Мне всегда казалось, что нужно уметь все, вот просто все: я училась шить, вязать и вышивать у обеих бабушек, училась рядом с ними мазать хаты глиной, белить известью и мелом, подводя "плинтусы" снаружи дома из чугунка черной жижей, название которой напрочь позабыла. Я кормила курей, пекла с бабушкой Тоней пироги и крутила помидоры с огурцами, абрикосы и наверняка что-то еще... Помню, как варить повидло из алычи, которую бабушка называла ладжя. Как самая "помогательная" из всех внучек - а это тоже мне было важно, что я самая - мыла ежеденельно у бабушек полы по приезду, подметала дворы и полола бескрайние плантации подсолнечника у маминых родителей. У них это был бизнес, а я мучалась каждый сентябрь на сборе урожая: от липких подсолнечных шляпок все руки были в смолке, поколотые мои руки нужно было прятать под школьный фартук. Потому что мало того, что были искусаны все ногти, так еще и эта подсолнечная атака на них. Уже в институте я прочла "Поющие в терновнике" и нашла это привычку у Мэгги, что ослабило мое недовольство собой.
На мой взгляд моя мама ничего не умела. Только тогда, когда я выросла в настоящую, я поняла, что мама была куда сильнее, чем мое о ней представление. Но у нее я, наверное, научилась любви к уборке и чтению литературы. Полы мылись так часто, что это было фобией. А литература… За нее я маме бесконечно благодарна. Все все, что я читала, пошло мне впрок. А тетрадка 1978 года до сих пор хранится в чемодане рядом с парой десятков таких же. Дневники в чемоданчике с архивом еще подъемны, но уже со скрипом. Мама писала одну тетрадку, я помню. Но ее скорее всего при переезде утеряли. Не видела я ее в маминой квартире. А тот посыл, что она мне дала – работает. Отчеты дней тех детских лет работают как хорошая машина времени. Не знаю лучшей.
После вязания с семи лет я шила. В школе нас учили этому с пристрастием. И это у меня тоже получалось. Уже в девятом классе на УПК я выбрала из четырех специальностей поварское дело и с успехом окунулась и в него. Два года меня брали на соревнования по Донецкой области, где я занимала почетное четвертое место. Первые места обычно давали – в Горловке горловчанкам, в Константиновке – константиновкам (или как правильно? константиновчанкам?) В то время я не понимала в чем подвох и немного расстраивалась. Но после девятого класса лучших повезли на море работать месяц в кафе. И я заработала тогда себе на свои первые золотые сережки - поцелуйчики. В девятом же классе я пошла в музыкальный салон (почему-то не в музыкальную школу) и начала осваивать шестиструнную гитару. На семиструнной я уже кое-что умела, благодаря маминой любви к папе и его навыкам игры на четырех музыкальных инструментах. Сначала была балалайка (как у дедушки Елизара). А потом мандолина, гитара, и баян. Как и где папа учился кроме школьного струнного оркестра я не знаю. Ни с балалайкой, ни с мандолиной я его не видела. Гитара была в моем детстве на берегу Кальмиуса, где жили мои молодые родители. А баянов у папы в доме потом было много. Он даже внучке – моей дочери Кате - предлагал. Пристраивал.
Потом был институт и большой спорт. Не теннис, не Большой шлем – а именно Большой спорт с большой буквы. Так я до сих пор отношусь к альпинизму и скалолазанию. Которому посвящены четыре года (четыре курса). Потом я ушла замуж. В спорте я не добилась больших успехов, но 4Б все таки была, и третий разряд с превышением получился, до второго разряда я не дотянулась. Совместить не получилось. Пятый курс: диплом, практика, беременность – все это увело меня от спортивных успехов и регалий. А все было так близко! Хотя это спорно. Кладбище альпинистов в Домбае я помню, будто видела его вчера. Там похороненным так мало лет, что … Спаси и сохрани. Когда мой молодой муж строил дом и попросил меня подержать оконный блок, а дело было всего-то на втором этаже, у меня все покрылось липким потом. Да и теперь я побаиваюсь любой высоты. Не боюсь, но опасаюсь. Оглядываясь назад, я точно понимаю – все было правильно. Всему свое время. Дом, семья, дети, работа – все это отнимало очень много сил. Т.к я во всем хотела быть самой, то ударилась в бытовуху с такой силой, что чуть не погубила все свои скромные таланты: почти не играла на гитаре, не писала – за все 16 лет замужества у меня написалась всего-то одна жалкая тетрадка. Да еще и не полностью. Ее пустые страницы я прочеркнула и завела новую в Евпатории. Первой цитатой в ней было:
«Ко мне приплывала зеленая рыба,
Ко мне прилетала белая чайка,
А я была дерзкой, злой и веселой,
И вовсе не знала. Что это счастье»
Этот строки Анны Ахматовой из я прочла над «Литературным кафе». И семнадцатого июня новый дневник №7, как новая страничка жизни пошел писаться легко. Будто перед этим не было моего времени на это. Год принес выздоровление. А все годы семьи я изо всех сил старалась успеть все – работать и зарабатывать деньги, рожать детей, блюсти порядок в доме, стирать, гладить, готовить, и крутить банки. Вязались мелкие детские, средние мои и огромные мужские изделия. Все как в сказке «Три медведя». Папа медведь раздался в могучую ширину и вязать на него приходилось долго. Но разве это важно?
