В 1980 г., после того, как американское эмбарго на торговлю с СССР напомнило о зависимости страны от экспорта зерна, Горбачев добился от руководства решения о разработке специальной Продовольственной программы. Горбачев вспоминает: «В январе 1980 года Брежнев пригласил к себе Громыко, Устинова и меня. Впервые я оказался в столь узком кругу, где фактически принимались важнейшие решения, определявшие судьбы страны. Вначале Громыко и Устинов подробно и весьма оптимистично изложили свои оценки положения в Афганистане. Мне же пришлось докладывать о весьма тревожной продовольственной ситуации. Сообщение обеспокоило всех присутствовавших.
Прод н комом. Не та сковорода, не то тесто. Позднее Горбачев был готов уступить авторство, тем более, что первоначальный замысел воплотить в жизнь просто не дали. Но в те первые годы переломных восьмидесятых Горбачев становился творцом истории, от которого уже зависело направление ее русла. У него уже были социальные идеи, которые воплощались в жизнь через конфликт, через риск потерять все. Горбачев все явственнее становился «человеком идейным». Если бы режим «равновесия» («застоя») в стране был прочнее, это стоило бы Горбачеву карьеры. Но недвижное равновесие и самая недвижная фаза интеграции, установленная на закате брежневского правления, изжила себя. Страна и ее олигархи испытывали потребность в реформаторах — своих, вышколенных, осторожных, преданных Системе. Горбачев казался таким — с крестьянской простоватостью и чиновничьим послушанием. Может быть, он и был еще таким. Пока. Когдато такой «имидж» помог и Хрущеву занять кремлевский тр