В полых пещерах, необстрелянных. Там к ним пришли
Никаких стойких признаков ни зимы, ни весны
Благоухающий цветами, ни лета, полного фруктов;
Но слепо и беззаконно они все делали,
Пока я не научил их, как восходят звезды
И погружены в тайну, и придуманы для них
Число, создатель философий,
Синтез букв, и, кроме,
Создатель всего сущего, память
Эта милая муза-мать. Я был первым, кто иго
Подневольные звери... .
И никто, кроме меня, не создавал корабли. . . .
И я,
Кто придумал для смертных все эти искусства,
Теперь у меня не осталось никакого устройства, чтобы спасти себя.43
Вся земля скорбит вместе с ним.“В морских волнах раздается крик, когда они падают вместе, и стон в глубине; вопль поднимается из пещерных царств смерти”. Все народы посылают свои соболезнования этому политзаключенному и просят его помнить, что страдание посещает всех: “Горе ходит по земле и садится к ногам каждого по очереди”. Но они ничего не делают, чтобы освободить его. Океан советует ему уступить, “видя, что тот, кто правит, правит жестокостью, а не по праву”; и хор Океанидов, дочерей моря, задается вопросом, заслуживает ли человечество страданий ибо с таким распятием. ”Нет, твоя жертва была беспомощной, о возлюбленный ... Разве ты не видел расу людей, как мало усилий и энергии у мечтателей, закованных в цепи? " 44 Тем не менее они так восхищаются им, что, когда Зевс угрожает сбросить его в Тартар, они остаются рядом с ним и сталкиваются с ним, как с молнией, которая уносит их и Прометея в бездну. Но Прометею, будучи богом, отказано в послаблении смерти. В потерянном заключении трилогии он поднимается из Тартара, чтобы снова быть прикованным к горной скале, и Зевс поручает стервятнику выгрызть сердце Титана. Сердце растет ночью так же быстро, как стервятник пожирает его днем; таким образом, Прометей страдает на протяжении тринадцати поколений людей. Затем добрый великан Геракл убивает стервятника и убеждает Зевса освободить Прометея. Титан раскаивается, примиряется со Всемогуществом и надевает на свой палец железное кольцо необходимости.
В этой простой и мощной трилогии Эсхил задал тему греческой драмы—борьбы человеческой воли против неизбежной судьбы—и тему жизни Греции в пятом веке—конфликт между мятежной мыслью и традиционной верой. Его заключение консервативно, но он знает дело мятежника и выражает ему все свое сочувствие; даже у Еврипида мы не найдем такого критического взгляда на Олимп. Это еще одна Затерянная история, в которой Падший Ангел, несмотря на благочестие поэта, является героем повести. Вероятно, Мильтон часто вспоминал Титана Эсхила, когда тот сочинял такие красноречивые речи для сатаны. Гете любил эту пьесу и использовал Прометея в качестве рупора в непочтительной юности; Байрон сделал его образцом почти всех своих "я"; а Шелли, всегда находившийся в противоречии с судьбой, вернул историю к жизни в Прометее Несвязанным, где мятежник никогда не сдается. Легенда скрывает дюжину аллегорий: страдание-это плод древа познания; знать будущее-значит прогрызть себе сердце; освободитель всегда распят; и в конце концов человек должен принять пределы,человек мусс энцаген, должен выполнить свою цель в природе вещей. Это благородная тема, и она помогает величественному языку Эсхила превратить Прометея в трагедию в“великом стиле”. Никогда еще война между знанием и суеверием, просвещением и мракобесием, гением и догмой не была так ярко изображена или поднята до более высокого уровня символов и высказываний. “Другие постановки греческих трагиков, - сказал Шлегель, - это так много трагедий; но это сама Трагедия”45.
Тем не менее, Теорестея еще больше—по общему согласию, лучшее достижение в греческой драме, возможно, во всей драме.46 Она была выпущена в 458 году, вероятно, через два года после смерти Пророка и за два года до смерти автора. Тема-роковое порождение насилия насилием и неизбежное наказание, из поколения в поколение, за наглую гордыню и излишества. Мы называем это легендой, но греки, возможно, справедливо, называли это историей. История, рассказанная каждым из великих драматургов Греции, может быть Называли Детьми Тантала, ибо именно он, фригийский царь, так безрассудно гордившийся своим богатством, начал длинную цепь преступлений и призвал к мести фурий, похитив нектар и амброзию богов и дав божественную пищу Пелопсу, своему сыну; в каждую эпоху некоторые люди приобретают больше богатства, чем подобает мужчине,и используют его, чтобы испортить своих детей. Мы видели, как Пелопс нечестным путем захватил трон Елиса, убил своего сообщника и женился на дочери царя, которую он обманул и убил. От Гипподамии у него было трое детей: Тиест, Аэропа и Атрей. Тиест соблазнил Аэропу; Атрей, чтобы отомстить за свою сестру, подал ему детей своего брата на пиру; после чего Эгист, сын Тиеста от дочери Тиеста, поклялся отомстить Атрею и его роду. У Атрея было два сына, Агамемнон и Менелай. Агамемнон женился на Клитемнестре и родил от нее двух дочерей, Ифигению и Электру, и одного сына, Ореста. В Авлиде, где его корабли были остановлены по пути в Трою, Агамемнон, к ужасу Клитемнестры, принес в жертву Ифигению, чтобы заставить дуть ветры. Пока Агамемнон осаждал Трою, Эгист ухаживал за своей задумчивой женой, завоевал ее и вступил с ней в заговор, чтобы убить царя. Именно в этот момент Эсхил начинает рассказ.
В Аргос пришла весть, что война окончена, и гордый Агамемнон—“облаченный в сталь, и армии дрожали от его гнева”—высадился на берегах Пелопоннеса и приближается к Микенам. Хор Старейшин появляется перед царским дворцом и в зловещем пении напоминает об отказе Агамемнона от Ифигении: