— Там разберем, — сказали они.
Мы слышали потом, как один из них говорил в телефонную трубку:
— Слушаешь? Это Шорге говорит. Этого я задержал. Да, найдено, признался. Но тут кое-что любопытное обнаружилось. Да, да. Ребята говорят, это их. Да. Сомнительно. Что? Обоих? Есть! — и щелкнул рычажком, как каблуком.
Потом он о чем-то посоветовался с Чубарьковым. Чубарьков смущенно посмотрел на нас.
— Леля! Вося! — сказал комиссар. — Айда, прокатимся на машине. На автомобиле. Начальник очень просит. Пускай, говорит, Леля и Вося мне о бумажках этих все расскажут. И точка. И я с вами заодно прокатнусь. Есть такое дело? Точка.
Тетки по очереди, одна за другой, как кегли, повалились в обморок. Мне тоже стало немножко не по себе.
Большой автомобиль увез нас в Чека. Ночь бросилась навстречу. Мы ощутили себя швамбранами. Мы спешили на место приключения.
Швамбраны посещают Чека
Кабинет был тих. Два человека склонились над бумагами. Настольная лампа отражалась в бритом до блеска темени толстяка в очках. Другой был латыш. Белесые ресницы его мерцали.
— Ну-с, ребятены, — сказал очкастый, — присаживайтесь. Так в чем же дело?
И он посадил Оську на стол. На столе лежал браунинг.
— Заряженный? — деловито спросил Оська и вдруг принял свой обычный тон. — А вы кто? Главный чекист? Да? Велите ему, чтоб он отдал бумажки. А то рисовали, рисовали…
— Сейчас все устроим, — сказал очкастый, — только для этого всю как есть правду говорите! Ладно?
Латыш, играя ресницами, читал швамбранские письма. Мне было очень неловко.