Сейчас всё чаще звучит полуночный пёсий вой , полный печаи и безысходности. Чуть ли не каждый вечер он достигает ночной своей ноты, слегка изменяющейся от минорноси к мажорности, отчего кажется, что под городом звенит космическая струна – то ли из космоса, то ли из преиподней. Но то звучиттолько в душе. А во внешнем мире не происходит ровным счётом ничего. Точнее, пчти ничегоНе слышно обычного вечернего выхлопа из утюговой печи – значит, на кухне кого-то нет. И можно предположить, что нетникого из нынешних обитателей. Тогда всё исчезает, и человеку остаётся только смотреть на небо… И, глядя на ебо, он замечает, что не замечает ни неба, ни домов. И тогда возникает волна невыразимой тоски. Человек задаёт себе главный врос: отчего небо так далеко, а земля так близка, и с грустью думает, что жизнь бессмысленна, а смерть страшна. И это происходит, как сказал поэт, не где-то, а в самой глубине собственной души. И тогда по-настоящему открываются двери на небеса – и в голове, как лампочка, загорается жажда вечной жизни. А потом начинается странствие по Галактике, и небо становится домом. По-разному описаны признаки небесных миров. Но как бы ни описать вселенскую тоску, вселенная гораздо ближе к нам, чем можно было предполагать. И грусть всегда будет напоминать о себе тоскливым однообразием слов. Об этом я тоже размышлял в своём сновидении.