Часть 3
Ведь лучше тогда жить одной. В лесу. Вот бы отложить столько запасов, чтобы хватило на целый год. И уйти в лес, в избушку, которую Кариночка непременно отыщет.
Эта избушка станет лучшим на земле местом, тем местом, где будет только Карина и мама. Мама будет жить в воспоминаниях, Кариночкиных снах, и самое главное, там не будет этой противной, несносной мачехи.
Это будет избушка с кухней и комнатой в одном помещении, в нем будет стоять кровать, как в старом доме у бабушки. Она будет застелена как у бабушки, на ней будут в стопочку уложены подушки, а сверху накрыты кружевной салфеткой. А на полу возле кровати, непременно, будет лежать собственноручно вытканный половик. Бревенчатые стены от этого оживятся, запахнут смолой так, что теплом обдаст тело еще до того, как растопиться красавица-печь.
Обязательно нужно заготовить дрова. Если Кариночка не умеет колоть, то непременно научится, а что делать, если ты собираешься одна жить в лесу? И колоть и пилить, и складывать, – все придется делать самой. А еще нужно заготавливать на зиму запасы съестные, иначе не грех и с голоду помереть. Карина сможет, все удастся. Это было бы здорово, если бы папа захотел присоединиться к ней и отправиться в лес. Но мачеха его не отпустит. Это будет несправедливо. Оставить его. Она его съест как-нибудь на ужин. Что еще делают мачехи? Конечно это. Но что делать, ведь оставаться с ними тоже тошно.
На зиму можно вырастить картошку, вспахать огород. Так все в деревне делают. В лесу можно набрать ягод и грибов. Ягоды заготовить в варенье – малиновое, черничное, брусничное, голубичное, морошковое и, непременно, варенье из земляники. Вот такое вкусное будет зимование. Карина будет сидеть у окна и есть варенье, подперев одной рукой подбородок и закутавшись в мамину шаль. Свеча будет ласкать тени на стене и ничего не будет прекрасней потрескивания поленьев в печи. Аромат свечи и смолы сольются в одну мелодию и убаюкают Карину, унесут колыбельной в тайную долину беззаботного детства, которое как-то потерялось для Карины, куда-то исчезло. Оно вот только было здесь в ладони, ходило за руку пластилиновыми ногами, поворачивало звенящую неволяшечную голову, горело яркими красками, переливалось, искрилось, крутилось юлой, волшебно кружило голову, и вдруг что-то произошло. Все опустело, краски погрязли во тьме, серости и не было ничего звучащего, только молчащая тьма. А этот дом в лесу мог бы вернуть Карину в долину, в которую еще ни одному счастливчику не удалось вернуться.
Можно прочитать "Историю одной девочки" по ссылкам:
Она планировала много чего, – какую одежду возьмет, в чем будет ходить среди смоляных елей, пахнущих дымом и леденцами, что будет есть и как будет проводить время. И в этом не было одиночества. Нет, ни капельки. Сбегают не одинокие люди, сбегают люди, которые наполнены себя.
Все это, все, что происходит сейчас с ней, пусть оно будет. Происходящее тягостно, но отнюдь не противно, не отвращающе, как говорила мама. Все, что происходит – это неизбежное, и Карина могла встать поперек русла, но куда удобнее понестись по течению, авось куда-нибудь тебя и выбросит.
Однако лес казался каким-то особым местом, в котором не станет проблем и ничего не надо будет решать.
Школа кажется чужой. Кариночка оказывается посреди коридора с тысячью дверей. На дверях что-то написано, ей кажется, что надписи сделаны на незнакомом языке. Она теряется в несущем ее потоке, секунду назад никого не было в стенах новой школы, а теперь коридор заполонили чужие лица. Тела вытянутые и несуразные перетекают по коридору, одни стремительно проносятся, другие ползут так медленно, что Кариночка не выносит их выразительного взгляда и отворачивается. Она тонет в зелени стен, пытается ухватиться за знакомую ей деталь, отыскать нечто, чтобы показалось ей таким, как и в прежней школе, но ничего подходящего не находит. «Можно мне вернуться домой?» – мысленно спрашивает она себя. Еще не так давно она разговаривала с мамой о том, как мечтала оказаться здесь, узнать, изучить новую школу, завести друзей в большом дружном классе, подарить учительнице цветы, но все мечты оказываются миражом, отражением чужой реальности.
