albis et virginum liliis candida;
salutem dicimus tibi per omnia;
te benedicimus; salve per saecula!
“О благородный Рим, из всего этого мира королева, из всех городов самый превосходный! О рубиново-красная с розовой кровью мучеников, но белая с лилиями, чистыми от девственниц; мы приветствуем тебя во все годы; мы благословляем тебя; во все поколения славься!”
К этим разнообразным религиозным службам Церковь добавила социальные службы. Она учила достоинству труда и практиковала его в сельском хозяйстве и промышленности своих монахов. Она освятила организацию труда в гильдиях и организовала религиозные гильдии для выполнения благотворительных работ.103 Каждая церковь была убежищем с правом убежища, в котором преследуемые люди могли найти какое-то бездыханное убежище, пока страсти их преследователей не уступят судебным процессам; вытаскивать людей из такого убежища было святотатством, влекущим за собой отлучение. То церковь или собор были социальным, а также религиозным центром деревни или города. Иногда священный участок или даже сама церковь использовались, с добродушного согласия священнослужителей, для хранения зерна, сена или вина, для измельчения кукурузы или варки пива.104 Там большинство жителей деревни были крещены, там большинство из них будут похоронены. Там по воскресеньям собирались люди постарше, чтобы посплетничать или обсудить, а молодые мужчины и женщины-посмотреть и быть увиденными. Там собрались нищие, и в Церкви раздали милостыню. Там было собрано почти все искусство, которое знала деревня украсьте Дом Божий; и бедность тысячи домов была освещена славой этого храма, который люди построили своими монетами и руками и который они считали своим собственным, своим коллективным и духовным домом. На церковной колокольне колокола звонили в часы дня или призывали к службе и молитве; и музыка этих колоколов была слаще, чем любая другая, за исключением гимнов, которые связывали голоса и сердца в одно целое или согревали охлажденную веру песнопениями мессы. От Новгорода до Кадиса, от Иерусалима до Гебридских островов шпили и шпили опасно вздымались в небо, потому что люди не могут жить без надежды и не согласятся умереть.
V. КАНОНИЧЕСКОЕ ПРАВО
Наряду с этой сложной и красочной литургией был разработан еще более сложный свод церковного законодательства, который регулировал поведение и решения Церкви, управляющей более широкой и разнообразной сферой, чем любая империя того времени. Каноническое право—“закон правления” Церкви —это медленное накопление старых религиозных обычаев, отрывков из Священных Писаний, мнений Отцов Церкви, законов Рима или варваров, постановлений Церковных соборов, а также решений и мнений пап. Некоторые части Кодекса Юстиниана были адаптированы для регулирования поведения духовенства; другие части были переработаны в соответствии со взглядами Церкви на брак, развод и завещания. Сборники церковного законодательства были составлены в шестом и восьмом веках на Западе и периодически византийскими императорами на Востоке. Законы Римской церкви получили свою окончательную средневековую формулировку Грацианом около 1148 года.
Будучи болонским монахом, Грациан, возможно, учился у Ирнерия в тамошнем университете; несомненно, его дайджест свидетельствует о широком знакомстве как с римским правом, так и со средневековой философией. Он назвал свою книгу Concordia discordantium canonum—примирение несогласованных правил; последующие поколения назвали ее hisDecretum. Он привел в порядок и последовательность законы и обычаи, соборные и папские указы Церкви вплоть до 1139 года, касающиеся ее доктрины, ритуалов, организации и управления, содержания церковной собственности, процедура и прецеденты церковных судов, регулирование монашеской жизни, брачный договор и правила завещания. Метод изложения, возможно, проистекал из книги Абеляра "Sic et non" и, в свою очередь, оказал некоторое влияние на схоластический метод после Грациана: он начинался с авторитетного предложения, цитировал утверждения или прецеденты, противоречащие ему, стремился разрешить противоречие и добавил комментарий. Хотя эта книга не была принята средневековой Церковью в качестве окончательного авторитета, она стала для охватываемого ею периода незаменимым и почти священным текстом. Григорий IX (1234), Бонифаций VIII (1294) и Климент V (1313) добавили дополнения; эти и некоторые незначительные дополнения были опубликованы в книге Грациана в 1582 году asCorpus iuris canonici, свод канонического—церковного-регулирующего—права, сопоставимый с Corpus iuris civilis Юстиниана.*
Действительно, область, охватываемая каноническим правом, была шире, чем та, которая охватывается любым современным гражданским кодексом. Он охватывал не только структуру, догматы и деятельность Церкви, но и правила обращения с нехристианами в христианских землях; процедуру расследования и пресечения ереси; организацию крестовых походов; законы о браке, законности, приданом, супружеской неверности, разводе, завещаниях, погребении, вдовах и сиротах; законы о клятве, лжесвидетельстве, святотатстве, богохульстве, симонии, клевете, ростовщичестве и справедливой цене; правила для школ и университеты; Перемирие Божье и другие средства ограничения войны и организации мира; ведение епископских и папских судов; использование отлучения, анафемы и запрета; применение церковных наказаний; отношения между гражданскими и церковными судами, между государством и Церковью. Этот обширный свод законов считался Церковью обязательным для всех христиан, и она оставляла за собой право наказывать за любое его нарушение различными физическими или духовными наказаниями, за исключением того, что ни один церковный суд не должен был выносить“кровавый приговор”—я.е. приговорить к высшей мере наказания.
