После встречи с отцом стало только хуже. На улице царил липкий душный воздух. Такие же тягучие и липкие мысли крутились в гудящей голове. Неужели у всех вокруг есть тот, кого бы они могли без дрожи в руке и сомнений в сердце вот так взять и убить? Может и меня так убьют? За неправильный взгляд, неправильную походку или неправильное происхождение…
Хотелось убежать отсюда, спрятаться, закопаться под землю, но бежать было некуда, а ноги сами принесли меня домой. У подъезда я встретил Ларису Ивановну – мою соседку. Женщине было уже хорошо за сорок. Насколько, я знал, добрую половину жизни она работала в местной больнице и ещё дольше ухаживала за больным братом-инвалидом. Вот и сейчас она пыталась затолкать тяжелую коляску с ничего не понимающим человеком в темные недра подъезда. Я поспешил на помощь, радуясь, тому, что сегодня буду кому-то полезен.
Мы пробрались к лифту, нажали на кнопку, и механизм, чуть загудев, стал опускаться. Лариса Ивановна в это время жаловалась на жизнь, дорожающие продукты и низкие зарплаты. Я заметил, что скоро будет день убийств, а значит могут быть какие-то премии. Она от махнулась:
- Да брось ты, если что-то будет, то по минимуму. А вот проблем от этого дня просто не оберешься!
- Ну да, приставляю сколько горя придется нам всем пережить…
- Кому горе, а кому писанина! – проговорила женщина, проходя в открывшиеся двери лифта. – Знаешь, сколько мы за каждое тело должны бумаг заполнить?
- Но это же люди! – я совершенно не понимал, как она может думать про какие-то бумаги, когда речь идет про человеческие жизни.
- Были людьми, - деловито поправила меня соседка. – А теперь это просто тела. Все мы станем трупами, так чего печалиться? Думать надо о себе. Здесь и сейчас!
Лариса Ивановна вытолкала тяжелую коляску из железной коробки лифта. Брат её всё время что-то недовольно мычал себе под нос.
- Мне вот за Игоря уже второй месяце не доплачивают, уж не знаю, как его и прокормить. – проговорила, Лариса Ивановна, указав на человека в коляске.
- А может сходить…
- Уже ходила, спрашивала, только руками разводят. – Проговорила женщина под шум закрывающихся створок лифта.
Дома было накурено. Лена курила, правда, обычно делала она это на балконе. Сейчас же сигаретный дым лениво плыл по всей квартире.
- Лена, что это такое? – начал недовольно я.
Но девушка не отвечала. Я прошел на кухню и увидел, как моя пассия сидела, задумчиво вглядываясь во вновь включенный телевизор. В руке у нее оставалась зажжённая сигарета.
- Лена! – не выдержал я.
- А? Что? —будто бы выйдя из ступора произнесла девушка.
- Как это понимать? – проговорил я, указывая на полную тарелку бычков, стоящую прямо посреди стола.
— Это? – Лена отвечала очень рассеяно, будто бы плохо понимая, где вообще находится. – Я сейчас уберу…
Она медленно, потушила сигарету, а потом, уставившись на меня, спросила:
- Разве ты не слышал, что произошло?
- Что? – спросил я, совершенно ничего не понимая.
- Сейчас президент выступал. Это по поводу дня. Ну, когда убивать будет можно.
- И что он сказал? – проговорил я, опускаясь на кресло, совершенно теряя интерес к сигаретам.
- Он сказал… - девушка запнулась. – Сказал, что день этот будет через неделю.
- Как так?
— Вот так! Говорит, что экспертная комиссия, которая составляла все эти планы посчитала, что стоит объявить этим днем ближайшее воскресенье.
Лена говорила всё это как-то отстраненно, глядя куда-то сквозь меня. Закончив, она опять потянулась за сигаретой. Я не стал ей мешать, также погрузившись в размышления.
Как же так? Ещё неделю назад никто и подумать не мог о чем-то подобном. А уже в следующее воскресенье по улицам будет струиться вполне законно пролитая кровь…
Автор: М.П. Ваго. Также опубликовано: https://www.litres.ru/maksim-pavlovich-vago/i-moskva-zamolchala/