С камнем на шее жить и то можно, если веревку никто не затягивает.
С Кариночкой в школу отправилась сводная сестра, пухлая и добротная. Она еле влезла в школьную форму, взяла самый рассыпчатый букет и украла у Кариночки этот день. Нет, Карина не завидовала сестре, скорее завидовала тому, что у нее могло бы быть, будь мама жива. Жива. Какое слово. Такое невесомое. Словно облака на небе. Словно то, что никогда уже не станет реальностью. Будь она жива, она закружилась бы с Кариной в танце, обняла, притянула к себе, засмеялась. Она бы нашла классную комнату с легкостью, потому что для мамы нет ничего невозможного, рассказала бы учительнице, как Кариночка любит учиться (а она и правда любит), как будут стараться покорить вершины знаний. Но ее нет. И это «нет» тянется за девочкой, словно хвост, словно нечто от нее неотделимое. Она думала, что новая школа войдет в ее жизнь красной строкой, а не темной стороной, как это оказалось на самом деле.
Папа не пошел на звонок. Он сказал, что очень хочет, но ему нужно работать. И Кариночка ничего не ответила, но на самом деле в ее голове пронеслось масса мыслей. «Ты не увидишь, как я в первый раз войду в двери большой школы, как подарю букет, как гордо буду улыбаться за то, что я твоя дочь. Ты предупредил все, но только не мой день». Она не обиделась, нет. Она оправдала папу, потому что кроме него в ее жизни больше никого не осталось, он был единственным, на кого она могла положиться. И поэтому она одна стоит в школьном коридоре и не знает, куда податься.
Мачеха и ее дочки ждут линейку на улице. Кариночка упрямо не хочет называть их сестрами. Еще чего, они никогда не станут ей сестрами, у нее никогда уже не будет сестер, ведь сестер могла родить только мама, а мамы теперь нет. Девочка отправилась искать выход, она сама не заметила, как ушла так далеко, запуталась в лабиринтах нижнего этажа. Найти выход и открыться свету, там на улице столпились все. Они увидят ее, но она не струсит, она постарается раствориться, слиться с общей массой, чтобы оказаться духом среди живых, неосязаемым существом, которое что есть, что нет.
Кариночке казалось, что дети не замечали ее, смотрели и не видели. После линейки и знакомства с учителем, которым оказалась смешная курносая женщина, она поплелась за мачехой, переставляя неподъемно разбухшие ноги. Что еще может произойти сегодня? Наверное, наконец, случится то, чего она так долго ждала, – мачеха оставит ее в покое. Больше не придется выполнять ее глупые задания и следовать ее указкам. И это небольшая, но победа. С камнем на шее жить и то можно, если веревку никто не затягивает.
Они смотрят. На нее. И от этого обмякаешь, чувствуешь, что совсем невесомые некогда ноги становятся неподъемными, словно к ним привязывают огромный камень, такой, что от земли не оторвать. Когда-нибудь это должно было произойти. Она должна была встретиться с ними – людьми. И самое страшное – ни с кем нельзя было заговорить. «Почему я здесь?» – мысленно терзала себя Карина. В голове вдруг отразилась копна мыслей, раньше такого не случалось, а здесь среди толпы людей, новых незнакомых лиц вдруг случилось что-то с ее мыслями. Что же это? Ни с того, ни с сего. Словно взрыв. Словно фейерверк. Ка стоять? А эти джинсы мне идут? А сколько в школе длятся уроки? А мальчики в классе хотя бы глазом взглянут на нее? А что бы сказала мама, когда увидела бы ее? Мама… Она как тень, она никогда не оставит. Всегда будет рядом. Вот бы побыстрее уйти, чтобы снова остаться наедине с мыслями.
