приходило. Если бы с лисами что-то было не так, мне бы сообщили. Не надо домыслов. Людям сейчас не до того: у всех другие заботы, поважнее, чем лис порошками кормить.
– Ну а если Вадиму Виталичу за это платили? Если только сказали, что на притравочную станцию, а сами просто вывезти захотели, украсть?
– А электрод на хвосте у Канадца зачем? Зачем ворам электрод? Нет, Зоя. Ясно, что всё тёмно. Не надо об этом думать, можно с ума сойти, если думать.
– Знаешь, мама...
Тут оглушительным треском тренькнул телефон – красный аппарат с маленьким пластмассовым стёклышком на корпусе, предполагалось, что в окошечко вставят бумажку с номером телефона... Зо долго не понимала, зачем это надо, пока Татьяна Михайловна не объяснила, что пожилые люди могут забыть номер, им как бы напоминание. «Как так забыть?» – удивлялась Зо. «Склероз старческий, все стареют же...» Зо ещё тогда зло поджала губы – она не любила разговоров о том, что стареют...
Татьяна Михайловна вся сжалась от звонка, втиснулась в табурет, онемела.
Зо сняла трубку, отвечала междометиями, беззвучно закончила разговор – телефон был тихоней, он не звонил, а тренькал, и на рычажки трубка ложилась почти бесшумно.
– Милиция? – одними губами уточнила пушная фея. – Будут через час...
– Почему ты напугана больше моего? – Татьяна Михайловна по профессиональной привычке следила за реакциями всех, а тут – дочь...
Татьяна Михайловна не могла утверждать, что хорошо знает дочь, всё-таки много времени она уделяла все годы работе, да и Зо никогда, пока не настигла любовь, не приносила забот и беспокойства: у дочери всё было и в материальном плане, и подругами она никогда не была обделена, близко дружила всегда с одной, остальных при этом выкидывая на время, – это Татьяна Михайловна замечала. Но динамила подруг Зо как-то виртуозно,