Первый наш дом двадцатидвухлетний муж смастерил сам в общежитии, второй дом построил, вступив в МЖК – как оказалось практически последний в поселке в то время. На этот дом я ездила колотить дранку и штукатурить, потом клеить обои, красить двери и полы. Все умения мои из стройотряда и домашних ремонтов пригодились. Как пригодились и потом, когда мы перебрались из поселка в город, купив огромную и абсолютно не отремонтированную квартиру у многодетной семьи. И ее получилось освоить. На последнее пришлось потратить целых десять лет. Уже и сын родился, и безработица не раз стучалась в наши двери. Прошло много лет, а память цепко держит все моменты прекрасного и созидательного периода в Нерюнгри. Где вечером после работы можно было перейти дорогу, выйдя из своего подъезда, и набрать три литра брусники. А в выходной уехать на машине и собрать пару ведер грибов. Самым сложным были 6 окон – деревянных трехстворчатых, которые я своими руками ободрала, зашпаклевала, зачистила, проолифила и на два раза покрасила. Это был марафон. Мои сегодняшние пластиковые три штучки ставят мастера. Это совсем не то пальто, как говорится. Жизнь так убежала вперед, что тот навык уже, слава Богу, не пригодится.
А самым сложным был, конечно, развод, и позже – отъезд. На это ушло та много сил и ресурсов, что сравнить не с чем. Как материальных, так и не ощутимых, но очень существенных. Время «Ч», или час «Z» наступил тридцать первого декабря 2006 года. Я была в моменте «без». Без квартиры, без работы, без прописки, без детей, и самое страшное – без понимания – как я со всем эти справлюсь. Из всего существенного – два чемодана и билет на вторе января до Москвы, а оттуда в Донецк. Ну и пятитонный контейнер, который двадцать шестого декабря я отвезла на таможню и сдала по описи. Прямо с контейнерной я поехала и купила билет с номером места «36». Последняя полка в купе, будто заботливо отложенная мне персонально. Но мне все равно было страшно. Поезд ехал пять дней, я ела, спала, общалась, но хотела – чтобы это никогда не заканчивалось. Потому что я не знала, что дальше. Чуда не произошло. Поезд все-таки отказался и довез меня седьмого января в Москву, я вышла на перрон на рассвете и вдохнула тот воздух материка, который был другим, чем в Якутии. Который манил всегда всех северян, но так ли просто давался им? По перрону ко мне спешил Сережа (родственник мужа). Я выдохнула и поняла: справлюсь. Не дадут пропасть. А в Донецке меня встречал братик, мой маленький младшенький снимая мои чемоданы со ступенек вагона неделикатно и с улыбкой спросил меня: «Ну что, кончился твой замуж?». И мне нечего было ему возразить. Родной, такой любимый Донецк был моим. Я поняла, что поезд был умнее Зои, он делал свое дело, предоставляя мне делать свое. Мама ждала нас с Игорем дома с винегретом и оливье, с картошечкой пюре и маминой заботой. А вечером примчалась с работы с бамбуком любимая подружка со словами: «Спросила, что можно купить, чтобы у подруги, которая вернулась с Севера, поперло» Посоветовали бамбук.
Очень длинно. Даже я утомилась бы читая про себя интересную так много. Всего-то 1989-2007, а так многобукв. Донецк-Сангар-Нерюнгри-Донецк -Питер-Донецк. Я здесь третий год. А с приезда четырнадцатый. Бамбук дождался и начал действовать. Я делаю капитальный ремонт квартиры, себя и ищу смысл дальнейшей жизни в самом процессе. Жизнь – это же процесс. И, когда руки делают, голова занята для посещения глупых мыслей. Сколько бы они не записывались на приём – мне некогда. Я созидаю, это важнее. Оглядываясь вокруг, скажу честно: все у меня очень даже скромно. Те испытания, с которыми столкнулись другие женщины, не идут с моими ни в какое сравнение. Как бы я не рисовала тут всеми кистями и красками. Каждая человеческая жизнь – это целая книга/роман/многотомник всего, что происходит с ними. Не все выставляют это напоказ. Я не знаю – тщеславие или что другое движет мною. Но мне нравится процесс. И нравится то, что вся эта моя писанина нравится кому- то еще. Спасибо всем, кто дочитал до конца и не умер от восторга, не заснул от скуки. Малые формы заходят легче. Я постараюсь писать короче.