Карина завороженно смотрела на то, как незнакомая женщина держит оборону перед ненавистной ей мачехой, восхищенно ловила мельчайшее движение...
Но этого не предвидится. Теперь и Карине, и ее названным сестрам придется жить в интернате. Мачеха называет его общежитием, но одноклассники назвали его по-другому – интернат. Такое слово невкусное. Тягучее как жвачка. Прилипает к тебе словно скотч. Ин-тер-на-т. Такое попадет в волосы – ни за что не отодрать. Жвачек, к слову, Карине пробовать доводилось пару раз. Мачеха не любила их. Но однажды Кариночка видела, что у Ленки, одной из деревенских девчонок, жвачка запуталась в волосах настолько, что пришлось отстричь клок волос.
Почему-то все воспоминания поменяли цвет. Стали серыми? Прокрасились сепией? Если ты высыпал дорогу солью, плакать бесполезно. Переступив порог интерната, Карина оставила все прошлое на улице, на пасмурном сентябрьском воздухе, который кислой улыбкой пытался подбодрить, дать понять, что лето не закончилось, но это было не так. Что прошло, того не воротить назад. Кариночка набрала воздуха в легкие и переступила порог кабинета. Опустила глаза, сжала сильнее ручку ранца обеими руками. Женщина обвела ее взглядом, сомнительно повела губами, кажется, хотела что-то сказать, но промолчала. Неуместная тишина и догадки опустились осенними листьями в окне на длинное покрашенное в едкозеленный крыльцо.
– Ты наша новенькая. А зовут тебя…
Слово «Дочь» мачеха не произнесла. Потому что Кариночка никогда не была ей дочерью, не была и не будет. Это ошибочно так думать. Не надо так думать.
Женщина довольно высоким тоном произнесла, заострив внимание на вопросительном окончании фразы. Кариночка читала ее мысли и осмеливалась поднять глаза, мысленно зажмуривалась, чтобы женщина поскорее перестала с ней говорить и отпустила. Но та не так проста. Высокая, плотная, даже несколько рыхлая, женщина укрывала свою натуру пуховым платком, словно холод ее кожи можно обогреть чем-то физическим. Она казалась Кариночке ледяной глыбой, которая словно айсберг возвышалась над крохотным корабликом, который попал в неприятности.
– Меня зовут Елена Александровна.
Поразмыслив, произнесла женщина. Вероятно, она рассчитывала на правду за правду. Но разве правда не есть лож искусно обрамленная? Люди выдают за правду то, что хотят видеть таковой, однако судьба скупа на благодарности, намного легче соврать, чем сказать действительно то, о чем думаешь. Кариночка думала, как бы ответить женщине так, чтобы та больше не захотела задавать вопросов. Но тут безмолвие прервали.
Мачеха Карины, как всегда, прервала молчаливые думы разом сорвав занавес и с шумом отбросив его в сторону.
– Как я погляжу, вы уже познакомились с третьей моей…
Слово «Дочь» мачеха не произнесла. Потому что Кариночка никогда не была ей дочерью, не была и не будет. Это ошибочно так думать. Не надо так думать. Ей хотелось сказать это женщине, учителю в классе, всем одноклассником и напомнить об этом папе, чтобы потом ненароком кто-либо не сказал «а твоя ма..», «а твоей ма..». Нет у нее мамы. И не будет. Ни-ког-да. Она не нуждается в том, чтобы кто-то пытался заменить ее. Нет и точка.
Елена Александровна поймала занесенную над ней руку и отвела в сторону.
– Вот и ладненько, теперь мы все знакомы.
Кариночка всхлипнула или фыркнула. Обе женщины уставились на нее с поднятыми бровями, резко перевели взгляды на рабочий стол женщины, попытались сделать вид, что не слышали этого хриплого клокочущего звука, который победно вырвался из груди Кариночки. Она словно обозначала территорию на показ перед мачехой, мол, все твоя власть закончилась. Но та так не думала. Она стерпела поражение и не подала виду, но ее взгляд говорил об обратном. Скоро она поквитается с Кариночкой, скоро это произойдет, ведь на каждые выходные Кариночка будет возвращаться домой. И тогда она отыграется, вспомнит все фырканья и взгляды.
