– Он пригласил нас к себе, и мы его не потревожили, потому что у него «нет точки отсчета для понятия тревожности». – Он обернулся к гигантской ложке.
– Где он?
– В этом половнике.
– Да… я… э-э-э… ну да, конечно.
– Вы можете называть меня Фэнни Мэй, – произнес калебан. – Я способна воспроизводить себе подобных и соответствую эквиваленту женщины.
– Фэнни Мэй, – сказал Макки, отчетливо понимая совершенно идиотскую пустоту, стоявшую за этим обращением. Как можно увидеть это дьявольское существо? Где его лицо? – Это мой товарищ, Аличино Фурунео, агент Бюро Саботажа на планете Сердечность.
Фэнни Мэй! Чертовщина какая-то.
– Ваши представления приняты, – отозвался калебан. – Я интересуюсь целью вашего визита.
Фурунео яростно почесал правое ухо.
– Каким образом мы его слышим? – он тряхнул головой. – Я могу понять это, но…
– Не берите в голову, – подбодрил планетарного агента Макки, но все же мысленно одернул себя. Теперь стели помягче. Как можно допросить это существо? Бестелесное присутствие калебана, извращенный способ, каким его ум воспринимал вещественное – все это в совокупности с гневином вызывало сильное раздражение.
– Я… мне дан приказ, – заговорил Макки, – найти калебана, нанятого Млисс Эбниз.
– Я приняла твой вопрос, – ответил калебан.
Приняла вопрос?
Макки поводил головой из стороны в сторону, стараясь отыскать угол зрения, под которым ему, возможно, удалось бы рассмотреть в ложке нечто вещественное.
– Что вы делаете? – спросил Фурунео.
– Пытаюсь это увидеть.
– Ты ищешь видимую субстанцию? – спросил калебан.
– Да, – ответил Макки.
Фэнни Мэй? – подумал он. Это было похоже на знакомство с планетами системы Говачин, на первый контакт человеческой цивилизации с говачинской цивилизацией напоминающих лягушек земноводных: тогда встреченный людьми говачин назвался Уильямом. На какой из девяноста тысяч планет этот калебан откопал себе имя? И зачем?
– Сейчас я произведу зеркало, которое отражает наружу проекции плоскости бытия, – сказал калебан.
– Мы увидим это отражение? – прошептал потрясенный Фурунео. – Никто никогда не видел калебана.
– Тс-с!
Над гигантской ложкой материализовалось овальное нечто, переливающееся зеленым, синим и розовым цветом, и оно не имело никакой видимой связи с пустотой калебана.
– Считайте, что это сцена, на которой я представляю свою самость, – сказал калебан.