Обычно, до инквизиции, Церковь полагалась на духовные ужасы. Незначительное отлучение исключало христианина из таинств и ритуалов Церкви; любой священник мог произнести это наказание; и для верующих это означало вечный ад, если смерть настигнет преступника до того, как наступит отпущение грехов. Серьезное отлучение от церкви (единственный вид, который сейчас используется Церковью) могло быть вынесено только соборами или прелатами выше священника и только в отношении лиц, находящихся в их юрисдикции. Это лишило жертву всех законных или духовных прав связь с христианской общиной: он не мог подавать в суд, наследовать или совершать какие-либо законные действия, но на него могли подать в суд; и ни один христианин не должен был есть или разговаривать с ним под страхом незначительного отлучения. Когда король Франции Роберт был отлучен от церкви (998) за то, что женился на своей кузине, его бросили все придворные и почти все слуги; двое оставшихся слуг бросили в огонь продукты, оставленные им во время еды, чтобы они не были загрязнены ими. В крайних случаях Церковь добавляла к отлучению анафему—проклятие, вооруженное и подробное со всем тщательным плеоназмом юридической фразеологии. В качестве последнего средства папа мог наложить запрет на любую часть христианского мира, то есть приостановить все или большинство религиозных служб. Люди, чувствующие потребность в таинствах и страшащиеся смерти, наступающей за непрощенные грехи, рано или поздно заставляли отлученного от Церкви человека примириться с Церковью. Такие запреты были наложены на Францию в 998 году, Германию в 1102 году, Англию в 1208 году, сам Рим в 1155 году.
Чрезмерное использование отлучения от церкви и запрета ослабило их эффективность после одиннадцатого века.105 Папы время от времени использовали запрет в политических целях, как, например, когда Иннокентий II пригрозил Пизе запретом, если она не присоединится к Тосканской лиге.106 Массовых отлучений—например, за ложное возвращение причитающейся Церкви десятины—было так много, что большие части христианской общины были объявлены вне закона сразу или не зная об этом; и многие, кто знал об этом, игнорировали проклятие или смеялись над ним.107 Милан, Болонья и Флоренция трижды подвергались массовым отлучениям от церкви в тринадцатом и четырнадцатом веках; Милан игнорировал третий эдикт в течение двадцати двух лет. Епископ Гийом ле Мэр сказал в 1311 году:“Я иногда своими глазами видел триста или четыреста отлученных от церкви в одном приходе и даже семьсот … которые презирали Власть Ключей и произносили богохульные и скандальные слова против Церкви и ее служителей”108. Филипп Август и Филипп Прекрасный мало обращали внимания на указы, которые отлучали их от церкви.
Такое случайное безразличие ознаменовало начало падения авторитета канонического права над мирянами Европы. Подобно тому, как Церковь взяла под свое правление столь обширную область человеческой жизни, когда в первом христианском тысячелетии светская власть пришла в упадок, так и в тринадцатом и четырнадцатом веках, по мере укрепления светского правления, гражданский закон отвоевывал одну фазу за другой в человеческих делах от канонического права. Церковь должным образом победила в вопросе церковных назначений; в большинстве других областей ее авторитет начал снижаться—в образовании, браке, морали, экономике и войне. Государства, выросшие под защитой и с разрешения созданного ею социального порядка, объявили себя совершеннолетними и начали тот длительный процесс секуляризации, который завершается сегодня. Но работа канонистов, как и большая часть творческой деятельности, не была утрачена. Она подготовила и обучила величайших государственных деятелей Церкви; она участвовала в передаче римского права современному миру; она повысила юридические права вдов и детей и установила принцип приданого в гражданском праве Западной Европы109;и она помогла сформировать форму и термины схоластической философии. Каноническое право было одним из главных достижений средневекового разума.
VI. ДУХОВЕНСТВО
Средневековый жаргон делил всех людей на два класса: тех, кто жил под религиозным правлением, и тех, кто жил“в мире”. Монах был “религиозным”, как и монахиня. Некоторые монахи также были священниками и составляли “обычное духовенство”, то есть духовенство, следующее монашескому правилу (regula). Все остальное духовенство называлось“светским”, как живущее в “мире” (saeculum). Все чины духовенства отличались тонзурой—выбритой макушкой головы—и носили длинную рясу любого цвета, кроме красного или зеленого, застегнутую с головы до ног. Термин“энергия”включал в себя не только те, которые относятся к "второстепенным заказам", т. е., церковные привратники, чтецы, экзорцисты и послушники—но все студенты университетов, все преподаватели и все, кто, приняв постриг в качестве студентов, позже стали врачами, юристами, художниками, писателями или служили бухгалтерами или литературными помощниками; отсюда более позднее сужение терминов церковный и церковный. Священнослужителям, не получившим высших орденов, разрешалось вступать в брак и заниматься любой уважаемой профессией, и они не были обязаны продолжать постриг.
Три“главных” или “священных ордена " —субдьякон, дьякон, священник—были безвозвратными и, как правило, закрывали дверь к браку после одиннадцатого века. Случаи брака или сожительства в латинском духовенстве после Григория VII зафиксированы 110,но они становятся все более и более исключительными.* Приходскому священнику приходилось довольствоваться духовными радостями. Поскольку приход обычно граничил с поместьем или деревней, он обычно назначался владетелем поместья111 в сговоре с епископом. Он редко был образованным человеком, так как университетское образование было дорогие и редкие книги; этого было достаточно, если бы он мог читать требник и миссал, совершать таинства и организовывать приход для богослужения и благотворительности. Во многих случаях он был всего лишь авикариусом, викарием или заместителем, нанятым настоятелем для выполнения религиозной работы прихода за четвертую часть доходов“благотворительности”; таким образом, один настоятель мог проводить четыре или пять благотворительных акций, в то время как приходской священник жил в скромной бедности,112 пополняя свой доход“алтарными сборами” за крещения, браки, похороны и мессы за умерших. Иногда, в классовой войне, он становился на сторону бедный, как Джон Болл.113 Его нравственность не могла сравниться с нравственностью современного священника, которого религиозная конкуренция заставила вести себя наилучшим образом; но в целом он выполнял свою работу с терпением, совестью и добротой. Он навещал больных, утешал скорбящих, учил молодежь, бормотал свой требник и принес немного нравственной и цивилизованной закваски грубому и похотливому населению. Многие приходские священники, по словам их самого жестокого критика,“были солью земли.114“Ни одна другая группа людей,-сказал свободомыслящий Леки, - никогда не проявляла более целеустремленного и не от мира сего рвения, не преломляемого никакими личными интересами, не жертвуя долгу самым дорогим из земных предметов и не встречая бесстрашного героизма во всех формах трудностей, страданий и смерти” 115.
Священство и епископат составляли сакердотий, или жреческий орден. Епископ был священником, выбранным для координации нескольких приходов и священников в одной епархии. Первоначально и теоретически он был избран священниками и людьми; обычно, до Григория VII, его называл барон или король; после 1215 года он был избран соборным капитулом в сотрудничестве с папой. На его попечение были переданы многие светские, а также церковные дела, и его епископский суд рассматривал некоторые гражданские дела, а также все дела, связанные с духовенством любого ранга. У него была власть назначать и смещать священников; но его власть над настоятелями и монастырями в его епархии уменьшилась в этот период, поскольку папы, опасаясь власти епископов, поставили монашеские ордена под прямой папский контроль. Его доходы частично поступали от его приходов, в основном от поместий, принадлежащих его епархии; иногда он отдавал приходу больше, чем получал от него. Кандидаты на епископство обычно соглашались платить—сначала королю, затем папе—плату за их выдвижение; и как светские правители они иногда уступали любезной слабости назначая родственников на выгодные должности; папа Александр III жаловался, что “когда Бог лишил епископов сыновей, дьявол дал им племянников”. 116 Многие епископы жили в роскоши, как и подобало феодалам; но многие были поглощены своими духовными и административными задачами. После реформы епископата Львом IX епископы Европы были, по уму и нраву, лучшей группой людей в средневековой истории.
Над епископами провинции стоял архиепископ или митрополит. Он один мог созвать церковный совет провинции или председательствовать на нем. Некоторые архиепископы по своему характеру или богатству управляли почти всей жизнью своих провинций. В Германии архиепископы Гамбурга, Бремена, Кельна, Трира, Майнца, Магдебурга и Зальцбурга были могущественными феодалами, которые в нескольких случаях были выбраны императорами для управления империей или в качестве послов или королевских советников; архиепископы Реймса, Руана и Кентербери играли аналогичную роль во Франции, Нормандии и Англии. Некоторые архиепископы—Толедский, Лионский, Нарбоннский, Реймсский, Кельнский, Кентерберийский—были провозглашены “предстоятелями” и пользовались обсуждаемой властью над всеми духовенствами своего региона.
Епископы, собравшиеся на собор, периодически составляли представительное правительство Церкви. В последующие века эти соборы претендовали на власть, превосходящую власть папы; но в этот век величайших понтификов никто в Западной Европе не ставил под сомнение высший церковный и духовный авторитет римского епископа. Скандалы десятого века были искуплены добродетелями Льва IX и Гильдебранда; среди колебаний и борьбы двенадцатого века власть папства росла до тех пор, пока в Невинном III, он утверждал, что распространяется по всей земле. Короли и императоры держали стремя и целовали ноги облаченного в белое Слуги Слуг Божьих. Папство было теперь высшим достижением человеческих амбиций; лучшие умы того времени готовились в строгих школах теологии и права к месту в иерархии Церкви; и те, кто поднялся на вершину, были людьми умными и смелыми, которых не пугала задача управления континентом. Их личная смерть едва ли нарушила проведение политики, сформированной ими и их советами; то, что Григорий VII оставил незавершенным, Иннокентий III завершил; а Иннокентий IV и Александр IV довели до победного конца борьбу, которую Иннокентий III и Григорий IX вели против имперского окружения папства.
Теоретически власть папы была основана на его преемственности власти, дарованной апостолам Христом; в этом смысле управление Церковью было теократией—правлением народа через религию земными наместниками Бога. В другом смысле Церковь была демократией: каждый человек в христианском мире, за исключением умственно или физически неполноценных, осужденного преступника, отлученного от церкви и раба, имел право на священство и папство. Как и в любой системе, богатые имели более широкие возможности подготовиться к долгому иерархическому восхождению; но карьера была открыта для всех, и успех в основном определялся талантом, а не происхождением. Сотни епископов и несколько пап вышли из рядов бедняков.117 Этот приток свежей крови в иерархию из всех рангов постоянно питал интеллект духовенства и“на протяжении веков был единственным практическим признанием равенства людей”.*
В 1059 году, как мы видели, право выбирать папу было предоставлено только“кардиналам-епископам”, расквартированным недалеко от Рима. Эти семь кардиналов были постепенно увеличены папским назначением из разных стран до Священной коллегии из семидесяти членов, которые были отмечены своими красными шапочками и пурпурными мантиями и составляли новый ранг в иерархии, уступая только самому папе.
С помощью таких людей, а также большого штата священнослужителей и других должностных лиц, составляющих папскую курию или исполнительный и судебный суд, папа управлял духовной империей, которая в тринадцатом веке находилась на пике своего развития. Он один мог созвать общий собор епископов, и их законодательство не имело силы, кроме как после утверждения его указом. Он был свободен толковать, пересматривать и расширять каноническое право Церкви, а также предоставлять разрешения из ее правил. Он был последним апелляционным судом по решениям епископских судов. Только он один мог отпустить некоторые тяжкие грехи, или дать большие индульгенции, или канонизировать святого. После 1059 года все епископы должны были присягнуть ему в повиновении и подчиниться надзору за своими делами со стороны легатов папы. Такие острова, как Сардиния и Сицилия, такие страны, как Англия, Венгрия и Испания, признали его своим феодалом и прислали ему дань. Через епископов, священников и монахов его глаза и руки могли быть во всех частях его королевства; эти люди составляли службу разведки и управления, с которой не могло конкурировать ни одно государство. Постепенно, незаметно, власть Рима была восстановлена над Европой благодаря удивительной силе слова.
VII. ВЕРХОВНОЕ ПАПСТВО: 1085-1294
Конфликт между Церковью и государством из—за мирских инвестиций не умер с Григорием VII и очевидным триумфом Империи; он продолжался в течение целого поколения через несколько понтификатов и достиг компромисса в Конкордате Вормса (1122) между папой Каликстом II и императором Генрихом V. Генрих передал Церкви“все инвестиции кольцом и посохом” и согласился, что выборы епископов и аббатов “должны проводиться канонически”—т. е. быть сделаны затронутым духовенством или монахами - “и должны быть свободны от всякого вмешательства” и симонии. Каликст признал, что в Германии выборы епископов или аббатов, владеющих землями от короны, должны проводиться в присутствии короля; что при спорных выборах король может принять решение между претендентами после консультаций с епископами провинции; и что аббат или епископ, владеющий землями от короля, должен передать ему все феодальные обязательства, причитающиеся от вассала сюзерену.118 Аналогичные соглашения уже были подписаны для Англии и Франции. Каждая сторона заявила о своей победе. Церковь добилась значительного прогресса в направлении автономии, но феодальная связь продолжала давать королям преобладающий голос в выборе епископов во всей Европе.119
В 1130 году коллегия кардиналов разделилась на фракции; одна выбрала Иннокентия II, другая-Анаклета II. Анаклет, хотя и происходил из знатной семьи Пьерлеони, имел еврейского деда, принявшего христианство; его противники называли его“иудео-понтификом”; а святой Бернард, который в других случаях был дружелюбен к евреям, написал императору Лотэру II, что “к стыду Христа, человек еврейского происхождения занял кафедру святого Петра”—забыв о происхождении Петра. Большая часть духовенства и все европейские короли, кроме одного, поддерживали Невиновных. Население Европы развлекалось клеветой, обвиняя Анаклета в кровосмешении и в разграблении христианских церквей, чтобы обогатить его еврейских друзей; но народ Рима поддерживал его до самой смерти (1138). Вероятно, именно история Анаклета привела к легенде четырнадцатого века об Андреасе “еврейском папе”119a.
Адриан IV (1154-9) снова стал примером церковных талантов карьера оверто. Николас Брейкспир родился в Англии в семье низкого происхождения и, придя нищим в монастырь, вырос благодаря своим способностям быть аббатом, кардиналом и папой. Он даровал Ирландию Генриху II Английскому, заставил Барбароссу целовать его ноги и почти вынудил великого императора уступить папам право распоряжаться королевскими тронами. Когда Адриан умер, большинство кардиналов выбрали Александра III (1159-81), меньшинство выбрало Виктора IV. Барбаросса, думая восстановить власть, которой когда-то обладали Германские императоры, претендовавшие на папство, пригласили обоих мужчин предъявить ему свои претензии; Александр отказался, Виктор согласился; и на Синоде в Павии (1160) Барбаросса признал Виктора папой. Александр отлучил Фридриха от церкви, освободил подданных императора от гражданского повиновения и помог восстанию в Ломбардии. Победа Ломбардской лиги при Леньяно (1176) унизила Фредерика. Он помирился с Александром в Венеции и еще раз поцеловал ноги папы. Тот же понтифик вынудил Генриха II Английского босиком отправиться к могиле Бекета и там принять дисциплину от каноников кентерберийских. Именно долгая борьба Александра и его полная победа проложили прямой путь одному из величайших пап.
