Это в обычных парах родители могут больше хотеть именно сына или именно дочку - по разным причинам. А от женщин дома Романовых по умолчанию ждали рождения мальчиков. Императорской семье была очень нужна крепкая мужская линия - во избежание путаницы с наследованием престола.
Император Павел I сделал всё, чтобы Россией больше никогда не правили женщины. По сути, его Акт о престолонаследии допускал переход трона к императрице, только если бы в царской семье вообще не осталось мужчин. То есть в случае смерти императора, не имевшего сыновей, власть должна была уйти не к его дочери, а к его следующему по старшинству брату.
В этом плане показательны мемуары Александры Федоровны (супруги Николая I, в тот период еще великого князя Николая Павловича). Её воспоминания о появлении двух старших детей разительно отличаются друг от друга.
После рождения первенца - будущего императора Александра II - молодая мать записала в дневнике:
"Нике <Николай Павлович> целовал меня и плакал, и мы поблагодарили Бога вместе, не зная даже еще, послал ли он нам сына или дочь, но тут подошла к нам Maman и сказала: „Это сын“. Мы почувствовали себя еще более счастливыми при этом известии, но помнится мне, что я ощутила нечто важное и грустное при мысли, что этому маленькому существу предстоит некогда сделаться императором!
Шесть недель после родов прошли для меня самым приятным, и покойным, и однообразным образом; я видалась в это время с весьма немногими… Я пережила чудную минуту, когда понесла новорожденного на руках в Чудовскую церковь, к гробнице св. Алексея".
Обратите внимание - в этот момент Николай Павлович ещё не просто не император, но даже и не планирует им становиться: наследником престола считается его брат. Но Александра уже "на всякий случай" предполагает, что родила будущего правителя.
Год спустя великая великая княгиня описывает вторые роды уже совсем в других красках:
"6 августа 1819 г., в третьем часу ночи, я родила благополучно дочь. Рождение маленькой Мари было встречено ее отцом не с особенной радостью: он ожидал сына; впоследствии он часто упрекал себя за это и, конечно, горячо полюбил дочь".
Как справедливо отмечает Е.В. Первушина, "впоследствии — это, вероятно, тогда, когда в семье родились еще три сына, и мужская линия была надлежащим образом закреплена" [1].
А вот сам будущий император Александр II (а на тот момент великий князь Александр Александрович), словно отыгрываясь за младшую сестру, из всех своих 12 детей от двух браков больше всего любил первенца - девочку по имени Александра. Но всю остальную царскую семью её появление изрядно разочаровало. Особенно недоволен был император Николай I - за два с лишним десятилетия с момента рождения его собственной дочери он в этом плане ничуть не изменился.
Зато царственный дедуля пришёл в неописуемый восторг, когда через год у маленькой Александры появился брат, которого к тому же назвали Николаем. Он даже заставил всех великих князей принести перед колыбелью младенца клятву верности будущему императору...
[Увы, судьба обоих детей - и Александры, и Николая - сложилась печально. Девочка умерла от менингита в неполных семь лет. Эта же болезнь унесла и жизнь наследника престола, которому был всего 21 год].
Но особенно "повезло" в плане пола детей императору Николаю II. Четыре дочки, одна за другой! Двор (и не только российский) злорадствовал практически открыто. В 1913 г. политический деятель, кадет В.П. Обнинский писал: "Свет встречал бедных малюток хохотом" [2].
Рождение старшей дочери Ольги император прокомментировал очень тепло: "Я рад, что у нас родилась девочка. Если бы это был мальчик, он бы принадлежал народу, а девочка принадлежит только нам". Но уже при появлении Татьяны императрица воскликнула: "Боже мой, опять дочь! Что скажет народ?" [3]. После рождения Марии уже не только Россия, но и Европа шепталась о том, что Александра, вероятно, так и не сможет родить царю наследника.
Следующим ребенком Александры и Николая снова оказалась девочка - Анастасия. «Прости, Господи! Все вместо радости почувствовали разочарование, так как ждали наследника, и вот – четвертая дочь», – высказался великий князь Константин.
Сам император никак открыто не высказывал своего разочарования. Но приближенные царственной четы писали в мемуарах, что рождение сына превратилось для Николая и Александры в параноидальную идею. На этом фоне императрица даже перенесла ложную беременность и сильно увлеклась оккультизмом.
Когда же в 1904 году, в разгар русско-японской войны, пушки Петропавловской крепости дали 301 залп, оповещая Петербург о рождении цесаревича Алексея, император наконец-то дал волю эмоциям:
"Я чувствую себя более счастливым от известия о рождении сына и наследника, чем при вестях о победе моих войск, теперь я смотрю в будущее спокойно и без тревоги, ибо знаю – это знак того, что война будет успешно завершена" [4].
[1] Первушина, Е.В. Петербургские женщины XIX века. - Москва : Центрполиграф ; Санкт-Петербург : Русская тройка-СПб, 2013. - 698 с.
[2] Обнинский В.П. Последний самодержец. - М., 1992
[3] Marfa Mouchanow. «My Empress», New York: John Long, 1918, p. 91
[4] Unitarian Register 83, 1904, p. 901
