С самого утра я чуть было не нарушил Федеральный закон. Тот самый, тринадцать-тринадцать. В миллиметрах был от нарушения, можно сказать. Точнее — в секундах.
Все оттого, что, проснувшись по будильнику, не включил сразу телевизор, а задумался о чем-то, таращась в потолок невидящим взглядом. Мыслитель, понимаешь… Слава богу, сработал какой-то внутренний таймер, словно шилом душу проткнули насквозь. И я, буквально подлетев над кроватью, одним движением сграбастал пульт и вдавил кнопку включения. Успел… Прогноз погоды начался тут же, едва засветился тусклый экран древнего LG.
Дикторша, по которой вся порноиндустрия наверняка рыдает навзрыд, сверкнула трехсотваттной улыбкой, качнула пятым размером в глубоком декольте и полными чувственными губами доверительно рассказала мне, что сегодня к вечеру ожидается прояснение облачности, а завтра день будет солнечным с самого утра.
Дождавшись финального кадра, я встал с кровати и побрел в кухонный угол квартиры, шлепая босыми ногами по холодному полу. Ладно, телек включить, хмуро думал я, набирая в чайник воду, тут все понятно… Отследить «включил — не включил» плевое дело, наверное. Но нафига я пялюсь в экран каждое утро? Живу один, стучать на меня некому. В то, что из каждой розетки за мной наблюдает «товарищ майор», я не верю. Нужен я товарищу майору… Ну и какого тогда…
Поморщившись, я оборвал крамольные мысли. Что на меня нашло, в самом деле? Есть закон. Правильный или неправильный, умный или глупый — не моего ума дело. А моего ума дело этот закон выполнять. Как и все остальные законы. Если этому же немудреному правилу станет следовать каждый, придет нам всем большое человеческое счастье.
Полностью убедить себя не получилось. Все из-за дурацкого внутреннего голоса, который правильные фразы проговаривал каким-то издевательским гнусавым тоном. Настроение с утра случилось паршивое. Пройдет! — как мог твердо сказал я себе, купая в чашке с кипятком пакетик чая. Кипяток нехотя окрашивался в бледно-желтые тона. За окном занимался рассвет, едва заметный сквозь толстый слой туч. Кажется, начинал накрапывать мелкий противный дождик. По телевизору шло ток-шоу, и ведущий с умело нарисованным на холеной физиономии энтузиазмом вещал об успехах отечественных климатологов, оставивших за кормой всех иноземных басурманов. Ведущий не сказал: «за кормой», он сказал: «в жопе». И залихватски улыбнулся в камеру. Зал разразился громом оваций.
Наконец-то усилия наших ученых увенчались успехом и уже завтра нас ждет ясный солнечный день. Разумеется, успех бы непременно пришел раньше, не препятствуй этому всячески так называемая оппозиция. Слова «так называемая» ведущий выплюнул прямо в экран, орлиным взором выразив целую гамму чувств от жалости до отвращения. Дальше последовали прозрачные намеки на кукловодов с Запада.
У меня зародилось стойкое подозрение, что этот самый выпуск я уже видел, месяца три назад, пожалуй. Какое-то время я играл сам с собой в игру, пытаясь предсказать следующую фразу с экрана. Чаще выигрывал. В конце концов сомнения исчезли, когда пошла вставка из ООО «НИИ Клирскай», где господин Президент лично указал нашим ведущим ученым верный путь решения задачи. Этот репортаж мне помнился очень хорошо, почти слово в слово. Я даже заметил легкий перепад тембра, когда «апреля» в речи господина Президента аккуратно заменили на «августа».
По не вполне понятной причине настроение улучшилось. Странные мы существа, человеки… В душе поселилась легкая и немного дурная веселость. Ну и ладно, ну и здорово, говорил себе я, влезая в джинсы. До сорока лет политикой не интересовался, и начинать не стоит. Толку-то. Все равно все будет… как будет.
— Всё-о-о будет ка-а-ак будет, — пел я себе под нос на какой-то не помню откуда знакомый мотив.
Дальше слова не придумались, но и одной строчки было достаточно. Ее можно было повторять. К черту политику! Политикой пусть вон Егорыч интересуется. Чокнутый, что с него возьмешь. Допрыгается рано или поздно. Причем, скорее, рано. Протестун местного розлива. Один раз уже почти допрыгался ведь, месяц с нарами обнимался после того как с плакатиком против закона об отмене выходных дней постоял. Повезло, что легко отделался. А главное — к чему это все?! Помогли эти плакатики как мертвому припарки.
* * *
Как говорится, помяни черта, он и тут как тут! С Егорычем я встретился, едва выйдя из дома. Он и вправду чем-то походил на черта — старого, матерого, тертого-перетертого … Кожа на лице дубленая, желто-коричневая, морщинистая, и не скажешь, что всего на пяток лет меня старше. Губы тонкие, глаза цепкие, брови хитро изогнутые. Бес и бес. Даром, что без рогов и хвоста. Насчет копыт ничего сказать не могу, поди разбери сквозь резиновые сапоги сорок пятого размера.
— Здорово, Виктор! — уменьшительных форм имени он не признавал.
— Привет, Егорыч.
— Дрянь погодка, правда? — Егорыч нарочито поежился.
— Не начинай, а, — попросил я, зная, что не поможет.
— Ну ничего, ничего, — Егорыч покивал с серьезной миной, смеясь одними глазами. — Завтра-то, говорят, солнце прям с утра.
Я с шумом выпустил воздух сквозь плотно сжатые губы.
— Тебе заняться нечем? — установившееся вроде благодушное настроение улетучилось вместе с выдохом.
— Как это нечем? — театрально всплеснул руками Егорыч. — А хорошую погоду ждать? Ты ведь ждешь? И я буду.
— Жду! — выкрикнул я. Шепотом выкрикнул, в голос орать посреди улицы дураков нет. — Твои вон предки коммунизм ждали, а мы хорошую погоду.
— Ух ты… — Егорыч покачал головой. — Мои предки, значит. А твои, выходит…
— Ладно, ладно! — перебил я его. — Наши предки, оговорился просто.
Егорыч несколько секунд разглядывал что-то на моем лице. Внимательно разглядывал. Хотя я, когда брился, ничего принципиально нового на своей морде не обнаружил.
— Наши предки коммунизм не ждали, они его строили.
— Хреново строили! — выпалил я громче, чем хотел.
— Хреново, наверное, — неожиданно согласился Егорыч. — Как умели, в общем. Но строили.
Спорить про строительство коммунизма не хотелось совершенно. Как это часто бывает, разговор с Егорычем пошел не по моему сценарию.
— Ну и сейчас ученые пытаются с климатом разобраться, — примиряюще сказал я.
— А разве еще не разобрались? — сделал невинное лицо Егорыч. — Я вот по телевизору слышал…
— Все, хорош! — отрезал я. — Я на работу опаздываю. Да и ты тоже.
Жалко дурака, ей-богу! Еще чуть-чуть и наговорил бы себе на пару-тройку статей. А то и меня за собой подтянул бы. Само упоминание экологической катастрофы — административка, малейший намек на виновных в ней — уже уголовка. Причем, если у судьи будет соответствующее настроение, — можно и госизмену оформить.
Тьфу, пропасть! Мысленно нажелав Егорычу разнообразных, но обязательно противоестественных эротических приключений, я постарался очистить голову от всего ненужного. Поднял воротник джинсовки и скорым шагом почесал на работу, не особо разбирая дорогу. Времени лавировать между луж уже не было — в самом деле не опоздать бы.
* * *
В курилке ко мне подошел Миша Балашов. Не только коллега, но и бывший одноклассник, между прочим. Но я его сторонился в последнее время. Вот и сейчас, стоило ему зайти, я как-то неосознанно начал затягиваться побыстрее.
— Привет, Вик!
— Привет.
— Какие планы на завтра?
Помимо воли я криво усмехнулся.
— Работаю.
Миша взял небольшую паузу, но, по всей видимости, сарказма все же предпочел не замечать.
— Ну это само собой, — он беззаботно пожал плечами. — После работы, я имею в виду.
Теперь пожал плечами я.
— Да… никаких планов, в общем.
— Отлично! — Миша светился жизнерадостностью и энтузиазмом. — Махнем на озеро?