Иннокентий III родился в Ананьи, недалеко от Рима, в 1161 году. Как Лотарио деи Конти, сын графа Сеньи, он обладал всеми преимуществами аристократического происхождения и культурного воспитания. Он изучал философию и теологию в Париже, каноническое и гражданское право в Болонье. Вернувшись в Рим, благодаря своему мастерству как в дипломатии, так и в доктрине, а также своим влиятельным связям, он быстро продвинулся по церковной лестнице; в тридцать лет он был кардиналом-дьяконом; а в тридцать семь, хотя все еще не был священником, он был единогласно избран папой (1198). В один день он был рукоположен, а на следующий-освящен. Ему повезло, что император Генрих VI, который получил контроль над Южной Италией и Сицилией, умер в 1197 году, оставив трон трехлетнему Фридриху II. Иннокентий энергично ухватился за эту возможность: сверг немецкого префекта в Риме, изгнал немецких феодалов из Сполето и Перуджи, получил подчинение Тосканы, восстановил правление папства в Папских государствах, был признан вдовой Генриха правителем Двух Сицилий и согласился быть опекуном ее сына. За десять месяцев Иннокентий стал хозяином Италии.
По имеющимся свидетельствам, он обладал лучшим умом своего времени. В свои тридцать с небольшим лет он написал четыре богословских труда; они были учеными и красноречивыми, но они затерялись в блеске его политической славы. Его высказывания в качестве папы характеризовались ясностью и логикой мышления, уместностью и остротой фраз, которые могли бы сделать его блестящим Аквинским или ортодоксальным Абеляром. Несмотря на свой небольшой рост, он производил властное впечатление своими проницательными глазами и строгим смуглым лицом. Он был не лишен юмора; он хорошо пел и сочинял поэзия; у него была нежная сторона, и он мог быть добрым, терпеливым и лично терпимым. Но в учении и морали он не допускал никаких отклонений от догматов или этики Церкви. Мир христианской веры и надежды был империей, которую он был призван защищать; и, как любой король, он охранял свое королевство мечом, когда слова было недостаточно. Рожденный для богатства, он жил в философской простоте; в эпоху всеобщей продажности он оставался неподкупным;120 сразу же после своего посвящения он запретил чиновникам своей курии взимать плату за свои услуги. Ему нравилось видеть, как богатства мира обогащают престол Петра, но он управлял папскими фондами достаточно честной рукой. Он был непревзойденным дипломатом и умеренно разделял неохотную безнравственность этой выдающейся профессии121.Как будто одиннадцать веков миновали, он был римским императором, скорее стоиком, чем христианином, и никогда не сомневался в своем праве править миром.
С таким количеством сильных пап в свежей памяти Рима было естественно, что Иннокентий основывал свою политику на вере в святость и высокую миссию своего поста. Он тщательно поддерживал пышность и величие папской церемонии и никогда публично не унижался перед императорским достоинством. Искренне считая себя наследником сил, которые, по общему признанию, были даны Сыном Божьим апостолам и Церкви, он вряд ли мог признать какую-либо власть равной своей собственной.“Господь оставил Петру, - сказал он, - власть не только над всей Церковью, но и над всем миром."122 Он не претендовал на верховную власть в земных или чисто светских делах, за исключением Папских государств;123 но он настаивал на том, что там, где духовная власть противоречит светской, духовная власть должна быть выше светской, как солнце выше луны. Он разделял идеал Григория VII—что все правительства должны принять место в мировом государстве, главой которого должен быть папа, обладающий верховной властью над всеми вопросами справедливости, морали и веры; и на какое-то время он почти осуществил эту мечту.
В 1204 году, благодаря завоеванию Константинополя крестоносцами, он достиг одной части своих планов: греческая Церковь подчинилась римскому епископу, и Иннокентий мог с радостью говорить о“бесшовной одежде Христа”. Он привел Сербию и даже далекую Армению под власть Римского престола. Постепенно он добился контроля над церковными назначениями и сделал могущественную епископию органом и слугой папства. В результате поразительной последовательности жизненно важных конфликтов он свел властителей Европы к беспрецедентному признанию своего суверенитета. Его политика была наименее эффективной в Италии: он потерпел неудачу в неоднократных попытках положить конец войнам итальянских городов-государств; а в Риме его политические враги сделали его жизнь настолько опасной, что на какое-то время ему пришлось избегать своей столицы. Король Норвегии Сверре (1184-1202) успешно сопротивлялся ему, несмотря на отлучение от церкви и запрет.124 Филипп II Французский проигнорировал его приказ заключить мир с Англией, но уступил настояниям папы, чтобы он вернул свою отвергнутую жену. Альфонсо IX Леонского убедили отказаться от Беренгарии, на которой он женился в рамках запрещенных степеней родства. Португалия, Арагон, Венгрия и Болгария признали себя феодальными владениями папства и ежегодно посылали ему дань. Когда папа Иоанн отверг назначение Иннокентием Лэнгтона архиепископом Кентерберийским, папа заставил его с помощью запрета и хитрой дипломатии добавить Англию в список папских владений. Иннокентий расширил свою власть в Германии, поддержав Оттона IV против Филиппа Швабского, затем Филиппа против Оттона, затем Оттона против Фридриха II, затем Фридриха против Оттона, в каждом случае требуя уступки папству как цена его благосклонности и освобождение Папских государств от угрозы окружения. Он напомнил императорам, что именно папа “перевел” империю, или имперскую власть, от греков к франкам; что Карла Великого сделали императором только папским помазанием и коронацией; и что то, что дали папы, они могут отнять. Византийский гость в Риме описал Иннокентия как“преемника не Петра, а Константина”125.
Он отразил все светские попытки обложить налогом христианское духовенство без согласия папы. Он предоставлял папские средства нуждающимся священникам и трудился над улучшением образования духовенства. Он повысил социальный статус духовенства, определив Церковь не как всех верующих христиан, а как все христианское духовенство. Он осудил епископское или монашеское поглощение приходской десятины за счет приходского священника.126 Чтобы исправить монашескую распущенность, он приказал регулярно следить за монастырями и монастырями и посещать их. Его законодательство сводило к порядку сложные отношения духовенства и мирян, священника и епископа, епископа и папы римского. Он превратил папскую курию в эффективный советский, административный и судебный суд; теперь она стала самым компетентным руководящим органом своего времени, а ее методы и терминология помогли сформировать искусство и технику дипломатии. Сам Иннокентий, вероятно, был лучшим адвокатом своего времени, способным найти юридическую поддержку в логике и прецедентах для каждого принятого им решения. Юристы и ученые люди часто посещали“консисторию”, где он председательствовал над кардиналами в качестве высшего церковного суда, чтобы извлечь выгоду из его дискуссий и решений по вопросам гражданского или канонического права. Некоторые называли гимПатра Юриса, Отца закона;127 другие с нежным юмором называли его Соломоном III.128
В своем окончательном триумфе в качестве законодателя и папы он председательствовал в 1215 году на Четвертом Латеранском соборе, состоявшемся в церкви Святого Иоанна Латеранского в Риме. На этот двенадцатый вселенский собор прибыло 1500 аббатов, епископов, архиепископов и других прелатов, а также полномочных представителей из всех важных стран объединенного христианского мира. Вступительное слово Папы было смелым признанием и вызовом: “Коррумпированность народа имеет свой источник в духовенстве. Из этого проистекают пороки христианского мира: вера погибает, религия искажается… правосудие попирается ногами, еретики множатся, раскольники становятся осмелев, неверующие становятся сильнее, сарацины торжествуют”129. Собранная здесь мощь и интеллект Церкви позволили полностью подчинить себя одному человеку. Его решения стали постановлениями Совета. Это позволило ему пересмотреть основные догматы Церкви; теперь впервые доктрина пресуществления была официально определена. Она приняла его указы, требующие, чтобы нехристиане носили отличительный знак в христианских землях. Она с энтузиазмом откликнулась на его призыв к войне против альбигойских еретиков. Но она также последовала его примеру в признавая недостатки Церкви. Он осудил торговлю поддельными реликвиями. Он сурово осудил “нескромные и излишние индульгенции, которые некоторые прелаты ... не боятся даровать, в результате чего Ключи Церкви становятся презренными, а удовлетворение от покаяния лишается своей силы”130. Он предпринял попытку далеко идущей реформы монашеской жизни. Он осудил пьянство священнослужителей, безнравственность и тайные браки и принял решительные меры против них; но он осудил утверждение альбигойцев о том, что все половые сношения греховны. По своей посещаемости, масштабу и последствиям Четвертый Латеранский собор был самым важным собранием Церкви со времен Никейского собора.
