налоговой службы знал, о чем я говорю. И тут вмешался Рик Моран.
— Можем ли мы обсудить вопрос иммунитета для мистера Биркенфельда и выдачи ему повестки?
Даунинг посмотрел на меня.
— Подобные просьбы обычно означают признание вины.
— Мне нужна защита не от вас, — сказал я, — а от швейцарцев. Сам факт моего пребывания здесь уже нарушает кучу швейцарских законов.
— Думаю, что вы хотите слишком многого, — ответил Даунинг. — И слишком быстро.
Карен Келли вновь завопила на меня. Судя по всему, разговаривать по-другому она просто не умела.
— Мы знаем, что вы здесь только потому, что хотите получить награду, которую дают изобличителям.
Он глядел на меня без малейшей иронии.
— И какой же?
— Включить свет.
Короче, по плану Майлса я должен был немедленно найти Шалтая-Болтая и заставить рассказать мне все, что сможет, о V&D. Мы все задокументируем, сделаем копии и адресуем самым разным людям — репортерам, следователям, сторонникам теории заговора — в общем, всем, кого придумаем. Затем мы положим эти конверты в конверты большего размера и отправим надежным друзьям Майлса, работающим в крупных юридических фирмах, знающим об офшорных счетах и владеющим информацией, которая должна оставаться невидимой, но доступной. Майлс снесется с ними тихо и неофициально. Они и не узнают, о чем идет речь. Все, что они будут знать, — если с нами что-то случится, конверты надлежит вскрыть и отправить то, что содержится в них, по почте. Это будет наша страховка. Будем жить в шатком равновесии, как кошка Шредингера. Информация будет одновременно существовать и не существовать, и все смогут жить дальше. Я не знал, что из этого получится и есть ли смысл в таком плане, но ничего лучше придумать не мог. Я настолько вымотался и устал бояться, что ухватился за предложение как за откровение свыше.
— Так, — сказал Майлс, натягивая свитер. — С кем еще ты контактировал после электростанции?
Мне показалось, что у меня остановилось сердце.
Сара.
Однако о том, что цветы роз в то время ценились очень высоко, свидетельствует обычай, уплачивать ими подати и налоги. А вот догадались ли вы, зачем индийским раджам было столько роз?
Для того, чтобы приготавливать из них пахучую розовую воду, заменявшую тогда не известные еще духи.
Если бы только для умывания принцам и принцессам, то ее уходило бы не так уж много. Но эти изнеженные отпрыски царствующих фамилий хотели нигде не разлучаться с розовым ароматом. Дело доходило до того, что в садах, по которым прогуливались эти бездельники, были проведены вдоль дорожек канавки, где журчала вода, источавшая нежный аромат роз. Ясно, что для такого расточительства никаких «розовых» податей не хватало.
* * *
Но даже индусские канавки с розовой водой могут показаться детской забавой по сравнению с причудами римских патрициев.
Отправляясь на морские прогулки, они приказывали грузить на галеры корзины с лепестками роз. И там, где проходило судно такого развлекающегося сумасброда, поверхность моря покрывалась бесчисленными розовыми лодочками, плясавшими на волнах. Рабы полными пригоршнями бросали лепестки за борт, чтобы господин дышал не соленым морским ветром, а нежным цветочным ароматом.
Знаете ли вы, где находится Люцинское озеро? Возьмите подробную карту Италии и, когда найдете его, вспомните, что вся поверхность этого озера во время одного из празднеств была усыпана лепестками роз.
Сколько же цветов пришлось вырастить и погубить для этой пустой и дорогой затеи!..
Дорогостоящий дождь
— Четыре года назад. Веришь или нет, но меня приняли в Принстонский колледж. Я собрался ехать, но тут у отца случился инфаркт. Обширный. Он много недель не выходил на работу. Матери требовалась помощь. Поэтому я отказался от Принстона и доучивался в местной школе, чтобы помочь дома.
— Жалеешь об этом?
— Это лучшее решение в моей жизни.
— А тебе не кажется, что ты отказался отчасти потому, что боялся уезжать из дома?
По идее, я должен был выйти из себя. Скажи такое кто-то другой, я бы взорвался. Но тон Сары был нежным, и спрашивала она бесхитростно и без всякого осуждения.
— Не знаю. Может, и так.
Становилось холодно. Сара вздрогнула и плотнее запахнула пальто.
— У тебя нет ощущения, — сказала она, — что где-нибудь в параллельной вселенной мы были бы уже давно обручены?
Ее слова так поразили меня, что я рассмеялся.
Джон и Найджел, пошатываясь, разошлись по домам. Мы с Дафной отстали и шли вдвоем. Я не знал, что сказать. «К тебе или ко мне?», как вы понимаете, тут не годилось.
— Возможно, мы увидимся завтра вечером, — сказал я. Завтра было одиннадцатое, дата второй встречи, согласно таинственному приглашению, невесть откуда взявшемуся на моей кровати.
Дафна улыбнулась:
— Может быть. Кто знает, что нам готовят? — Она погладила мой локоть. — Ты сегодня отлично выступил. Я знала, что сделала правильный выбор.
— Ты сама была великолепна.
Дафна театрально зевнула и потянулась.
— Ой, глаза закрываются! — Она прильнула ко мне и коротко обняла, затем пожелала спокойной ночи и ушла, оставив меня в замешательстве, как свежевыпотрошенного и выброшенного основного свидетеля.
На следующее утро я проверил свой банковский счет. До конца семестра, то есть до получения очередного чека по студенческому займу, у меня оставалась тысяча долларов. Я снял восемь сотен и купил костюм.
