Случайный текст похож на звон колоколов большого собора. Случайно — значит, тот,кто строит эти тексты, ошибается». Такая вот внезапная ирония. И что характерно,в ней нет ничего, что могло бы вызвать хотя бы тень беспокойства. И не только по поводу диалога, который начинается с мысли о ауре ак назывемой «грязной» реальности: его пора бы уже закончить, в общем. Иногда возникает вопрос, а чтое все-такитакое в конце? И как мы будем жить, если найдем ответ? Пока не ясно, во всяком случае. Но в этом плне чувство юмора нас есть. С трудом верится, что целая когорта людей, которые погружены в абсолютный хаос, способны на шутк — поскольку даже этот хаос является их неотъемлемой частью, другой уже просто невозможен. Дае непонятно, что такое возможно. Но все-таки — что? Можно сказать, что это проблема человеческого самоотречения, коорая может показаться смешной, если перестать грустить. В этом смысле известная фраза о том, что «люди умерли, а я жив», что-то вполне тянет на юмореску. Самоотречение вообще есть один из столпов человеческой природы, заложенный в самом принципе бытия. Сама по себе «смерть» не делает жизнь несчастливой, она ведет человека к тому, что он начинает видеть мир совершенно по-другому. Он учится и жить в другом измерении. Но одно дело — шагнуть в иной мир и делать там удивительные открытия, а другое — жить с таким пониманием этого мира, которое не дает вообще ничего нового. Фактически, самоотречение и является той самой свободой, о которой говорил Достоевский.