актер Г. Георге. В конце Второй мировой войны здание театра в результате бомбардировок было разрушено и восстановлено вновь в 1951 году. «Шиллер-театр» вместе с «Шлоспарк-театром» и «Театральной мастерской» входил в группу так называемых городских театров. Эти театры были объединены под руководством режиссера Б. Барлога и имели общую труппу численностью в 120 человек. Среди ведущих актеров труппы — Э. Дейч, Э. Шредер, К. Раддац, П. Мосбахер, Л. Pay. Для постановки спектаклей в «Шиллер-театр» приглашались режиссеры из других немецких театров (Ф. Кортнер, Л. Бергер, В. Шмидт) и из театров других стран. Театр получал дотации от городского управления Берлина. В репертуаре театра преобладали преимущественно классические пьесы, но ставились и современные французские, английские и американские драмы (Ионеско, Беккет). К значительным работам театра можно отнести «Жизнь Галилея», «Господин Пунтила и его слуга Матти» Б. Брехта, «Убийство Жан-Поля Марата» Вейса.
Театр Антуана
Андре Антуан, основавший в Париже «Свободный театр» и расставшийся с ним в 1894 году, был некоторое время директором театра Одеон. Но старые актеры театра не приняли реформатора французской сцены. Тогда он предпринимает большие гастроли по Франции, Германии, России, Турции, Румынии, Греции, Египту. А возвратившись в Париж, он создает «Театр Антуана», который возглавляет с 1897 по 1907 год. В этом театре вновь развернулась его актерская, режиссерская и реформаторская деятельность. Но теперь это был театр, предназначенный для широкого круга зрителей в отличие от «Свободного театра».
Идеи Леви-Брюля вызвали большую полемику. В СССР их первоначально горячо поддержал академик Н. Я. Марр. Именно его усилиями был осуществлен перевод книги Леви-Брюля «Первобытное мышление» на русский язык (1930). При этом Н. Я. Марр искренне верил в то, что ему самому удалось продвинуться в этом вопросе значительно дальше, чем французскому «буржуазному» ученому. В действительности, выделенные им и его учениками «стадии развития» мышления и языка были чисто умозрительными конструкциями и серьезного научного значения не имели. После развенчания учения Н. Я. Марра о языке в 1951 году идеи Л. Леви-Брюля стали восприниматься в СССР как символ «буржуазного мракобесия» и долго безоговорочно отвергались.
Между тем хотя и не все детали концепции Леви-Брюля утвердились в науке, его основная идея оказалась очень плодотворной. Ее дальнейшее развитие привело к сложению концепции «первобытного синкретизма», которая с конца семидесятых годов стало все шире распространяться и в отечественной науке — во всяком случае, среди исследователей, для которых наука значила более, чем атеистическая пропаганда. Синкретизм — это слитность, нерасчлененность в сознании и поведении нескольких различных начал — рационального, иррационального и эстетического (к тому же окрашенная глубоким эмоциональным переживанием!). Сейчас, говоря о собственной жизни, мы выделяем те или иные факторы — социальный, религиозный, эстетический, утилитарный, моральный и проч. Однако в первобытности все это выступало как единое целое.
Именно так — не механическая смесь всех этих форм в их зачаточном состоянии, а их единство, иное качество!
Трудно понять? Очень! Более того: мы просто не в состоянии прочувствовать в полной мере, что же это такое — первобытное мышление! Мы лишь можем сделать усилие над собой, своей привычкой логически мыслить, постараться не «навязывать» ее тем, кому она чужда по определению. Так или иначе, следует понять: в архаических обществах люди смотрели на мир по-иному. «Сверхъестественное» и «естественное», «видимое» и «невидимое» были для них нераздельны и одинаково реальны. Закон противоречия почти не действовал, ибо прошлое казалось таким же неотделимым от настоящего, как человек был неотделим от своих предков и потомков. И сам этот «первобытный» человек, и весь его коллектив были связаны с местом, где они жили, с населяющими его зверями и птицами (а также всевозможными духами!) — великим множеством уз. Эти последние сплетали людей и природу, естественное и сверхъестественное в единое, неделимое целое.
При этом очень важно понять и то, что говорить отдельно о «первобытном искусстве», «первобытной религии» и проч. можно лишь условно. В сущности, это искусственное разделение неделимого. Ставить же вопрос: что «первично» — религия или искусство? — вообще бессмысленно. Как утверждает современная наука, и эти, и другие формы общественного сознания, ныне выступающие во многом раздельно, возникли и очень долгое время развивались как единое целое.
Мавсол одобрил все планы Сатира и Пифея, хотя предложенный ими проект не вписывался ни в какие архитектурные каноны того времени. К тому же авторы предложили еще украсить Мавзолей фризами и барельефами. Но царь на затраты не поскупился, и работа закипела. Пока строители мастерили прочный фундамент и возводили первый каменный этаж, четыре прославленных греческих скульптора (Леохар, Скопас, Бриаксис и Тимофей) принялись обрабатывать белый мрамор, задумав изобразить сцены мифологической битвы амазонок с греческими героями. Они же высекали мраморные статуи богов, львов и лошадей для подножия Мавзолея.
