Но сверху уже покрикивал Семен:
— Вооружайся, ребята, да побыстрей, побыстрей! И так сколько времени потеряли. Может, обогнал нас посол. Узнать бы, да кого спросишь: в лесу ни одной живой души нет.
Оказалось иначе. На полуживую душу набрел Семен. Уже проглядывала между стволами голубоватая полоса Волги, когда Семен услышал в стороне от тропы не то плач, не то стон. Свернув и проехав несколько сажен, Семен окаменел. Прикрученный веревками к стволу сосны, стоял по колено в муравейнике человек. Рот у него забит кляпом. Человек бился головой о ствол, корчился, обессилев, повисал на веревках и снова бился в корчах. Живого места на нем не было. Сплошной бурой шевелящейся массой облепили егорыжие муравьи.
Семен схватился за меч, несколькими ударами рассек путы, подхватил бессильно повалившееся тело. На зов первыми прибежали Карп Олексин и Фома.
— В Волгу его! Смыть нечисть! — коротко приказал Семен. Горло сдавило. Преодолевая тошноту и внезапно навалившуюся слабость, Мелик ухватился за сучок, зажмурился, замотал головой. Едва открыв глаза, увидел у себя на руке муравья. С омерзением сбил его щелчком на землю. Пошел к воде.
Берег в этом месте был закован в сплошную гряду огромных валунов. Человек лежал на большом плоском камне. Рубаху, порты с него сорвали, муравьев смыли, только несколько штук их еще копошилось в бороде да один впился, застыл в правом уголке губ.
Над человеком заботливо хлопотал Никишка, а чуть в стороне скорчился на камне Фома. Богатырские плечи его изредка вздрагивали. Фома, готовый поговорить по–своему и с лешим и с водяным, стыдливо отворачиваясь, неумело, кулаками вытирал глаза.
А на человека страшно было взглянуть: так он был изъеден. Лежал он, странно оскалясь, Семен не сразу понял, что губ у него нет. Мелик окликнул его. Человек дрогнул обрывком века, приоткрыл налившийся кровью глаз. На месте другого глаза — язва. Мутный глаз его вдруг ожил. Человек пошевелился, попытался приподняться, повалился, простонал:
— Сем... ка… ты?
— Отколь знаешь меня?