– Что говорил?
– Хана мне, вот что говорил.
– То есть, мам?..
– Сейчас. Дай в себя прийти. Который час?
– Девятый.
– А ты всё шляешься?
– Ну почему сразу шляешься? У нас с Зиновым любовь.
Зо выглядела радостной, бессонная ночь никак не отразилась на её свежем широком лице. Зо светилась от счастья, на ней была летняя кофта с вырезом лодочкой, сшитая из полосатого поплина, и юбка-брюки, только- только вошедшая в моду, – это мама Зинова шила модели из журнала «Бурда» из ткани, которую Татьяне Михайловне пересылала свекровь из Москвы. Юбка-брюки совсем не шла невысокой коренастой дочке, делая её ещё приземистее, но Татьяна Михайловна не смела об этом говорить Зо...
– Знаешь, мама... Мы с ним решили, когда вырастем, ну, отучимся, создадим снова лисью ферму...
– Хорошо, создавайте, хоть десять ферм.
– А ты нам не поможешь?
Татьяна Михайловна резко поднялась, села, но молчала. – А назовём её в честь его отца.
Тут Татьяну Михайловну прорвало, и она рассказала всё, добавив, что ненавидит всех, и покойного, ещё не похороненного Вадима в первую очередь.
Зо онемела, она всё сидела на краешке кровати, молчала, почти не двигалась, спустя минут тридцать пришла в себя, поплелась на кухню.
– Мама! Может...
– Даже не говори, Зоя, не строй догадки. В конце концов, у меня действительно могли вынуть паспорт и сунуть ему в карман.
– Но зачем?
– Чтобы скомпрометировать. Сейчас все злые. Я многим дорогу перебежала, а когда лис стали забивать, я куда только не звонила, в какие только места не писала. Я мешаю кому-то. Всякое могло случиться. Вот и отомстили. – И Татьяна Михайловна беззвучно захохотала, стала давиться истерическим смехом: – У-у-ууу. Ух. У.
– Мама, успокойся. Перестань! Перестань, я прошу! Я сейчас кофе сделаю, сварю...
– Молока нет. Ястребок всё выпил. – И Татьяна Михайловна загоготала в голос так, что Борис и Боня прибежали на кухню, стали передними лапами пытаться залезть к Татьяне Михайловне на колени и скулить.
– С собаками гуляла?
– Да, гуляла, в шесть утра. Мы с Зиновым... Мама! Ну нашли паспорт – мало ли, а убийство-то при чём?
– Я тоже так считаю. Но там свои какие-то судебные законы, посмотрим. Вот, жду воронок.
– Ну мам... – Зо было страшно смотреть на маму. Это была не её мама. Её мама – уверенная в себе, энергичная, быстро принимающая решения. Сейчас же Зо видела перед собой немолодую, но и не совсем ещё старую бабу, с оголённым плечом, в ставшей слишком просторной комбинации, нечёсаную, немытую, с синяками под глазами, и главное – душевно угнетённую, неуверенную, опустившуюся буквально не за дни, а за часы. «За последнюю ночь», – мелькнуло у Зои в голове. Надо было ободрить маму, успокоить. – Ну мам, возьмут показания, и все дела.
– Вот увидишь. Они меня сгноят в камере. Увидишь. Это заговор против меня. Заговор!
– Ой, мама! Давай уедем! Давай смоемся.