С этого пика своей карьеры Иннокентий быстро пошел на спад и рано умер. Он так неустанно отдавался управлению и расширению своего офиса, что в пятьдесят пять лет был совершенно измотан.” У меня нет досуга, - сокрушался он, - чтобы размышлять о сверхземных вещах. Я едва могу дышать. Мне так много приходится жить для других, что я почти чужой сам себе”131. Возможно, в свой последний год он мог оглянуться назад на свою работу и судить о ней более объективно, чем в пылу борьбы. Крестовые походы, которые он организовал для отвоевания Палестины, провалились; тот, который увенчается успехом после его смерть стала жестоким истреблением альбигойцев на юге Франции. Он завоевал восхищение современников, но не их любовь, как Григорий I или Лев IX. Некоторые церковники жаловались, что в нем слишком много от короля, слишком мало от священника; святая Лутгардис думала, что он может лишь с небольшим отрывом избежать ада;132 и сама Церковь, хотя и гордилась его гением и была благодарна за его труды, утаила от него канонизацию, которую она даровала меньшим и более щепетильным людям.
Но мы не должны отказывать ему в заслуге за то, что он поднял Церковь на ее величайшую высоту и приблизил к осуществлению ее мечты о нравственном мировом государстве. Он был самым способным государственным деятелем своего века. Он преследовал свои цели с дальновидностью, преданностью, гибким упорством и невероятной энергией. Когда он умер (1216), Церковь достигла такой высоты организации, великолепия, славы и могущества, которых она никогда раньше не знала и будет лишь изредка и ненадолго узнавать снова.
Гонорий III (1216-27) не занимает высокого места в жестоких анналах истории, потому что он был слишком мягок, чтобы энергично вести войну между империей и папством. Григорий IX (1227-41), хотя ему было восемьдесят, когда он стал папой, вел эту войну с почти фанатичным упорством; сражался с Фридрихом II так успешно, что отложил Возрождение на сто лет; и организовал инквизицию. И все же он тоже был человеком несомненной искренности и героической преданности, который защищал то, что казалось ему самым драгоценным достоянием человечества —его веру, рожденную Христом. Он не мог быть жестоким человеком, который, будучи кардиналом, защищал и мудро руководил, возможно, еретическим Франциском. Иннокентий IV (1243-54) уничтожил Фридриха II и санкционировал применение пыток инквизицией.133 Он был хорошим покровителем философии, помогал университетам и основал юридические школы. Александр IV (1254-61) был человеком миролюбивым, добрым, милосердным и справедливым, который “поразил мир своей свободой от деспотизма”;134 он осуждал боевые качества своих предшественников, 135 предпочел благочестие политике и“умер от разбитого сердца”, - сказал францисканский хронист, “учитывая, что он был очень добрым человеком". ежедневно ужасные и усиливающиеся раздоры между христианами”. 136 Климент IV (1265-8) вернулся к войне, организовал поражение Манфреда и разрушил династию Гогенштауфенов и имперскую Германию. Захват Константинополя греками угрожал положить конец согласию между греческой и Римской Церковью; но Григорий X (1271-6) заслужил благодарность Михаила Палеолога, поддержав стремление Карла Анжуйского завоевать Византию, восстановленный греческий император подчинил Восточную Церковь Риму; и папство снова стало верховным.
VIII. ФИНАНСЫ ЦЕРКВИ
Церковь, которая на самом деле была европейской сверхдержавой, занималась богослужением, моралью, образованием, браками, войнами, крестовыми походами, смертями и волеизъявлениями населения половины континента, активно участвовала в управлении светскими делами и строила самые дорогие сооружения в средневековой истории, могла поддерживать свои функции только за счет использования сотен источников дохода.