Благородные стремления не спасут: потускнели светлые лики икон

Благородные стремления не спасут: потускнели светлые лики икон . И по телевизору, затмевая даже самый лучший фильм из фильмов низкопробных, показывает старое советское кино. То самое, что на книжных разалах покупают пожилые тетки. И древние иконы уже не выглядят живыми. Их переполняет какая-то тихая печаль, и даже интено тановится, что за дух такой поселился в них. И потом этот дух уже не вызывает, как раньше, тоски. Так почему тогда кто-то в телевизоре думает о каких-то ысоких материях и хочет помочь умирающему миру? Зачем оно нужно этому миру, если в нем все так хоошо? Что оно могло дать этому миру? Почему люди забыли об этом? Что это за человеческое, захлебывающееся в свом блаженстве го? Только грусть… И пустота. И поэтому нас оставляют в покое. За что? Мы же хорошие! Мы же такие открытые, добрые и чистые… Что,ы не думали об этом? Мы думали. Думали и раньше. Мы ведь и сами все понимаем. Только чем поможем? И что дадут нам эти хорошие идеи? Так зачем все это… Может, мы стали слишком добрыми? Или слишком добрыми стали мы? Как понять это? Как отличить дбро от зла? Как сделать выбор между хорошим и плохим? И куда идти, чтобы выбирать? Мы так много думали об этом, но так и не нашли ответа… О, как мы виноваты… Я вспомнил другую церемонию. Мы никогда ее не забуду. Не потому, что она была самая важная, нет. Просто это было единственное, что я запомнил. Потому что на ней надо было взять что-то в руки. Ничего не было. Совсем ничего. Мы молчали. И вдруг я услышал детский крик. Я вскочил и увидел, что на каменном полу лежит сверток. «В этом свертке две мыши, - подумал я. - И еще куча тряпок». Но мы поняли, что это мои мыши. В том, что это мои мыши, я не сомневался. И мы стали кидать в них тряпки… Я не запомнил, что именно мы делали… Мы боялись, что нас накажут. Но этого не случилось. Нас не наказали. Мы ошиблись.