— За… зачем? — я поперхнулся очередной затяжкой.
— Ну как! Искупаться, позагорать! Слышал же? Завтра солнечно будет! С самого утра. К вечеру уже и подсохнет, и вода согреется. Шашлычок пожарим…
Я старался не встречаться взглядом с бывшим одноклассником.
— Давай, Вик, решайся! — Миша легонько ткнул меня в плечо. — Колян идет, Димыч, пара девчонок с нашего отдела. Головин идет, ты его не знаешь, но он нормальный мужик, на гитаре играет. Светку еще позвать хочу…
Мне вдруг очень, прямо очень-очень захотелось двинуть ему по морде. Наотмашь. Не из злости совсем, какая уж тут злость. Из жалости, не поверите. Из какой-то дурацкой надежды, что где-то там, под этим коконом прячется настоящий Миха Балашов, Беляш, с которым мы вместе винтики откручивали у стола в кабинете литературы, чтобы крышка рухнула, как только Маргарита на нее по своему обыкновению облокотится. Тот самый Беляш, который на свадьбе Сани Полянского украл туфлю невесты и напрочь забыл, куда ее спрятал. Чтоб ударился оземь добрый молодец, и — кокон вдребезги. И на ноги чтоб поднялся уже обычный нормальный мужик. Не самый умный, не самый добрый… Но не радующийся ежедневному вранью о завтрашнем солнечном дне.
Выросли мы из сказок. Жаль.
Я наконец-то докурил и выбросил бычок в урну.
— Подумаю, Миш. Завтра… определюсь, скажу.
Даже сил сказать простое «нет» у меня не хватило. Выходя из курилки, я ругал себя за слабоволие такими словами, какие Владимир Иванович Даль ни от одного крестьянина не слышал.
* * *
Я шел по вечернему городу и удивленно озирался по сторонам. Если половина примерно прохожих была одета как обычно — в куртки, плащи, то остальные — поразительно легко. Футболки, безрукавки, рубашки с коротким рукавом. Сарафаны и легкие платья на женщинах. При одном виде этого становилось еще холоднее, и я дотянул молнию на джинсовке до самого подбородка.
Наконец мне надоело теряться в догадках, и я остановил идущего навстречу парня лет двадцати пяти. В яркой футболке и шортах до колен. Руки и ноги его покрылись гусиной кожей и отливали синевой, но его это, похоже, совсем не смущало. Как и облепленные грязью сандалии.
— Извините! — сказал я.
— Да-да? — с готовностью улыбнулся прохожий. Настроение у него было отличное.
— Вам не холодно? — Ну да, более удачного вопроса я так сходу придумать не смог.
— Холодно? — удивился он. — Почему холодно?
Несколько секунд мы взирали друг на друга во взаимном недоумении. Потом лицо его прояснилось.
— А-а! Вы, наверное, еще не видели…
— Что?
Парень достал из заднего кармана телефон и споро потыкал в экран.
— Вот, читайте! — он протянул телефон мне. — Новый федеральный закон, только сегодня приняли.
Федеральный закон… Об установлении новых стандартов прозрачности и иных характеристик атмосферы, — начал читать я.
Мне пришлось прочитать дважды. В ушах шумело, это мешало восприятию информации. Но наконец я осторожно протер экран от мелкой водяной взвеси и вернул владельцу.
— Так значит вот это, — я указал пальцем на непроницаемо черные тучи над головой, — чистое небо?
— Ну конечно!
— Голубое и прозрачное?
— Да! Наконец-то! — парень улыбался буквально от уха до уха.
— Действительно, наконец-то, — я столь же широко улыбнулся в ответ. — Радоваться обязательно?
— Что, простите? — улыбка довольно забавно смешалась с недоумением.
— Да я закон бегло прочел, не обратил внимания, был там приказ всем радоваться, или, может, это потом, отдельным документом оформят? — слишком громко спросил я.
На секунду мне показалось, что в глазах визави что-то прояснилось… Показалось, конечно.
А с противоположной стороны улицы к нам с ленивой неотвратимостью двигался полицейский.
*********
Если вам понравилась эта зарисовка, возможно, позабавят и другие: