Это может показаться удивительным, но в борьбе с диктатурой или авторитарным правлением мирные протесты вдвое эффективнее, чем любые насильственные действия. Причем решающую роль может сыграть даже довольно незначительное меньшинство населения, несогласное с положением в стране, подчеркивает обозреватель BBC Future. А если доля таких людей перерастает критическую цифру в 3,5%, то их мирный протест практически всегда приводит к переменам в обществе.
Примеров много. В 1986 году миллионы филиппинцев вышли на улицы Манилы с мирным протестом и молитвой (это назвали Революцией народной власти, или Желтой революцией). Авторитарный режим Маркоса пал на четвертый день.
В 2003 году народ Грузии сместил Эдуарда Шеварднадзе во время бескровной Революции роз, во время которой протестующие взяли штурмом здание парламента, держа в руках цветы.
В начале этого года в результате продолжавшихся долгое время массовых народных протестов и в Судане, и в Алжире были отстранены от должности президенты этих стран, находившиеся у власти десятилетия.
В каждом из этих случаев гражданское сопротивление рядовых членов общества победило политическую элиту, добившись радикальных перемен.
Конечно, существует много причин придерживаться именно ненасильственной стратегии. Но убедительные результаты исследования Эрики Ченовет, политолога Гарвардского университета, подтверждают, что мирное гражданское неповиновение - это не только моральный выбор.
Это еще и наиболее эффективный способ изменить мировую политику - значительно более эффективный, чем любой другой.
Рассмотрев сотни кампаний протеста XX века, Ченовет пришла к выводу, что ненасильственные с вероятностью в два раза большей достигали своих целей, чем насильственные.
И хотя динамика развития событий может зависеть от многих факторов, исследовательница продемонстрировала: для серьезных политических перемен достаточно того, чтобы в протестах активно участвовало около 3,5% населения.
Влияние выводов Ченовет можно проследить на примере недавних протестов Extinction Rebellion ("Восстание против вымирания", социально-политическое движение, использующее методы ненасильственной борьбы против изменений климата, потери биоразнообразия и риска социально-экологического коллапса. - Прим. переводчика), движения, британские основатели которого говорят, что их вдохновили результаты исследования Ченовет.
🔑 Но как она пришла к подобным заключениям?
Конечно, очевидно, что исследование Ченовет опирается на философские взгляды многих влиятельных фигур прошлого: известных феминисток, борцов за гражданские права женщин, не говоря уже о Махатме Ганди и Мартине Лютере Кинге. Все они убедительно обосновывали могущество мирного протеста.
И все-таки Ченовет признает: когда она только приступала к своему исследованию в середине 2000-х, то была настроена довольно скептически. Неужели в большинстве ситуаций ненасильственные действия могут быть куда более эффективными, чем вооруженная конфронтация?
Будучи аспиранткой Колорадского университета, она несколько лет изучала факторы, влияющие на рост терроризма. Однажды ее попросили участвовать в научном семинаре, организованном Международным центром изучения ненасильственных конфликтов (ICNC), некоммерческой организацией, находящейся в Вашингтоне.
На семинаре приводилось много убедительных примеров мирных протестов, приведших к устойчивым политическим переменам: речь шла и о филиппинских событиях.
Но что более всего удивило Ченовет, так это то, что до нее никто не пробовал всесторонне сравнить показатели эффективности ненасильственных протестов с теми, в которых применялись насильственные методы - приводились просто примеры, выбор которых выглядел достаточно произвольно.
"Мой скептицизм относительно эффективности ненасильственного сопротивления стал моим мотиватором", - признается она.
Вместе с Марией Стефан, исследователем из ICNC, Ченовет принялась за обзор научных трудов по гражданскому сопротивлению и общественным движениям с 1900-го по 2006 год. В основном учитывались попытки сменить правящий режим.
Считалось, что то или иное мирное движение привело к успеху, только если ему удавалось полностью достигнуть своих целей. При этом, например, смена режима в результате иностранного военного вмешательства не считалась успехом.
Кампания признавалась насильственной, если происходили похищения людей, взрывы бомб, разрушались объекты инфраструктуры или наносился любой другой физический ущерб людям или собственности.
"Мы старались проверить степень эффективности ненасильственного сопротивления в довольно строгих рамках", - говорит Ченовет. (Настолько строгих, что в анализе Ченовет и Стефан индийское движение за независимость не было признано примером мирных протестов, поскольку решающим фактором посчитали иссякшие военные ресурсы Британии - при том, что, конечно, протесты тоже сыграли огромную роль.)
В итоге исследователи собрали данные о 323 насильственных и ненасильственных кампаниях. Результаты, опубликованные в книге "Почему гражданское сопротивление работает. Стратегическая логика ненасильственного конфликта", оказались поразительными.
🔑 Сила в цифрах
В целом, ненасильственные кампании протеста были результативными вдвое чаще: они приводили к политическим переменам в 53% случаев по сравнению с 26% насильственных.
Отчасти это результат разницы в количестве участников. Ченовет считает, что мирные кампании с большей долей вероятности приводили к успеху, потому что могли привлечь в свои ряды больше людей из широких слоев населения, что приводило к серьезным сбоям в функционировании общества, парализовало нормальную городскую жизнь.
Из 25 самых крупных кампаний протеста, которые они изучили, 20 были мирными и 14 из них привели к безоговорочному успеху. В среднем, ненасильственные протесты привлекали в свои ряды в четыре раз больше участников (200 тысяч), чем средняя кампания с применением насилия (50 тысяч).
Например, Революция народной власти на Филиппинах, направленная против режима Маркоса, на своем пике привлекла к участию два миллиона, бразильские протесты 1984-1985 гг. - миллион, Бархатная революция в Чехословакии 1989 года - 500 тысяч граждан.
"Цифры имеют значение для того, чтобы движение набрало силу и стало представлять собой серьезный вызов или угрозу засидевшимся у власти элитам или оккупантам", - отмечает Ченовет. И мирный протест, судя по всему, - лучший способ для движения заручиться широкой поддержкой общества.
Как только в протестах начинает принимать активное участие около 3,5% всего населения страны, успех, по всей видимости, неизбежен. И во время Революции народной власти, и во время Поющей революции в Эстонии (конец 1980-х), и во время Революции роз в Грузии (2003 г.) был достигнут этот порог.
"Не было ни одной кампании, которая бы потерпела неудачу после того, как число ее участников на пике достигло 3,5% от всего населения", - подчеркивает Ченовет. Этот феномен она назвала "правилом 3,5%".
Ченовет признается, что поначалу такие результаты ее удивили. Но сейчас она приводит много причин того, почему протесты, не прибегающие к насилию, получают такую поддержку у населения.
Наиболее очевидная - насильственные действия отпугивают тех людей, которые ненавидят кровопролитие или боятся его, а те, кто протестует мирно, имеют моральное превосходство.
Ченовет указывает на то, что для участия в мирных протестах меньше физических препятствий. Вам не обязательно быть физически подготовленным или иметь отменное здоровье, чтобы участвовать в забастовке.
В то же время насильственные кампании протеста склонны полагаться преимущественно на поддержку молодых людей в хорошей физической форме.
И хотя многие формы мирных протестов тоже несут в себе серьезный риск (вспомним хотя бы реакцию китайских властей на протесты на площади Тяньаньмэнь в 1989 году), по словам Ченовет, ненасильственные акции протеста, как правило, легче обсуждать открыто, что означает: информация об их проведении может достигнуть более широкой аудитории.
С другой стороны, движениям, полагающимся на насилие, необходимо оружие, соблюдение конспирации, поэтому до широких слоев населения им сложнее достучаться.
Обретя широкую поддержку населения, мирные кампании протеста с большей долей вероятности привлекают на свою сторону представителей полиции и вооруженных сил - тех самых групп, на которые обычно полагается правительство для сохранения существующего порядка.
Во время мирных массовых демонстраций, в которых участвуют миллионы, представители сил безопасности могут также опасаться того, что в рядах протестующих - их родственники и друзья.
"Или же они видят огромную толпу и могут прийти к выводу, что пора покинуть борт тонущего корабля", - добавляет Ченовет.
Что касается специфических стратегий, то всеобщие забастовки - "вероятно, наиболее мощное оружие ненасильственного сопротивления", говорит она. Но они могут дорого обойтись каждому из участников, потому что, в отличие от других форм мирных протестов, не могут быть анонимны.
Ченовет приводит в пример бойкоты эры апартеида в Южной Африке, когда многие чернокожие граждане отказывались покупать продукцию компаний, чьи владельцы были белыми. Результат - экономический кризис белой элиты, что стало одной из причин отказа от политики сегрегации в начале 1990-х.
"У мирного сопротивления, особенно когда масштаб его растет, больше вариантов для тех, кто не хочет подвергать себя физической опасности (в сравнении с вооруженным сопротивлением)", - говорит Ченовет.
"Способы ненасильственного сопротивления часто более наглядны, так что людям проще понять, как им участвовать и как координировать свои действия для достижения максимального эффекта".
🔑 Магическое число?
Конечно, всё это - очень общие закономерности. И несмотря на то, что мирные протесты в два раза более успешны, чем насильственная конфронтация, мирное сопротивление, тем не менее, в 47% случаев тоже терпит поражение.
Как подчеркивают Ченовет и Стефан в своей книге, так порой случается потому, что ненасильственные протесты не набирают достаточной поддержки или достаточной динамики, "чтобы подорвать власть противника и оставаться несгибаемыми перед лицом репрессий".
Но и некоторые достаточно серьезные мирные протесты тоже терпели неудачу - например, протесты против правления коммунистической партии в Восточной Германии (ГДР) в 1950-х, в которых на пике участвовало 400 тысяч человек (около 2% населения), но которые не привели к переменам.
Если судить по данным, собранным Ченовет, успех мирных протестов только тогда кажется гарантированным, когда они достигают порога в 3,5% от населения страны. Но это - непростая задача.
Для примера: в Великобритании 3,5% населения - это 2,3 млн человек, активно вовлеченных в протесты, что примерно в два раза больше населения Бирмингема, второго по величине города Соединенного королевства.
Для США же эта цифра составит 11 миллионов граждан - больше, чем население Нью-Йорка.
Факт, тем не менее, остается фактом: мирные кампании протеста - единственный надежный способ собрать такое количество сторонников.
Первоначальное исследование Ченовет и Стефан впервые было опубликовано в 2011 году, и его выводы с тех пор привлекают к себе огромное внимание.
"Трудно переоценить, насколько влиятельным стало их исследование", - говорит Мэттью Чандлер, изучающий проблемы гражданского сопротивления в Университете Нотр-Дам в штате Индиана.
Изабел Брамсен, занимающаяся историей международных конфликтов в Копенгагенском университете, согласна: выводы Ченовет и Стефан выглядят убедительно. "Сейчас это установленная истина: ненасильственный подход к протестам с гораздо более высокой долей вероятности приведет к переменам, чем насилие", - говорит она.
Что же касается "правила 3,5%", то она подчеркивает: хотя 3,5% - это незначительное меньшинство населения, такой уровень активного участия в протестах означает, что цели протестующих молчаливо разделяют гораздо больше людей.
Эти исследователи теперь хотят поглубже разобраться в том, какие еще факторы могут приводить к успеху или провалу протестных движений. И Брамсен, и Чандлер подчеркивают важность единства среди демонстрантов.
В качестве примера Брамсен приводит неудавшееся восстание в Бахрейне (2011 год). Поначалу в протестах участвовало много людей, но движение быстро раскололось на конкурирующие фракции. Потеря сплоченности, считает Брамсен, привела к тому, что протесты утратили динамику развития и ни к чему не привели.
Внимание Ченовет привлекли недавние кампании в ее родных Соединенных Штатах - движение Black Lives Matter ("Жизни чернокожих важны") и Марш женщин в 2017 году (после инаугурации Дональда Трампа). Ей также интересно движение "Восстание против вымирания" (Extinction Rebellion).
"Им приходится преодолевать большую инерцию общества, - отмечает она. - Однако, я считаю, их стратегия прекрасно продумана. Кажется, у них правильное чутье на то, как надо развивать ненасильственные кампании протеста и с их помощью просвещать людей".
Ей очень хотелось бы, чтобы в учебниках истории уделялось больше внимания мирным кампаниям протеста - вместо того, чтобы рассказывать в основном о войнах.
"Многие исторические события, о которых мы рассказываем друг другу, - это прежде всего насилие. И даже если всё кончается полной катастрофой, мы все равно умудряемся найти в этом признаки победы", - размышляет Ченовет.
И мы склонны игнорировать успех мирных протестов, подчеркивает она.