Если тебя уносит, и тяжелы потери,
Крепче держись за корень
И затвори все двери.
Если вдруг ветер сносит,
Значит, настала осень.
Осень, хоть светит — не греет,
Будто озноб, колотит.
Что-то вокруг происходит?
Сеятель вышел — молотит.
Там вон друзей скосило,
Здесь — уж давно тех нету.
Смерть или жизнь скосила?
Иль разбросало по свету?
Кто разберет, кто подскажет?
Как удержаться, не съехать?
Кто-то ведь смог — не скажет,
Других уже нет на свете.
Ветер-ветрило гонит
Шар из травы по полю.
Как суета исчезла?
Всем сыты мы по горло!
Бури утихли и страсти.
В двери стук: «Вот и, здрасьте!»
Осень пришла, стучится,
А мне бы в тепло перебраться.
Мне бы в ту шаль завернуться,
Что бабой Машей пахнет,
Мне б у печи погреться,
Что затрещит и ахнет.
Блинчиком тыкнуть в масло
И в сахарок — так вкуснее.
Ну, а картошка в мундире
Только с печи — бок краснее.
Бабушка спой мне песню
Про офицера, что с горки
Шел, ты его узнала.
Звали его «мой Федор».
Мы тоже его узнали.
Он так же нам очень дорог.
Ты уж смахни пылинки
С портрета героя Великой,
Который со стенки главной
Смотрит на нас с ухмылкой.
Ты уж не плачешь, нет грусти
В песне твоей печальной.
Память его не отпустит
И звон тот счастливый — венчальный.
Сын на руках годовалый,
В зеркале кудри: «Красавица!»
А что потом? Похоронка
И песня, чтоб не печалится.
Бабы в кругу — вдовье горе
Сегодня в избе клокочет.
А песня то льется, то рвется,
Но замолкать не хочет.
Пропой мне, бабуля, песню,
Склони на бок белые кудри,
И затяни по-нашему
Про казака и подругу.
Как с горки он шел навстречу,
А ты его вдруг узнала,
И на погонах звезды,
Как золото, засияли.
Родимая, вдохновенно
Взгляни на портрет любимый
И вспомни про сорок первый
И взгляд васильково-синий.
«Прекрасный, любимый, милый!» —
Твой взор улетел, мы с вами,
Внучата, и рты открыты —
Мы замерли между вами.
Глядишь ты туда — в сорок первый:
Объятия на вокзале.
И на письмо из штаба:
Где он потерялся, не знали;
Потом на листок похоронки
И в лист из газеты военной:
Что чтили героя, фото,
Слова о штабе с воронкой.
И не прильнуть, ни поплакать
На холмике в дальней сторонке:
Под Харьковом он остался,
А ты — у Кенона с ребенком.
«Красивый мой, лучезарный,
Спасибо за сына Витюшу,
Который твоими глазами,
Глядит на меня через стужу».
А мы, твои внуки, уставились
И между строчек читаем —
Ты эту песню милому поешь,
Как вновь причитаешь.
«Зачем ты мой покой нарушил,
Зачем приехал в наш колхоз».
«Все Гитлер проклятый разрушил», —
Мы, дети, читаем меж строк.
А ты, встрепенувшись, с улыбкой,
Как будто очнувшись от снов,
Погладишь нас по затылку,
И ту же песнь запоешь.
И вновь та картина мелькает,
Как титры немого кино:
Тот — кто-то — наш дед, он спускался
С горы, там, где наше село.
И орден тот ярко сияет,
В глазах у внучат вопрос,
Тот важный вопрос этой песни:
«Зачем ты приехал в колхоз?»
«Зачем повстречала его я?» —
Протяжно бабуля поет.
И мы, вдруг, обнявшись с Сережкой,
С бабулей ту песню поем.
«Зачем он в колхоз наш приехал?
Зачем он встревожил покой?»
А нам ребятишкам — веселье —
С бабулей мы песню поем!
Те счастья минуты украдкой
Припомню, взгрустну, улыбнусь
И в старом альбоме я с рамкой
Старинные фото найду:
Красивые: Федор и Марья
Еще в сорок первом году
Нам с фото улыбки дарят,
А я вновь их песню пою.