– Время покажет, Елена Александровна.
Предупреждающе мачеха посмотрела на воспитательницу. Но ту не сломал железный взгляд мачехи. Пустой, предупреждающе поверхностный, словно ее ничего не интересует, не трогает, воспитательница надела маску терпимости, которая переросла в нечто большее, нечто победное. Карина завороженно смотрела на то, как незнакомая женщина держит оборону перед ненавистной ей мачехой, восхищенно ловила мельчайшее движение, совершенное в тесной холодной комнате. Возможно, в этот момент Кариночка поняла, что новым человеком в ее никчемной жизни станет эта женщина.
Когда все успокоилось, родители разъехались, вещи поместились в деревянные такие же, как стены, клислозеленые тумбы, Кариночка, сидя на пружинистой кровати, вздохнула умиротворенно, словно давно хотела провести этот ритуал. Холодные стены, пустые коридоры не нагоняли на нее страха, напротив, кажется, произошло то, что должно было произойти, и этого чего-то Кариночка ждала. Она чувствовала себя не то, чтобы уютно, сложно назвать пустые стены, строгие черты общежития уютными, но ей обстановка показалась комфортной. Нервные клетки двигались только на детей, которых в интернате оказалось много. Девочке казалось, что никто в здравом уме не поедет сюда сдавать детей, словно ненужный багаж, но таких нашлось не единицы – десятки.
Когда сестры обсуждали новый учебный год, Кариночка подумала, что их отправят в детский дом. Она знала, что такие существуют со слов мачехи, которая пугала ее домом, и потому в голове девочке зародилась мысль о том, что те мечтают сдать детей. Кариночка видела взгляд мачехи, который выдавал облегчение, когда та захлопнула дверь интернатовской комнаты. Она сбросила груз, который давил на ее шею. Тогда и Кариночка ощутила нечто подобное. Здесь легче.
Буллинг в школе
Разговор с воспитательницей не заставил себя ждать. На следующий день после занятий, которые Кариночка еле отсидела в школе, они тянулись шлейфом, цепляющимся за тернистые кусты, растущие вдоль забора школы. Она вошла в двери интерната и нерешительно посмотрела на воспитательскую дверь. Потерла друг о друга перчатки и занесла руку, чтобы постучать, но замерла в нерешимости. Свежее дыхание вырывалось клубами пара, рассеивалось в воздухе. Кариночка залюбовалась на испарения, захотелось выскочить на улицу, надышаться там снова холодным воздухом и опять вернуться сюда, чтобы пускать пар словно дракон.
Спертый воздух не давал Кариночке дышать, ей захотелось выбежать на улицу и вздохнуть, набрать в легкие побольше воздуха и крикнуть, но вместо этого Кариночка кротко дышала.
Мысли спугнул скрип двери, которую воспитательница отворила медленно, словно понимала, что Кариночка сейчас не здесь, а где-то в другом месте своей фантазии. Вот незадача. Вспомнить бы, зачем она пришла. Точно, за ключом.
– Здравствуйте, – взгляд Карины уткнулся в башмаки, – Можно мне ключ?
Слова хотели выйти наружу, но просачивались бульканьем через заледеневшее горло. Кариночка каменела от акульего взгляда воспитательницы, которая смотрела на девочку сквозь толстые линзы очков.
– Отчего же нельзя, – вопросительно та смотрела на нее, словно думала, стоит ли ее пускать в комнату, – У тебя уже закончились уроки?
Вопрос – ответ, вопрос – ответ, нужно сказать «да» и можно уйти восвояси. Чего это она посмотрела на будильник? Неужели думает, что я вру? Я что ненормальная, чтобы сбегать с уроков? Кто же так делает в пятом классе.
– Да, закончились, – Кариночка не выдержала ее взгляда и снова опустила глаза в пол.
Она неуклюже подняла со стула свое грузное тело, застыла в позе с протянутой рукой в полуразвороте. Казалось, что ей не хочется совершать лишних движений, возможно, потому что Кариночка ей не нравилась, или потому что просто лень. Кариночка перестала нравится людям после смерти мамы. Это так. Ей всегда казалось, что люди любят ее, что жаждут угостить конфеткой, купить шоколадку или еще чего повкуснее. Но после случившегося Кариночка сделалась мышь, которую никто не видел или гнал, если заметит, люди стали смотреть на нее недобро. Весь мир стал недобрым. Куда уж маленьким людям тягаться с серостью этого мира, когда мы все принимаем цвет нашего окружения.
– Давай поговорим.
Она предложила без натиска. Произнесла простые слова, которые Кариночке хотелось услышать, которые ей так давно никто не говорил. От нее что-то требовали или наоборот не замечали, но никто не хотел с ней просто поговорить. Разговор нужен человеку больше, чем реальная помощь, поскольку от него, от разговора, зависит наше душевное здоровье, а оно куда важнее, чем физическое.
– Давайте.
Карина вернулась к воспитательнице, после того как положила портфель и вещи возле кровати. Она робко, но уже более уверенно, вошла в комнату, все также несмотря на Елену Александровну.
– Я бы хотела с тобой подружиться, – произнесла та за закрытой дверью, – Что ты об этом думаешь?
– Я не знаю.
Ей очень просто говорить, она не понимает…
Кариночке нечего сказать. Кто дружит с воспитательницей? Девочки в комнате говорили о ней плохо, называли уродливой, жалкой и бог знает как еще. Но Кариночке до этого дела не было. Она просто не видела причин дружить. Как можно дружить с человеком, который старше тебя на сколько двадцать, тридцать, сорок? Сколько ей лет? Вот бы посмотреть на нее, когда ей было двенадцать-тринадцать лет, вот тогда бы можно подумать.
– Мне куница на хвосте принесла…
Что? Какая куница? Недоверие резануло воздух.
– Про твою семью. Карина, давай не будем оглашать вслух твои проблемы…
Карина обездвижено повела глазами на нее и вниз. Как могла она зайти так далеко? Зачем об этом говорить? Какое право она имеет.
– Я понимаю, ты думаешь, это не мое дело…
Каждое слово воспитательница брала, словно высокую ноту, не без труда. Она сглатывала после каждой попытки подступиться к крепости, которую Карина обороняла.
– Я не хочу давить на тебя…
Опять предупредительный взгляд, отражающий все позывы воспитательницы. Внутри волчонок скреб когтями. «Ей очень просто говорить, она не понимает…»
– Если мы пойдем навстречу друг другу, мы можем быть полезны. Не притворяйся, пожалуйста, я видела тебя и твою мачеху. Ты ведь так ее называешь. У вас не такие хорошие отношения, как она пытает показать, не правда ли?
Комната заходила ходуном, стены стали давить и тут же расширялись, словно произошло землетрясение, пол уходил из-под ног. Про землетрясения Кариночка слышала много раз по телевизору, она завидовала тем людям, у которых подобное происходит, ведь это новые ощущения, события, а не так, как в ее повседневной. Вот было бы здорово очутиться на месте того ребенка, который находится в какой-нибудь Америке, и прямо в землетрясение. Зависть не к трагедии, в Кариночке вовсе не было агрессии, зависть к тому, что с кем-то может произойти такое запредельное, невообразимое происшествие, которого неожиданно стало не хватать Карине. Если совсем недавно чудилось, что лучшая жизнь тлеет в глухом-глухом лесу, то сейчас появились сомнения, – вдруг жизнь есть где-то еще.
– Зачем это вам?
Продолжение
Рада снова видеть Вас на канале!
#семейные отношения #дети и родители #духовные ценности #наставник #реальная история #взросление ребенка #психология #рассказ #слезы