— Ты должна сопротивляться этому, Илайя, — не допускать, чтобы воспоминания мучили тебя, милая моя, — она замолчала, села рядом, пододвинув к себе низенький табурет, и нежно обняла, как обнимала, когда Илайя была совсем еще маленькой девочкой. — Ты же знаешь, что те ужасные вещи мы изменить не можем, — тихо сказала она. — Поэтому ты должна научиться бороться с воспоминаниями. Только тогда ты сможешь жить в мире с собой и быть счастлива. Постарайся смотреть только вперед и думать о чем-нибудь прекрасном.
Услышав слова приемной матери, Илайя закрыла глаза. Как и всегда, когда Та-Ури так обнимала ее, она чувствовала, что ее любят и охраняют. В те страшные дни ткачиха приняла девочку у себя, ни о чем не спрашивая. Она вырастила Илайю как собственную дочь, за что девушка была ей бесконечно благодарна. Но именно в такие минуты она начинала тосковать по родной матери.
— Или тебя тревожит что-то другое? — спросила Та-Ури, поглаживая Илайю по волосам. — Расскажи мне. Часто горе кажется не таким уж большим, если его с кем-нибудь разделить.
Девушка открыла глаза и с нежностью взглянула на приемную мать. Слова Та-Ури тронули ее, заставив еще раз убедиться, насколько хорошо та знает Илайю. Но девушка понимала, как опасно доверять кому бы то ни было свою тайну, даже приемной матери.
Илайя закусила губу, раздумывая, что бы ответить. Та-Ури не торопила ее, терпеливо ожидая, что скажет приемная дочь.
Та выпрямилась, взглянула приемной матери прямо в глаза и, покачав головой, ответила:
— Думаю, мама, ты скоро об этом узнаешь. Но пока я действительно не могу об этом говорить. Не сегодня. — Илайя надеялась, что Та-Ури перестанет расспрашивать.
Но пожилая женщина не собиралась сдаваться так быстро.
— Что-то не так между тобой и Къельтом? — не унималась она.
Ах ты Боже мой, удивленно подумала Илайя. Почему именно с Къельтом? Как Та-Ури могло такое в голову прийти? Ведь она любила Къельта. Девушка решительно покачала головой, заставляя себя улыбнуться.
— Нет, матушка, дело действительно не в этом. У нас с Къельтом все в порядке. Не беспокойся. Я уверена, что скоро мне станет лучше.
Илайе больше не хотелось говорить, лучше бы Та-Ури оставила ее в покое. Казалось, приемная мать почувствовала это и не стала допытываться. Женщины молча сидели рядом, пока в маленькой комнате не стемнело, а через ставни стал пробиваться ветер.
Наконец Та-Ури поднялась.
— Если захочешь поговорить, милая, — приходи. Меня очень тревожит, что ты так печальна, больно смотреть, как воспоминания мучат тебя. — Она вздохнула. — Я была бы рада помочь.
Та-Ури собралась было уходить, но на пороге обернулась:
— На сегодня достаточно, Илайя, — приветливо сказала она. — Ужин уже вот-вот будет готов, — и с этими словами вышла в небольшой коридор, затворив за собой дверь. Когда звук ее шагов замер в отдалении, Илайя задумчиво поглядела в окно.
Тем временем на деревню опустилась темнота, луны-близнецы где-то за облаками начали свой путь по ночному небу, бросая на землю сероватые тени.
Неосознанно Илайя сложила руки на животе, словно защищаясь. Там и крылась причина ее печали, крошечная, спрятанная глубоко-глубоко.