Буря понемногу улеглась. Ветер еще свистел где-то высоко, но внизу уже было тихо. Даже полная луна несколько раз выглянула из-за облаков, освещая заснеженную землю. Проваливаясь в сугробы и выбираясь из них, Илья медленно продвигался от столба к столбу. Неожиданно впереди себя наш путник заметил человеческую фигуру. Он изумился: "Кто же ещё может бродить по степи сейчас?" Человек вроде и передвигался и в тоже время стоял на месте. Подойдя поближе, Илья понял, что маячившей впереди фигурой, был человек, повешенный на одной из опор ЛЭП. Качающийся на ветру мертвец нисколько не испугал паренька; после смерти Ашота, ему уже ничего не было страшно. Единственное, чего боялся сейчас подросток так это того, чтобы не потерять из виду свои спасительные ориентиры - столбы. Он падал, поднимался и снова упрямо шёл вперёд.
Горизонт на востоке стал понемногу розоветь. Юноша вдруг ясно услышал пение петухов, встречающих рассвет. Это означало, что человеческое жилье где-то совсем рядом. Илья остановился, слезы потекли из едва раскрывающихся от усталости и холода глаз. Никогда раньше незатейливые петушиные голоса не казались ему такими прекрасными и величественными. Они стали для него настоящим гимном жизни. Собрав последние силы,паренек ускорил шаг. Внизу за холмом лежала небольшая деревушка. Паренек уже не шёл, а полз к ней. Добрался до первой хаты и, поцарапавшись в низенькое окошко, потерял сознание. Услышав непонятные звуки, хозяин, сильно прихрамывающий на покалеченную ногу, вышел во двор. Прямо у порога, он увидел лежащего без сознания полураздетого паренька, невесть откуда прибившегося к ним. Мужчина позвал жену, и они занесли едва дышавшего юношу в теплое жилище. Хозяйка расстирала обмороженные руки и ноги Ильи водкой и изумленно приговаривала: "Да это просто чудо какое-то, что ты, бедолашный, не замерз в степи. Ну, а я уж постараюсь тебя выходить". У паренька начался сильный жар. Жена хозяина, как каждая украинская женщина, знала много хороших трав и отпаивала ими его. Для того чтобы вылечить хлопчика, она применяла и много других, известных только ей, целебных средств.
Илья пробыл в беспамятстве почти две недели. В бреду всё вспоминал незнакомое хозяевам имя Ашота и постоянно говорил о каких-то столбах. Очнувшись, паренек не сразу и понял, где находится. Лежит он на теплой печи, в ногах мурлычет серая кошка, уютная комната пуста, в святом углу иконы. Илья пристально посмотрел на образ Богородицы с младенцем, ему показалось, что он уже где-то видел эти необыкновенные карие глаза. Юноша напряженно стал вспоминать и понял, что такие же чудные глаза были у той женщины, которая спасла его от смерти в ту страшную вьюжную ночь в степи.
Илья улыбнулся: "Так вот значит, кто это был". Скрипнула дверь и в хату вошла хозяйка с подойником в руках. Увидев, что её больной раскрыл глаза и загадочно улыбается, громко закричала: "Степане, Степане, я ж казала, що вин одужае". Илья стал постепенно выздоравливать. Дядя Степан и тетка Мария заботливо относились к нему. Паренёк узнал, что их два сына мобилизованы в Красную армию и с самого начала волны от них нет ни одной весточки. Дядя Степан сапожничал, и Илья стал помогать ему. Когда паренек совсем окреп, он снова засобирался в дорогу. Хозяева уговаривали его дождаться тепла, но Илья, как всегда был тверд в своем решении, тем более, что Донбасс уже совсем рядом. Тетка Мария испекла 3 буханки хлеба - две серых и одну белую и сказала: "Вот тебе серый хлеб на дорогу, а белый передашь от меня своим, там в ваших краях, говорят, большой голод". Старики одели подростка потеплее и он снова отправился в путь.
Всё чаще и чаще стали попадаться измученные люди, тянувшие тяжелые груженые тачки. Это голод гнал их из шахтерского края, заставляя менять свое скудное имущество на продукты. Хлеб, приготовленный тёткой Марией, паренек давно уже съел, но белую буханку не трогал. Помня уроки Ашота, он уже не стыдился попросить поесть. Еду давали и на ночлег пускали. Так наш путник добрался до Красноармейска и, узнав в какой город попал, сильно обрадовался, ведь до родной Горловки было рукой подать. Теперь он старался придерживаться железной дороги, хотя это было очень опасно. Полотно усиленно охранялось, немцы и полицаи, опасаясь диверсий партизан, расстреливали на месте каждого подозрительного. Судьба хранила Илью. Вот уже показались знакомые колхозные поля, на которых он вместе с классом собирал до войны колоски. Скоро, совсем скоро он обнимет маму, отца, маленького брата. Сердце паренька сильно билось, Илье хотелось не идти, а бежать, лететь домой. восемь месяцев невероятного, изнурительного пути были позади. Несмотря ни на что, он дошел. То был февраль 1942 года.
Илья вошел в родной город и не узнал его. Небольшой промышленный городок, жизнь в котором кипела и бурлила до войны, сильно изменился. Одни дома разрушены, у других заколочены окна, над парадным входом его школы развевается флаг со свастикой.
Даже прохожих было мало; угрюмые и исхудавшие они старались бысто перейти улицу, как-будто боялись чего-то, лишь двое мужчин с повязками полицейских шагали уверенно и браво. Дойдя до городского парка, паренёк стал отыскивать глазами голубые ёлочки, которые со школой они посадили во время субботника несколько лет назад. Нежные деревца тогда хорошо принялись и стали быстро расти. В такое мрачное время года их яркая зелень всегда оживляла парк. Сейчас от этих пышных елей остались одни низкие пеньки, на которых янтарными слезинками проступала смола. Горько Илье было видеть всё это.
Подросток свернул на родную улицу. Она состояла из так называемых бараков - домов, разделённых на двух хозяев, в одном из которых и жил Илья до войны. Паренёк представлял, как несказанно, увидев его, обрадуется сейчас мама. Она, наверное, думает, что её старшего сына и в живых-то нет. Паренёк подошел к своему дому и остановился в недоумении. Первое, что бросилось ему в глаза - голые окна, на которых не было белоснежных маминых занавесок, снег во дворе - ровный и никем не утоптанный, дверь почему-то полураскрыта. Подросток отшатнулся, словно его ударили в грудь. Страшная догадка пронзила его: "Неужели там никого нет?" Илья толкнул калитку, она тоскливо запищала на ржавых петлях, а ведь отец всегда смазывал её. Паренёк открыл незапертую дверь и родной дом дохнул на него нежилой пустотой. В уютных когда-то комнатах - холодно и сыро. Пол покрыт слоем пыли, значит хозяева давно покинули свое жильё.
Деревянной мебели почти не было, она, наверное, сгорела в чьих-то печках. На подоконнике недокуренная отцовская самокрутка, под кроватью порванный маленький сандалик брата. Илья подошёл к уцелевшему комоду - может хоть записку оставили для него? Пусто. В одном из ящиков лежал мамин голубой кашемировый платок, он всегда так шёл ей.
Продолжение следует.
Галина Пономарева.