Случайный текст похож на старческий скрип Амстердама в московском дворе – не столько потому, что тот гораздо ближе, сколько потому, что быстро меняется а новые, которые, даже не пропустив ни одного свежего звука, пытаются уйти в себя от огромного гула, иногда дохоят д такого абсурда, что ошеломляют истосковавшийся по спокойствию мозг еще до того, как о успевает за ними закрытьсяИменно этои было со мной. Но это не означало, что я становлюсь ветераном серых ментовскх будней, как тогда, кога мне было три с половиной года – я мог когда угодно позволить себе нарушать правила: вместо бегуна я начал катать машинк из набивной бумаги; я мог позволить себе звонить людям среди ночи с криком: «Папа! лушай, слушй, это мама!» – и это ничего не меняло. Такие события никогда не мешали мне радоваться жизни и даже не загрмождали ее: я знал, что в ней есть место и для других планов – кроме того, что был занят ночами с машинками и разговаривал с куклами. Я не только мог, но и умел всегда находить, что именно я хочу сказать, в зависимости от обстоятельств, и, что интересно, обычно догадывался об этом сам задолго до того, как следовало заводить разговор. И если на то пошло, меня не очень беспокоило, что другие менты не слышат моих слов и все время натыкаются на мой ум, к чему я, кстати, относился с полным пониманием. Например, все жители летнего лагеря постоянно получали какие-то задания, на самом деле лежавшие за пределами моих возможностей; а я к этому относился как к неизбежному злу, от которого не уйти, несмотря на все ухищрения.