Найти тему

Наш боксерский клуб был похож на Вавилон.

Люди, которые там встречались, были разные, и в обычной жизни многие из них вряд ли сказали бы друг другу больше чем пять слов подряд. Суровые парни с переломанными носами составляли пары очкастым ботанам, молодые люди с неокрепшей мускулатурой были соперниками бывшим качкам, а беспризорные дети подземелья встречались с профессорскими детьми, чтобы на равных биться до потери пульса, а после гонга дружески хлопнуть друг друга по плечу.

Говорить об этих людях можно долго, и, пожалуй, каждый из них был по-своему хорош, но сегодня я хочу рассказать о том первом дне, когда произошло наше знакомство.

Тогда в зале было нелюдно, доминировал интеллигентский контингент, и поэтому наш тренер натаскивал на лапах военного хирурга, а в ринге сотрудник налоговой службы бил морду сетевому программисту. Медленно вспомнив, кто я такой, тренер сразу отправил меня на поле боя, чтобы я показал своё мастерство. Моим соперником был Николай.

Николай был сыном знаменитого дирижёра. Трудно представить себе в России человека с более сложной судьбой. Жить в среде рафинированных эстетов, годами наблюдать богемные истерики, слушать с рождения театральные сплетни и остаться при этом реальным пацаном смог бы далеко не каждый. Николай смог.

Для достижения своей пацанской самоидентификации маленький Коля бегал после занятий в музыкальной школе в неблагополучное Подмосковье, где тайно тусовался с Бирюлевской шпаной. И посещение бойцовского клуба было для него тем инструментом, которым он успешно отращивал свое мужское эго в неравной борьбе с наследственной женоподобной семейной Мельпоменой.

Николай был огромен. Когда-то рыхлый культурный пузан, он превратил себя в солидного двухметрового культуриста и теперь стоял напротив меня, играя своими огромными кулаками, похожими на пивные кеги. Мне захотелось немедленно собрать свои вещи и выйти вон, но останавливало меня лишь то, что тогда при взгляде в зеркало моё собственное эго показало бы такую рожу, что мне противно было бы видеть свое отражение даже в капле воды.

- Быля-не-быля, - подумал я словами французской гувернантки из "Звёзды пленительного счастья", ударил Николая двойкой куда-то в область лица и быстро из-под руки сделал шаг назад.

Николай стал довольно лыбиться и выбрасывать тяжёлые джебы, чтобы потихоньку загнать меня в угол. После каждого удара я отлетал примерно на метр и скоро оказался зажатым между ним и канатами.

Из-за широких плеч моего визави робко сиял свет счастливого и свободного мира, который сын дирижёра почти полностью заслонял от меня своим гигантским телом.

Мне в голову полетели тяжёлые боковые, превращаясь в глазах в яркие звёзды, а когда я, поднимая руки, защищался от них, то удары принимали печень, селезёнка и другие части моего несчастного организма. Николай блаженствовал. Мне слышалось довольное хрюканье, с каждым ударом он издавал стон и, по-видимому, готовился к исполнению эффектной коды.

Тогда я вдруг резким левым крюком стёр довольную улыбку с его наглой морды, подался вперёд, врезался головой в его грудь, надавил затылком на челюсть и, оттолкнув, вырвался на спасительную середину ринга. Став серьезным, Коля мотнул лысой башкой и, вдруг превратившись в испанского бычка, быстрым шагом пошёл на меня.

- Врёшь, не возьмёшь! - громко подумал я голосом Чапаева и на противоходе всадил ему правый прямой в левый глаз.

- Это по-нашему, по-дирижёрски, - просипел огромный монстр и стал бомбить меня быстрыми ударами, от которых я как бильярдный шар опять полетел в свой любимый угол.

После этого началось форменное избиение. Коля мутузил меня со всей дури, а из меня летели кровь, пот и слезы из разбитых глаз.

"Человечество придумало страх для того, чтобы с его помощью реагировать на опасность, - размышлял я голосом Иммануила Канта, согнувшись у канатов и хрипло дыша. - С его помощью мы пытаемся себя сохранить . Но если в бою ты боишься и ссышь, то это никак не избавит тебя от того количества ударов, которые хочет нанести тебе твой враг. В принципе, эту максиму можно отнести и ко всей нашей жизни, которая иногда чем-то очень похожа на боксерский поединок. Поэтому, когда тебя бьют, когда тебе невыносимо больно и очень противно, надо всё равно постараться сохранить своё лицо, если не в прямом, то хотя бы в переносном смысле, и поэтому, чтобы пропустить меньше ударов, надо в ответ бить самому. Этот принцип поможет сохранить здоровье и избавит людей от желания колотить тебя ещё сильней."

- Эх, жаль жена с детьми не узнают, какой герой был их муж и отец, - вздохнул я и всадил Коле в челюсть левый апперкот.

Дирижёрский плохой мальчик отпрянул в сторону и, дав мне этим простор для маневра, тут же получил за это в подарок левый и правый хук. Он рефлекторно поднял руки и показал мне свою огромную печень.

- Ооо, как же она хороша, - хрипло подумал я про неё и вложил в удар всю свою любовь.

Николай издал звук в тональности до минор и, наклонившись в сторону удара, сделал вид, будто хочет положить мне свою большую голову на плечо.

- Иди сюда, хороший мальчик, - опять подумал я и всадил ему боковой прямо в челюсть.

Коля перешёл в следующий регистр и спел мне короткую ноту "си".

Я только собрался пробить оверхенд, но вдруг кто-то лениво сказал: "Брейк", - и мои руки сами собой опустились без сил. "Пока хватит", - изрёк тот же глас, и, обернувшись, я увидел тренера, который смотрел на нас. Мы с Николаем как старые друзья пожали друг другу руки и улыбнулись во всю ширину своих кап.

- Готов ещё ? - тренер с сомнением смотрел, как я плююсь кровавой пеной. - Отдохнёшь пять минут и вперёд.

За тренером возле канатов на меня плотоядно смотрели хирург, системный администратор и налоговый консультант.

- Нет проблем, - изрёк мой адский сатана по имени адреналин.

- А дома сейчас ужин, макароны, - робко промямлил избитый мозг.

Что было дальше, я не помню, годы идут вперёд, былье растет всё быстрей, количество боёв в моей памяти то растет до сотни , то сокращается до единиц, но раз я сейчас пишу этот текст, значит в тот день меня убили не до конца. И уж совершенно точно никто ни тогда, ни потом не смог выбить из меня любовь к этому странному виду спорта и тому чувству, когда твоя воля вдруг на мгновение поднимает тебя чуть выше твоей головы.

И поэтому я буду залезать в ринг даже если мой пульс не сможет держать положенные двести ударов в минуту, а моё сердце станет выстукивать после тренировки квадрат из ненужных синкоп. И пусть тот, кому будет непонятен этот мотив, смело смеётся надо мной. Эта музыка доступна не всем .