книге «Достоевский в изображении его дочери» Любовь Федоровна пишет довольно определенно: «За домом был сад со смешными маленькими клумбами, засаженными цветами…Полковник жил летом в двух комнатках первого этажа, а все остальное сдавал курортникам. Позднее, после смерти старого полковника, мои родители купили этот домик у наследников за бесценок… Отец проводил там лето каждый год вплоть до своей смерти, за исключением лета 1877 года... Действие «Братьев Карамазовых» он перенес в этот город; читая их впоследствии, я легко узнавала топографию Старой Руссы. Дом старика Карамазова — это наш загородный дом с небольшими изменениями».
Но в самом деле – почему он все-таки описал дом, так похожий на их собственный? Может быть, мало было фактического материала, а в богатых домах, принадлежащих людям похожим на старшего Карамазова, он просто редко бывал? Вот просто – надо было описать провинциальный дом, и взял – и описал свой. Правда, кажется это не очень вероятным для мастера такого уровня, да и под конец жизни он был зван во многие салоны и дома, и богатые в том числе.
Можно было бы предположить и другое - в том, что Фёдор Михайлович описал в «Братьях Карамазовых» свой дом, а Скотопригоньевск (довольно выразительное название) сделал очень похожим на Старую Руссу, проявились (во многом бессознательно) и усталость, и разочарование, и негативные эмоции от летних «курортных» месяцев. Старая Русса была отнюдь не фунтом изюма (о, нет!). Дешевизна отдыха и лёгкость пути от Петербурга, которыми прельстились Достоевские, были довольно относительны. Поезд, пароход, извозчик… все это с малыми детьми и при очень ограниченных средствах. Да и добравшись до города, не сразу получалось порадоваться жизни и отдохнуть – в провинциальном городишке был беспорядок и неуют, постоянно шел дождь и во дворах все размокало и покрывалось грязью, дети болели почти все время. Но хотя Достоевский и писал в первое лето в письмах знакомым: «Ужасный мизер эти воды, и парк мне решительно не нравится. Да и вся эта Старая Русса ужасная дрянь», на следующее лето опять поехали в Руссу; денег не было, а дача была недорогой, да и целебные источники, соленые ванны…Так и прижились. Да что там говорить – даже обзавелись единственным за всю жизнь собственным домом, хоть и купленным не на свои. Свободных денег на покупку дома, конечно, не было, как не было их почти никогда всю жизнь (разве что за исключением последних двух лет перед смертью); пришлось на долгий срок брать взаймы у шурина (у него и документы на право собственности хранились), так что дом был как будто и свой - и не совсем свой.
Старая Русса, патриархальная и захолустная, должна была притягивать убежденного почвенника и славянофила- мечтателя Достоевского своей древней историчностью - она упоминалась в летописях, начиная с 12 века. Город многократно громили то половцы, то ливонцы, то русские же удельные князья, нападали моровые язвы - и он вымирал, и «там жили и плодились дикие звери». В 15 веке случилось «голодное десятилетие», вошедшее в исторические анналы. Но многократно разоренный и выморочный город возрождался к жизни, отстраивал дома и улицы, варил соль, дубил шкуры, чем славились его ремесленники. Живучим в общем оказался город, как и сам Фёдор Михайлович, который прошёл и через каземат, и через инсценировку смертной казни, и через 5 лет каторги, и через полное разорение и банкротство. Но к тому моменту, когда Достоевские стали частыми гостями Старой Руссы, провинциальный городок был довольно тихий, с заросшими крапивой и большими лопухами улицами, глубокими канавами, коровами, гуляющими по улицам после выпаса. О былых исторических потрясениях, кровавых войнах и напастях напоминали только нередкие пожары - Русса горела часто. Анна Григорьевна Достоевская вспоминала, как иногда, проснувшись ночами по тревоге, они спешно одевали сонных детей и укладывали ценные вещи в простыню.
И как в старые, не всегда, правда, добрые времена по улицам города гнали стада скота - на Конный рынок в центре города, на бойню, а ещё - на своеобразное «лечение» к солевым источникам. Отсюда, собственно, как полагают многие исследователи, и название «карамазовского» городка - Скотопригоньевск (есть ещё вполне правдивые версии, что название связано и с разгулом животного, «скотского», как в старых книгах писали, начала в человеке, но об этом позже).
Любовь Фёдоровна в своих Воспоминаниях, впрочем, не вдаётся в такие метафизические и слишком абстрактные предположения (мол, все мы дети страшных прежних лет России). И приводит свою версию того, почему их довольно тихий старорусский дачный дом вдруг оказался описан в качестве дома скандальных, буйных и опасных Карамазовых. На ее взгляд, описывая старшего Карамазова (Фёдор Павловича) Достоевский вспоминал о собственном отце, и Фёдор Павлович получился отчасти похожим на Михаила Андреевича Достоевского. Потом она идёт ещё дальше - и предполагает, что даже не один, а два брата Карамазовых, и Иван, и Дмитрий, похожи на ее отца. Только в разные периоды его жизни. Иван - в первой половине 40-ых годов, когда молодой Достоевский мечтал стать литератором, «пестовал» свои тяжёлые религиозные сомнения и никак не мог примириться со страшным концом отца, под конец жизни сходившим с ума, спивавшимся и становившимся от пьянства жестоким и в конце концов убитым собственными крестьянами.
В своей книге «Достоевский в изображении его дочери» Любовь Федоровна пишет: «Мне всегда казалось, что Достоевский, создавая образ старика Карамазова, думал о своем отце. Конечно, это не точный портрет. Семейное предание гласит, что при известии о смерти отца у Достоевского случился первый припадок эпилепсии». А затем добавляет: «Иван Карамазов, согласно нашему семейному преданию,— это Достоевский в его ранней молодости. Есть также известное сходство между моим отцом, каким он был, вероятно, во второй период жизни, между каторгой и длительным пребыванием в Европе после второй женитьбы, и Дмитрием Карамазовым. Дмитрий напоминает моего отца шиллеровским сентиментальным и романтическим характером, наивностью в отношениях с женщинами. Таким должен был быть, очевидно, Достоевский, считавший хитрую Марию Дмитриевну и распутную Полину женщинами, достойными уважения. Но больше всего это сходство проявляется в сценах ареста, допроса и суда над Дмитрием Карамазовым. Очевидно, сцена суда занимает так много места в романе потому, что Достоевскому хотелось описать страдания, пережитые им во время процесса Петрашевского и никогда им не забываемые…».
Версия довольно фантастическая, надо сказать. Но в России был (точнее есть) один великий писатель которого полжизни упрекали в фантасмогоричности излагаемого. Потом, правда, приходилось признавать "Все сбылось по Достоевскому". А автор книги «Достоевский в изображении его дочери» (или "Мой отец Федор Достоевский" в другом переводе) все-таки приходилась этому "фантастическому" писателю дочерью.
С полной версией книги воспоминаний Любови Федоровны об отце можно ознакомиться по следующей ссылке https://fedordostoevsky.ru/pdf/lfd_1992.pdf
Продолжение в статьях: