не нужно путать с суррогатом рыхлого союза народов. Вместе с правом на войну исчезает также суверенитет отдельных государств, мутировавших до положения членов союза народов, и оборотная сторона суверенитета – принцип отказа от интервенции, который Фрёбель считает только «жалким предлогом минутной слабости»: «Вопрос всегда в том, ради чего следует начать интервенцию – ради свободы и культуры или в интересах эгоизма и жестокости» [116]. Войны допустимы только «как революции», т. е. в форме освободительных движений для осуществления демократии и гражданских прав. В этом случае партии гражданской войны заслуживают поддержки со стороны сил, осуществляющих интервенцию [117]. За правовыми аспектами таких интервенций должны наблюдать международные судебные институции.
Фрёбель, как объявленный в розыск революционер, в 1849 году должен был покинуть Германию. Когда после восьми лет эмиграции, проведенных в США, он вернулся в страну, здесь произошел не только ментальный поворот к «реальной политике» (как об этом свидетельствует Л.А. фон Рохау). Сам Фрёбель так переосмыслил опыт своей богатой приключениями эмигрантской жизни, что его работы стали репрезентативными для смены политической атмосферы тех лет [118]. В 1861 году, т. е. через 14 лет после публикации «Системы социальной политики», Фрёбель издает еще один двухтомник под названием «Теория политики» [119], где признается в Предисловии, что должен отречься от «триады революционного духа». Теперь он идет за Гегелем и исторической школой: государство не только обладает наличным бытием, т. е. реально существует для своих граждан, но и, как органично составленная и суверенно нравственная власть, является целью самой по себе. Поскольку государства не терпят ничего, что возвышается над ними, в отношениях между государствами «не власть обусловлена правом, а право является производным от власти» [120]. Естественное состояние [отношений постоянной вражды] между государствами может продолжаться только потому, что «универсальное государство – это идея, безусловно противоречащая нравственности и, как таковая, противоречивая; это не идеал, за которым скрывается действительность, а некое уродство мысли, заблуждение нравственного суждения» [121].